Небесам виднее

— А как же, — с гордостью ответил он.

Я обняла его за плечи, и мы пошли назад. Ещё есть дело. Всё что оставляем, мы решили спрятать в тайник. Есть такой, только он не в доме, а у ограды. Снимается дёрн, там обработанная яма с крышкой. Вот туда мы всё и сложим.

Не хочу ничего оставлять мародером. Как будто это моё, нажитое. Я думаю, не зря Хелена с мужем жили отдельно, а не в деревне. Почему, мы уже не узнаем. Мы потихоньку всё опустили в яму и закрыли. Этот тайник, не найдешь, если не знать. Кто знает, как всё обернется, может, кто из детей захочет сюда вернуться. Если будет куда.

А вечером я опять пела песню колыбельную.

Легкий ветер присмирел, Вечер бледный догорел, С неба звездные огни Говорят тебе: «Усни!» Не страшись перед судьбой, Я, как няня, здесь с тобой, Я, как няня, здесь пою: «Баю-баюшки-баю».

Тот, кто знает скорби гнет, Темной ночью отдохнет. Все, что дышит на земле, Сладко спит в полночной мгле. Дремлют птички и цветы; Отдохни, усни и ты, Я всю ночь здесь пропою: «Баю-баюшки-баю».

«Колыбельная» (К. Бальмонт)

Будет у нас вот такой ритуал на ночь. Я раньше часто пела своим детям, вот эти тоже ждут, как благословения на ночь.

13

Утром я посмотрела на повозку, и у меня возникла мысль. Ехать нам пять дней, сейчас поздняя весна. Солнце светит вовсю. Сидеть будет жарко. Надо навес. Мы с Киреем, нашли шесть палок, привязали их по бокам, и я натянула полотно, на них. Закрепили по бокам. Получилось, как в кибитке. Выдержит ли? Но жарится под солнцем тоже не дело. Тепловой удар можно схлопотать. С навесом провозились долго, и отъезд отложили, на другой день.

Утром встали рано, накормила детей. Запрягли лошадь. И стали грузить козу на приступок.

— Ну, милая. Нам надо уезжать. Ты же не хочешь остаться, — уговаривала я её и подводила к повозке.

— Беее, — отвечала она, мотая головой.

— Вот, видишь, мы тебе место приготовили. А то дорога длинная, ходом, тебе трудно будет, — продолжала я.

— Беее, — мне в ответ, и коза опустила голову.

— А,здесь ты поедешь, как принцесса, поставим мешок с травой, — продолжала я, подталкивая её.

— Беее, — подняла голову она.

Мы подставили к повозке скамейку, чтобы её сначала поставить на неё, а затем на приступок. Но коза удивила нас. Она запрыгнула сразу на приступок. И посмотрела на меня, мол, где трава.

— У тебя в роду не было горных козлов? — с шуткой спросила я.

— Беее, — в ответ.

— Ну, вот и поговорили, — уже со смехом сказала я.

Дети смеялись и помогали её устраивать. А коза тихо и мирно стояла на своем месте. Мы ей поставили мешок с травой, и она стала её щипать, как будто она это делала всегда. Я с облегчением вздохнула. Оставила детей укладывать корзины с едой, а сама пошла в дом. Тянуло меня туда. Сначала не поняла, а потом вспомнила про домового. Его- то тоже надо позвать.

— Дедушка домовой, — обратилась я. — Мы уезжаем отсюда. Так сложилось. Не хотелось бы тебя оставлять здесь. Может, с нами поедешь? Правда, не знаю, где мы будем жить. Если у сестры, то там тоже может быть домовой. Я не знаю, поладишь ли ты с ним. Решать тебе.

И тут на столе появился маленький старичок. Одетый в рубашку, брюки, жилетка, онучи. Волосы рыжие в разные стороны и борода.

— Хороший, ты человек. Детей не бросила. За добро ратуешь. Я с тобой поеду, и помогать буду. Ты сейчас в корзину положи остывшие угольки, положи хлеба и сладенькую конфетку, которую сделала. Не забывай кормить в пути. И слова скажи.

Я так и сделала. Собрала корзину и произнесла слова.

— Домовой, домовой, пойдем со мной. Забираю тебя. Будешь на новом месте, хозяином.

Взяла корзину, накрыла её белой тканью, перевязала, аккуратно поставила в повозку, рядом со своим рюкзачком. Все это накрыла мешком, что б никто не видел, наказала детям там ничего не трогать. Кирей сел на облучок, и мы выехали. Закрыли дверцу, прижали ее палкой, жаль, замков нет. Огляделась, и так всё это стало жалко. Дети хлюпали носами. Кирей насупился и опустил голову.

— Что б покорежило всех, кто захочет войти в этот дом или причинить ему вред, — опять в сердцах произнесла я.

Я усадила всех детей. Сама села с Киреем, и мы тронулись в путь. Ехать нам до Гойя. И уезжала я отсюда Еленой Охотниковой, двадцати трёх лёт. Так как Хелена была женой охотника, вот оттуда и фамилия такая.

Дорога пролегала мимо деревни. Вот и славно, не хотелось видеть удивлённые, а может и злобные взгляды. Дети сидели и хлюпали носами. Кирей уверенно держался за поводья, но тоже был угрюм и насуплен. А я рассматривала природу. Дорога была накатана. Видно, частенько тут проезжают повозки.

Я решила взбодрить детей и запела детскую песенку.

Вместе весело шагать по просторам, По просторам, по просторам И, конечно, припевать лучше хором, Лучше хором, лучше хором. Спой-ка с нами, перепёлка, перепёлочка, Раз иголка, два иголка — будет ёлочка. Раз дощечка, два дощечка — будет лесенка, Раз словечко, два словечко — будет песенка. Владимир Шаинский. Песня.

Пока пела песню, посматривала на детей. Они с интересом смотрели на меня, и к концу песни уже улыбались и успокоились. А я стала рассматривать поле. Оно было необъятное. Разнотравье казалось морем, которое разлилось и колыхалось волнами, набегая друг на друга. Нежные цветы радовали взгляд своими неповторимыми формами и запахами. Ветерок пробегал по их верхушкам и ласково прикасался к ним, как будто боялся растрепать их прически. И все это было залито яркими лучами солнца, создавая калейдоскоп неповторимых картин волшебства.

Вскоре мы остановились отдохнуть и подкрепиться. А потом я показала им игру, догонялки. И мы с увлечением в нее поиграли. Хоть размялись немного. Козу тоже выгуляли. Она с радостью тоже побегала, вот не думала, что она на это способна. А затем мы поехали дальше. Мы с Кирием сидели впереди, а дети уснули в повозке. Вскоре они проснулись. И как то занять их, я решила их научить считать.

— Кто скажет, сколько пальцев на одной руке? — спросила я и подняла руку.

Все молчали.

— А, как они называются, знаете?

— Да, — услышала радостные голоса.

— Начнем с большого. Раз, два, три, четыре, пять, — и я загибала пальцы. Дети уткнулись в руки и повторяли шепотом.

— Так сколько у вас пальчиков на одной руке?

— Пять, — прокричали все хором.

— Молодцы.

— Вот, так мы с вами будем учиться считать.

— А,зачем считать? — спросил Ераст.

— Ну, предположим, мы скоро приедем и зайдем в подворье(постоялый двор для приезжих), чтобы купить себе еды. И нам говорят, что каша стоит три медяшки. А сколько это? А Кирей берет медяшки и считает. Раз, два, три. И отдает их, а получает кашу. А если он не умеет считать, продавец мог бы воспользоваться незнанием и взять больше, чем три медяшки.

Вот так мы ехали и учились считать. По дороге набрали камешков и тренировались.

14

К вечеру мы добрались до Гойя. Мы доехали до постоялого двора. Оставила детей в повозке. Мы с Киреем, зашли в дом — трактир. В нем было шумно и грязно. Подошла к стойке.

— Мир вашему дому. Милейший, не подскажешь, где найти обоз на Шеполь? — спросила я хозяина.

— И вашему. Вот за тем столом старшой, Анисим кличут.

Мы подошли к столу. За столом сидело четыре человека. Все бородатые, волосы не чесаны, в грязной одежде. Один, правда, был по чище. Волосы черные с сединой, борода подстрижена, рубашка синего цвета и жилетка черная.

— Мир вашему дому. Мне нужен Анисим, — поздоровалась я.

— Ну, я, — ответил мужчина, который почище всех.

— Нам нужно в Шеполь. Возьмете, мы на повозке.

Он обернулся, посмотрел на меня и Кирея.

— Сколько вас?

— Я и четверо детей.

— А муж, где?

— Помер.

— Значит вдова.

Так и хотелось съязвить”, так точно”.

— Четыре серебрушки, — ответил он мне, все еще глядя на меня.