Страница 2 из 30
Ловцы появились в деревне еще затемно. Они всегда приходили в это время: стоит селянам заприметить приближение отряда «белых плащей», как детей тут же уведут в лес – ищи их потом. Конечно, рыцари при желании могут найти и иголку в стоге сена, но ведь это всегда потеря времени. Может, махнут рукой и уедут несолоно хлебавши…
Небо еще было сплошь усыпано звездами, еще ни один петух не соизволил возвестить о приближении утра, а уже загрохотали копыта, высекая искры из добротной, иному городу на зависть, мостовой. Местный управитель воровал в меру, что было редкостью необычайной, а потому и на дороги выделяемых из казны денег хватало. Захлопали окна, сонные лица высунулись наружу, дабы узнать, кого нелегкая принесла в столь ранний час. Где-то затеплились лучины и свечи, в домах побогаче – и масляные лампы. Толку от них было чуть, мрак за окном разогнать крохотными огоньками невозможно – но ведь когда в доме светло, и страх вроде как отступает.
Да и настоящего страха в этих краях давно уже не видели.
И все же люди разглядели во тьме, кто нарушил последний час их утреннего покоя. Где-то затравленно вскрикнула женщина – и тут же зашептала, поднимая детей. Те, что мчались за окном, не слышали этого шепота – но знали о нем. Это был не первый их рейд и далеко не последний. А потому еще на околице отряд разделился: пятеро рыцарей осадили коней на холмах, окружавших деревню, прошептали нужные слова – и тьма перед их глазами расступилась, сменившись зеленоватым маревом. В этом колдовском мареве невозможно толком разглядеть деревья, кусты или камни, зато прекрасно видно все живое – даже мышь, выбравшаяся из своей норки, была бы видна ясно и отчетливо, словно раскаленный уголек среди груды давно остывшей золы. Никто не сможет покинуть деревню незамеченным…
Остальные рыцари, сопровождавшие кареты – одну, роскошно отделанную, принадлежащую весьма влиятельной персоне, и две другие, попроще, – направились к центру деревни, где, как обычно, располагались дом управляющего, маленькая церквушка, обиталища наиболее уважаемых селян и гостиница. Но всадников – и, разумеется, тех, что ехали сейчас в каретах, защищенных заклинаниями и от дневной жары, и от ночной прохлады, и от дорожной пыли, – интересовала отнюдь не гостиница. И, конечно, не церковь – хотя все рыцари, проезжая мимо устремившегося к ночному небу шпиля, украшенного традиционным солнечным кругом, сделали положенный жест очищения и преданности Эмиалу.
Скакавший впереди кавалькады воин осадил огромного коня и тут же, не дожидаясь, пока животное успокоится, спрыгнул на землю, глухо звякнув тяжелой кольчугой. В иное время и в ином месте латы рыцарей Света были бы обязательным атрибутом для этой миссии, но укрывать себя полными доспехами ради визита в небольшое село, пусть оно и всего в пяти часах езды от Торнгарта, было бы явным излишеством.
Рыцарь легко взбежал по ступенькам и трижды дернул массивное медное кольцо. Выждав ровно пять вдохов – явно недостаточно для того, чтобы хозяин дома поднялся с постели и подошел к двери, – рыцарь снова ударил в резные доски – на этот раз закованной в латный сапог ногой. Брызнули щепки, по одной из досок пробежала трещина…
– Иду, иду… – послышался из-за двери старческий голос. Спустя несколько мгновений в открывшемся дверном проеме появился сгорбленный силуэт. Морщинистая высохшая рука держала масляную лампу, подслеповатые глаза обежали фигуру рыцаря, на мгновение задержались на длинном мече. – Чего изволит ваша светлость в столь ранний час?
– Ты управляющий? – Рыцарь снял шлем, привычно бросив его на согнутый локоть левой руки, правая ладонь в стальной перчатке легла на рукоять кинжала. Не с угрозой – обычная поза воина.
– Нет, ваша светлость. – Старик поклонился, но видно было, что возраст уже давно не позволял ему проявлять раболепие должным образом. – Господин управляющий почивать изволит. Прикажете разбудить?
– Живо! – коротко бросил светоносец, тут же забыв о существовании слуги и поворачиваясь к нему спиной.
Грохоча железными сапогами по камням, он подошел к первой карете – той, что была богаче отделана, – и распахнул дверцу. Из полумрака появилась тонкая женская кисть… Пальцы, унизанные перстнями, каждый из которых стоил целое состояние – куда больше, чем совокупная цена самоцвета и оправы, – чуть коснулись латной перчатки.
Женщина, ступившая на мостовую, была красива той редкой красотой, что никогда не заставляет сердца замирать в сладком трепете. Точеные черты лица, огромные серые глаза, обрамленные невероятно длинными густыми ресницами, изумительная фигура, роскошные волосы, перехваченные узким золотым ободком, в центре которого светился магическим светом огромный, с перепелиное яйцо, рубин (знак Вершительницы, высшего ранга в иерархии Ордена), – все это было совершенно. Как и покрой ее платья, как и макияж, ни в малейшей степени не размывшийся за пять часов езды… Но вся эта утонченность и изысканность не радовала глаз – от красавицы веяло холодом и немного угрозой.
На вид ей было лет двадцать пять – тридцать, хотя возраст волшебницы, имеющей право на золотой обруч, всегда определить сложно. А уж та, кому дано носить в обруче горящий камень, и в сто лет может выглядеть молодо, если сочтет нужным. Правда, самоцвет в юности не получала еще ни одна из Волшебниц Света… а значит, эта красавица была много, много старше, чем казалось на первый взгляд.
Из второй кареты вышли три девушки – столь же молодые, столь же надменные. Впрочем, их надменность проистекала не от достигнутого ими статуса, а от желания во всем походить на свою наставницу. Девушки – или, вернее, молодые женщины – еще не получили своего права на обруч с камнем, поэтому их волосы украшали только узенькие диадемы с обычными, лишенными внутреннего света кристаллами. И дорожные платья, пусть и казавшиеся большинству сельских жителей верхом изящества и роскоши, были куда проще, чем у Попечительницы, почтившей это небольшое село своим прибытием.
И в самом деле селу была оказана немалая честь. Только вот кое-кто из местных жителей отдал бы не один год жизни, лишь бы только не видеть эту золотоволосую женщину. Желательно – вместе с ее эскортом. Никогда.