Страница 13 из 33
– У вас дикая ирония, Порываев.
– Не учи ученого… Решову предъявили по полной мере. Составление протоколов о расстрелах задним числом, когда уже Москва приказала прекратить расстреливать. Ах, какие они там чистенькие! «Извращение революционной законности» – это Решов извращал, негодник! Осужден к расстрелу как член заговорщицкой организации и активный участник массовых репрессий (вопреки правительственному распоряжению продолжал исполнять приговоры в отношении лиц, ранее осужденных тройками к ВМН). Ну, и до кучи всякого – халатность, непринятие мер против издевательств над заключенными, отсутствие надзора за своими людьми, что привело к систематическому употреблению спиртных напитков сотрудниками во время проведения операций и бегству нескольких граждан из мест, где производились расстрелы. Самые несерьезные статьи – дискредитация облика коммуниста, выразившаяся в высокомерии, грубом отношении к товарищам, буржуазных привычках в быту. Просмотрел у себя под носом вредительскую деятельность руководства строительства комбината.
Попробуйте представить вашего деда – еще относительно молодого человека – ему было около сорока. Как вам сейчас, Максим Маратович? Сильный, мужественный, привыкший к тому, что все лагерное население в его власти – да что там, вся стройка! Парткомы и госучреждения тогда как осиновый лист дрожали перед органами. Решов был здесь царь и бог – ну, это политически неверно, хотя суть дела отражает. И вот его, Гранита Решова, арестовали, бросили в камеру, растоптали, заставили оправдываться и даже били – а все зря, естественно. Кругом виноват и должен ответить. Вопросов много – ответ один. Ба-бах!! Расстреляли вашего дедушку. Здесь, в Кортубине. Никуда не увозили для разбирательств – наверное, в глазах чекистского начальства интереса не вызывал. Ординарная фигура, местный царек, я уже говорил – использованный материал – на свалку… С личным делом Решова мне ознакомиться не удалось. У вас, как у родственника, больше шансов. На само дело губу не раскатывайте, но копии автобиографии, послужного списка, приговора, расстрельного акта возможно получить – я же вам кое-что цитировал. Протоколы допросов – ой-ой-ой! какой жирный кусок – не надейтесь… Станете ли вы этим заниматься? ворохнется ли у вас что-нибудь в душе? Сомнительно. Ненужная головная боль. Вы ведь великолепно прожили, не ведая ничего… Даже могилку навестить не удастся. Место захоронения Решова неизвестно – скорее всего, могилы не было, не удостоился майор госбезопасности даже номерной бирки… Что-то вы побледнели, Максим Маратович? какая вам разница? Водички подать?
– Нет, спасибо… А бабушка Марьяна?
– Бедняжка. Сначала арестовали мужа, вскоре пришли за ней. У меня перед глазами сцена ареста. Обезумевшей от тревоги и неизвестности женщине надо было пережить все процедуры. Тщательный обыск в жилище Решова, конфискация имущества – как все было? Незваные гости хозяйничают в твоем доме, топают сапогами по комнатам, пачкают ковры, ищут оружие, патроны, взрывчатку, контрреволюционную литературу, валюту, золото, личные документы. Заворачивают покрывала и шарят грязными руками по белоснежному постельному белью, открывают шкафы и вываливают целый ворох – платья, пальто, меха, шляпки – все то, что еще недавно доставляло искреннее удовольствие. С наглым видом – дескать, вам уже не понадобится! – выгребают содержимое шкатулок, присваивают дорогие безделушки, которые Решов дарил жене. А Марьяна при обыске не смела вымолвить слова…
С 37 года у нас заключали в лагеря жен осужденных. Несовершеннолетних детей брали на государственное обеспечение – помещали в детские дома и интернаты – конечно, вне крупных городов. То есть, жены врагов народа сами становились врагами. В нашем случае действовала бы стандартная формулировка: Решова М.И. достаточно изобличена в том, что, являясь женой разоблаченного врага народа Решова Г.Е., знала о контрреволюционной деятельности мужа, поэтому после ареста будет содержаться в тюрьме НКВД. Таких жен предписывалось арестовывать, кроме беременных, старых и тяжело больных, и тех, кто сам донес на своего мужа – встречались и такие. Марьяна любила мужа – она его не предала… Что ее ждало? Автоматический арест жен тех, кто приговорен к расстрелу, заключение в тюрьмы и лагеря. Не спрятаться и на пощаду не надеяться. Жестокую лагерную действительность она наблюдала воочию. Едва ли Марьяна согласилась бы так жить… Когда ее арестовывали, она еще не знала, что беременна…
– Что?! Что?!
– В тюрьме Марьяна родила сына – вашего отца. Сама умерла при родах. Ей тогда было двадцать два (или чуть больше) года. Подлинная трагедия… Неизвестно, сообщили ли ей о расстреле мужа – если весть дошла, то оказалась последней каплей…
– Вы, вы… У вас хватает чувства, чтобы мне это передавать? Все внутри обмирает… Это же моя мать! Или вы испытываете своеобразное наслаждение, мстите за деда? Чудовищно, Порываев!
– Осталось немного. Вы выдержите, Максим Маратович. Да, собственно, дальнейшее вам известно. Сын Марьяны не попал в детский дом и не вырос сиротой – удача! – его взяли дед с бабкой, а после о племяннике заботилась тетя Юлия. И над страшной тайной вашего семейства перевернулась страница. Дальше пошла обыкновенная жизнь, словно не случилось ничего.
– Да, понятно… Но при чем же… Я и подумать не мог… Это, это… Но ведь мне не рассказывали – ни Юлия, ни отец. Я, конечно, знал, что мама умерла, а Юлия мне приходится теткой… Что теперь будет?
– Что будет? Вот вопрос, Максим Маратович. Вэт из вэ квесчен.
– That is the question, если позволите…
– Спасибо. Я по-английски ни бельмеса… Как прикажете мне действовать? Я не хочу, чтобы оправдалось ваше обвинение, будто я добиваюсь мести. Мы не герои шекспировской драмы. Хотя ручаюсь, сам Шекспир обомлел бы над этой историей.
– Вы намерены обнародовать?
– Рано или поздно все становится явным. Для вас даже слишком поздно.
– Все потому, что я избираюсь в депутаты по округу? Вам претит моя политическая принадлежность? Вы ненавидите Правый Блок? Предпримете все для нашего провала? Вас устроит даже безобразный скандал?
– А скандал непременно произойдет. Ваши партийные коллеги на публике любят потрясти грехами и даже преступлениями советского прошлого. Недавно лидер Правого Блока Леонид Чигиров дал обширное интервью областному телевидению. Я внимательно смотрел. Прям как вы сейчас президентскую инаугурацию… Но я смотрел не для того, чтобы себя президентом воображать, а чтобы понять, какое будущее ожидает Кортубин и нас всех. Ведь Чигиров хочет стать губернатором. Абсолютно серьезно. Что же ваш лидер наговорил с видом гуру экономической науки? Что Кортубин – типичный моногород, уродливый ребенок ускоренной индустриализации, когда волевым решением организовывали производство и рядом строили город, дабы привязать проживание работников к этому самому производству. Фактически советская крепостная система. Нигде в мире нет столько городов, созданных практически с нуля в непригодных для этого условиях. Предназначались для обслуживания заводов, шахт, месторождений. Эти города не развивались веками, не менялись под влиянием различных факторов – исторических, экономических, технологических, культурных. Моногорода – это навеки застывшие оплоты плановой экономики. По сути, теперь никому не нужны. Сегодняшние проблемы – безработица, отсутствие перспектив, отток населения, старение, нищета – это результат. Заслужили. Таково кратенькое содержание глубокомысленной речи господина Чигирова.
– Но он же не только об этом говорил.
– Угу. Соизволил коснуться способов решения наших проблем. Как во всем цивилизованном мире. Два пути. Первый – закрытие. То есть буквально – закрыли избушку на клюшку и разъехались, все позабыли, кто последний – выключит свет. Второй путь – санация – красиво как. Извините, Максим Маратович, этот термин у меня ассоциируется со стоматологией – с годами стали беспокоить зубы, недавно вынужден был обратиться, поволновался изрядно, а врач мне выдал – необходимо провести санацию полости рта…