Страница 5 из 33
– Вы, вообще, нормальны, Порываев? Пургу несете…
– Верно. То есть, я-то нормален. Андрей Гераклидович Порываев. На известность не претендую. Я даже не обиделся, что моя фамилия для вас – пустой звук. Поясню. Мы из простых смертных – деда репрессировали, отец на войне погиб, я сам после школы прямиком пошел на комбинат – все дорожки в Кортубине ведут на КМК. Работал, поступил на заочное отделение в политех – учили нас по книжкам вашего прадедушки Иннокентия Павловича Елгокова. Десятилетия отработал в листопрокатном цехе – катали слябы в листы. Немного не угадал до пенсии – по профзаболеванию ушел с производства, устроился в музее при комбинате, здесь многое изучил, переосмыслил обстоятельства нашей общей жизни и личную историю, даже написал книжку «Огненное мужество» про создание комбината – про него, родимого…
– Извините, не читал.
У меня в активе не единственная книжка. Печатался регулярно в многотиражке «Трудовая вахта», но для вас, нынешних деятелей, это мелко. Что ж, назову дела покрупнее. Сотрудники нашего музея выступили единым авторским коллективом при создании обширного труда «Цена жизни и стали», в котором обобщили массу фактов, свидетельств очевидцев, архивных документов, в том числе и закрытых – например, по местной ИТК и системе лагпунктов. Мы постарались отразить реальные условия строительства комбината, колоссальные трудности и жертвы. Наша старейшая газета «Родные просторы» из номера в номер печатала полные главы из «Цены жизни». На этой основе ваш покорный слуга составил материал с тем же заголовком, который Виталий Коротич поместил в своем «Огоньке». Потому звание дилетанта я отвергаю – и не рабкор какой-нибудь. Оказался среди авторов первого в Кортубине демократического издания «Свободно мыслить!» – опять-таки с публикациями исторической тематики. Это мое направление. Я не просто с улицы к вам зашел, Елгоков.
– Странно. Выходит, вы раньше Ельцина оппонировали советской власти…
– По мере своих скромных сил и возможностей. Нет, я не превозношу себя. В эпоху тоталитаризма открыто не выступал, хотя уже составил личное мнение о тогдашней действительности. Нас было много, кто молчал и не одобрял. Осознание недопустимости молчания пришло ко мне, когда Союз агонизировал. Я стал плотно сотрудничать с демократической прессой. Я и мои друзья поддержали уральского земляка Ельцина, мы организовали митинг в Кортубине против путча ГКЧП, готовы были ехать в Москву, грудью защищать Белый дом… Затем работал в Городском Совете, был среди участников Дискуссионного клуба, организованного редакцией «Свободно мыслить!». И еще много чего. Для вас это прошлое, а для меня – моя жизнь. Смею надеяться, небесполезная.
– Получается, я удостоился чести беседовать с настоящим диссидентом. Разве на Урале были диссиденты? Я не знаю, но чувствую диссонанс – сочетание несочетаемого. Уральский мужик – да, работяга – тоже вполне, уральский медведь… Однако же листопрокатный цех – ну, ведь не доменный и не огнеупорный… Хотя зажигали по вашим же словам…
– Потому что я не диссидент! Я всю жизнь честно пахал! И хватит злоязычничать!
– Не буду, не буду. Я давно предлагаю вам перейти к сути вопроса.
– Без вас знаю!
– Итак, вы за демократию листы катали и книжки сочиняли – в порядке очередности, конечно. Наша партия – Правый Блок – тоже за демократию. Давайте дружить, Порываев.
– Ни за что! Никогда! Не надейтесь даже. Ваш Блок возник недавно – выскочил как прыщ на ровном месте…
– Некрасивое сравнение. Не прыщ. Тогда уж как пузырек – в неисчислимом хаотичном множестве таких же пузырьков мы всколыхнули, смешали ровное течение вашего коммунистического потока, нарушили прежнее русло. Общество обновилось кардинально, а вы все листы катаете – пусть даже в мыслях. Важно, кто ты есть сейчас, и чего добиваешься, а у кого дедушка Духовную семинарию кончал… Кстати, Елгоковы – из потомственных дворян. Я предками горжусь, как и вы.
– Погодите гордиться. Вся ваша политическая болтология – вашего Правого Блока – безответственна, лжива насквозь, бесстыдна. Собрались молодчики с хорошим аппетитом, когда со стола уже все растащили – фабрики, заводы, шахты, пароходы – у всех хозяева нашлись, вот вы зубами и защелкали. Куда податься? где дверь еще не захлопнута, чтобы в щелку пролезть? Заделались политиками, начиная с главного вашего Чигирова. Познакомился я с его биографией – между прочим, после диплома мехфака КГУ ему тоже была прямая дорожка на комбинат – опять же, в доменный цех или, наконец, в листопрокатный. Нашлось бы, куда силы приложить. Не захотел кожилиться, занялся коммерцией. Помним, как чугун, заготовку, лист с предприятия вагонами продавали – масса левых контор тогда кормилась, соки сосала. Но Чигиров еще зеленым считался, когда комбинат делили – крупные хищники себе все загребли, а мелкотню прихлопнули. Ваш Чигиров в чиновники подался – в областном правительстве, в каком-то подотделе специалистом низшей категории – штаны за столом протирать да чай на заседаниях подносить. Но опять уперся лбом в глухую стенку. У Чигирова не как у вас родня – Сатаровы, Тубаевы, Пивых. Снова в свободное плавание рискнул, но с другой целью – слепил и под себя поставил сразу несколько организаций – Союз бюджетников, Независимый профсоюз трудящихся Кортубина. Блестящий план, верх цинизма! Этот профсоюз забастовку на комбинате спровоцировал, а после рабочих сдал хозяевам с потрохами – да, да, надо не их краснобайству внимать, а на результаты смотреть. Стремительно перекрасился! – вчера еще за социальные права и гарантии, за солидарность трудящихся, а сегодня либерал, сторонник частной инициативы, рыночник, реформатор, жулик, едр… Теперь, значит, ваша молодая красивая компания на выборах электорату мозги морочит. Берете пример со старших товарищей – с СПС, конечно. Даже название похожее – Правый Блок.
– Ну, ну, Порываев, только не возгордитесь. Аналитика у вас хромает. Всюду заговоры и подлости мерещатся. Страна в опасности, так что ли? Уже некого спасать и нечего опасаться. То, что было раньше, повержено, а новое только создается. Новые люди станут создавать – молодежь, которой вы не доверяете. Вы уже попробовали и проиграли. Теперь мы.
– Вы! Жулики, вертопрахи, ветрозвоны! Цену прошлому не знаете, своего не создали, в общий воз не впряглись!
– Впрягаемся!
– Словесами! Шутовством! Демагогией! Язык у вас хорошо подвешен – ботало! Все очернить, обсмеять, задвинуть подальше! Листопрокатный цех ему не нравится! и даже доменный! В музей комбината сходи! Или почитай «Цену жизни и стали» – там и про твоих предков написано. После войны запускали первую домну, твой прадед Иннокентий Елгоков на больных ногах ходить не мог, но пришел, на скамье сидел. Когда на вершину печи красный флаг поднимали, все пели Интернационал, сердце обмирало. Твой прадед пел и плакал! А теперь получается, что проиграли! Попробовали и проиграли! Столько жизней положили – это мы лишь пробовали. Наплевать и забыть! Попробуем заново – теперь уже по-капиталистически! У нас же бессчетное количество попыток… Да, а вы что попробовали, детки? Наследством своих отцов и дедов торговать?
– Я ничем не торгую!
– Зато Чигиров торгует. Сколачивает политический капитал. И все вы в одной упряжке. И ты не лучше прочих!
– Кто вам дал право мне тыкать?! Я вас вижу в первый раз – надеюсь, что в последний. Уходите! Мне кажется – еще немного, и мы подеремся. Но вы же старый человек. Как не стыдно?!
– Не стыдно. Мне не стыдно. Поглядим, каково вам будет… Ладно, я извиняюсь за несдержанность. И за тыканье. Погорячился.
– Вы еще не закончили, Порываев?
Еще самую малость. Потерпите, Максим Маратович. Такой у вас день выдался. 7 мая. Не все же любоваться царской коронацией и представлять себя на месте тех счастливчиков. Новая элита, а лица все старые. Как у нас в Кортубине. Ну, Пров Сатаров еще настоящим красным директором был. Убежденным. А сынок его Генрих уже хозяин, капиталист.
– Чем-чем любоваться?!
– По телевизору. Вы смотрели, когда я входил. Впечатляет. Больше, чем красное знамя над домной? Интересно, что бы сказал Иннокентий Павлович?.. Да не расстраивайтесь – вы в самом начале пути. Чигирова пока в Кремль не пригласили, хотя чем черт не шутит… Но ведь может быть и так, что никогда не пригласят? А, Максим Маратович? Что если вашим честолюбивым планам не суждено сбыться? Вот трагедия–то!