Черновик

– Встань, – холодно сказала она.

Эва без слов поднялась.

Даша протянула ремень:

– Надевай, – а затем смотрела, как через силу девчонка берет в руки вещь, причинившую ей немало боли, как под давлением Дашиного взгляда надевает на пояс, застегивает, прикрывает толстовкой.

– Хорошо, – заключила Даша, едва ее распоряжение было выполнено. – Теперь идем.

– Мы заехали в несколько разных «точек», – тяжело даже в мягкое солнцем утро рассказывала Эва, – в одно место еще, про которое я сказать тебе не могу…

Голос Эвы по мере рассказа становился все глуше и будто размазаннее, а Карина жадно слушала, хотя слабо себе представляла, что такое сестра могла увидеть на вписках, что повергло ее в непонятной окраски уныние.

А Эва видела проституток – своих одногодок, сидящих на наркоте или на долгах, видела такое, чего нельзя бы ей видеть в свои тринадцать с половиной.

– Затем мы заехали… еще в одно место, и там был Савин. Дашка чуть отстала, кивнула идти вперед, и он, видимо, думал, что я одна.

Эва пожала плечами:

– Не знаю, может быть, она специально так сделала, чтобы он повод дал. Хотя… вчера я, конечно, об этом не думала. Я испугалась, что она ошиблась и с нами обеими сейчас что-нибудь…

Речь Эвы стала совсем непонятной Карине, кроме только того, что Даша избила Савина.

– Я постоянно боялась, что меня вырвет, – тяжело, тихо закончила Эва. – Меня мутило, и единственное, чего я хотела, это скорее уйти или хотя бы выйти на улицу. Я пообещала ей там, что приму все условия, правила, все, что скажет, только пусть выведет меня и никогда не касается…

– А другие вокруг? – не поняла рассказ сестры Карина. Эва нетерпеливо отмахнулась:

– Они молчали. Им это, наверное, нормально. …Я останусь дома, – твердо и будто сама себе сказала Эва напоследок. – До восемнадцати лет буду делать все, что она говорит, а потом соберусь и уеду. Я так решила.

Выслушав сестру, Карина не знала, что ответить. Сердце ее колотилось – и забилось еще быстрее, когда она услышала шум в прихожей, который мог означать только одно: Даша приехала за ними. В душе мир мгновенно взорвался в новый хаос.

***

Спустя две минуты старшая действительно появилась на пороге девчачьей спальни, остановилась, постучала костяшками пальцев в косяк открытой двери.

– Мне можно? – спросила она спокойно, ничуть не играя. Выглядела она усталой, будто сейчас не утро, а восьмой час вечера трудного понедельника.

Карина села на своей кровати и ответила за обеих:

– Конечно.

Даша вошла, огляделась и села на кровать Карины: больше, в общем, некуда. Как и все пространство в этой квартире, комната девочек тоже была заставлена хламом непонятного назначения, добром, копящимся веками и переходящим из поколения в поколение с напутствием: «Не выбрасывать же!»

С появлением Даши Эва тоже приняла вертикальное положение. На поясе у нее красовался ремень, надетый поверх футболки.

– Как ты? – негромко спросила Даша среднюю, глядя на нее спокойно и прямо. Карина исподтишка с затаенным страхом глядела на обеих.

Эва пожала плечами и ответила:

– Норм.

Даша еще какое-то время держала на ней взгляд, а затем кивнула:

– Хорошо. – Она вообще сегодня была непривычно медлительна и неестественно спокойна, будто спала и разговаривала во сне. – Вы ели? – так же скорее автоматически спросила Даша. Она заметила Карину, только когда та отрицательно покачала головой. Посмотрела на нее – усталая улыбка тронула уголки губ и глаз. – Тогда перекусим, что там есть, а потом вы соберете самое необходимое, и я отвезу вас на квартиру…

Эва тем временем распустила и встряхнула волосы. Оказывается, они у нее очень длинные и густые, рассыпались по плечам красно-рыжим платком. Она помотала головой, давая косам свободу, обняла согнутые в коленях ноги и уперлась лбом в коленки, стала водопадом горящих медных волн.

– А ты знаешь, что ты единственная из нас похожа на мать? – негромко прозвучал голос Даши. – Эвелина.

Эва подняла глаза. Что-то очень странное было сегодня в этой сестре, но она не обманет бдительность Эвы: «И я не сдалась, я просто временно приняла правила ее игры!»

– До вас у матери был еще один ребенок, – сообщила Даша, как сказала бы о погоде или вчерашнем дожде. – Мальчик. Саша. Умер, не прожив года.

Она помолчала.

– Я не знаю от чего и видела его только на похоронах, да и то лишь потому, что сама в то время загремела в больницу и меня выписали чуть раньше, а так бы не знала даже о его существовании.

– Ты так долго была в больнице? – подумав, удивилась Карина.

Даша чему-то усмехнулась и отрицательно покачала головой.

– Нет. Я просто жила не с ними…

– Я помню мать, – сказала Эва. – Очень смутно в детстве, но потом я ее еще несколько раз видела, и у нее всегда были только черные волосы, даже темнее, чем у вас с Кариной.

– Краска, – ответила Даша. – Она считала себя виноватой в смерти сына. С тех пор не стрижется и красит волосы в черный цвет. Такой своеобразный траур. Кстати, а у бабушки разве нет ее детских фото?

– Она сказала, что все сожгла. Она жива? – ответила и спросила Эва.

– Да, – помолчав, ответила Даша. Между ними возник зрительный контакт. За время знакомства они впервые смотрели друг другу в глаза не как противники. – Последние пять лет она живет в затворничестве в монастыре. Это такая система, при которой ни с кем нельзя разговаривать, и еще там куча ограничений, – предвосхитила Даша следующий Эвин вопрос. – Отца нет больше.

На несколько минут в комнате повисла тишина.

– А ты уверена, что больше у них не было детей? – медленно, словно выписывая из головы каждое слово, спросила Эва.

Даша утвердительно кивнула.

– Да, совершенно точно. Помня о том мальчике, я позже сама ее спрашивала там, где она не могла соврать. Кроме нас, его и еще одного выкидыша, детей у нее больше не было. За отца не поручусь, но и знать не хочу, если где-то кто-то.

– Бабушка сказала, что он зек и что они занимались чем-то незаконным. Это так? – прямо спросила Эва.

Даша тонко улыбнулась.

– Ты уверена, что хочешь знать ответ? – с теми самыми ласковыми нотками "опасно" спросила она, буквально кожей чувствуя, как напряглась рядом Карина.