Страница 14 из 55
Известие о том, что я на несколько дней отлучаюсь из семьи, Настю не обрадовало. Я честно сказал, что отправляюсь на задание, что буду в Москве, но где именно — категорически отказался говорить.
— Не переживай, так надо! Со мной всё будет в порядке!
— Смеёшься? — выдохнула Настя. — Как я не могу переживать, когда ты, раненый, снова за своими бандитами гоняться собрался.
— Там, где я буду, мне придётся совмещать сразу два дела: и лечиться, и урок ловить, — слегка приоткрыл завесу над «военной тайной» я.
Настя всхлипнула и стала собирать мне вещи.
Утром, перед тем как отправиться в больницу, я проинструктировал моих насчёт Варвары. Дамы у меня были не только самые лучшие, но и умные, быстро уловили суть.
Поцеловав законную супругу я сел на трамвай и поехал на Яузскую.
Поспать толком этой ночью мне не удалось (всё-таки медовый месяц), я откровенно зевал всю дорогу под отнюдь не мерное раскачивание вагона. Состояние путей в Москве начала двадцатых, мягко говоря, оставляло желть лучшего, и лучшее это наступит ещё не скоро.
Народу набилось как сельдей в бочку, ведь трамваи ходили в час по чайной ложке и потому не могли вместить в себя всех желающих. Дородная кондукторша с огромным трудом протискивалась между нестройными рядами пассажиров, то и дело ругаясь на тех, кто высовывался в окно или висел, вцепившись за поручни.
Если хорошенько посмотреть назад, можно было увидеть довольно распространённых ещё в моё время «зацеперов» — граждан, которые с риском для жизни, ехали на трамвае, вцепившись за буфера.
Я, конечно, понимаю, что экономика, особенно семейная, — должна быть экономной, но не до такой же степени. Совсем недавно довелось читать милицейский протокол о таком вот «каскадёре», что сорвался с буфера и, ударившись о трамвайный столб, разбился насмерть. К протоколу прилагалась и весьма неаппетитная фотография пострадавшего.
Когда вышел на остановке, чудом спас от верной гибели молодящуюся дамочку в дорогой шубке. Та споткнулась на возникшей возле рельс натоптанной наледи и не едва не оказалась на пути у встречного трамвая.
Вместо «спасибо» дамочка что-то презрительно пробормотала в мой адрес и побежала к задним дверям — передние предназначались только для выхода пассажиров.
— Не за что! — произнёс я вслед и потопал к видневшейся неподалёку больнице.
Выглядело здание «Медсантруда» роскошно и тянуло по меньшей мере на дворец: вход-портик с колоннами, стилизованными под древнегреческие (я насчитал шесть штук), лепнина, по бокам два флигеля. Ну а чугунная ограда с парадными воротами, украшенными фигурами львов, вообще заставила подумать, будто я не в первопрестольной, а где-то посреди Невского проспекта.
Картину дополняли санитарные повозки, многочисленные больные, их родственники, люди в белых, не всегда чистых халатах, какие-то рабочие, что с задумчивым видом разглядывали груду битых кирпичей.
Спасибо Трепалову, он заранее договорился о моей встрече с главрачом, иначе мне вряд ли бы удалось найти этого вечно занятого человека.
Само это лечебное заведение было ведомственным для наркомата внутренних дел, так что люди в форме тут попадались часто. Собственно, Губан тут и оказался потому что при нём нашли удостоверение сотрудника МУУР. Ну, а я по легенде должен был изобразить недовольного жизнью бойца ЧОН, которого поранили в пьяной драке. Поскольку я был не только и пострадавшим, но и зачинщиком, ждали меня далеко не самые приятные последствия.
При таком раскладе у меня появлялись некоторые шансы побыстрее стать своим для Губана. Чтобы побыстрее унести ноги из больнички, тому обязательно потребуется помощь. Со своими связаться не получится, значит, остаюсь я.
А дальше… Дальше всё было довольно туманным.
Чутьё у типов вроде Губана обостренно до предела, любые фальшивые нотки заставят его насторожиться, так что мне предстояло пустить в ход всё актёрское мастерство и опыт оперативной работы. Благо хоть урку не надо отыгрывать, Губан бы раскрыл меня на ра-два.
С этими далеко не самыми приятными мыслями я зашёл в палату, где лежал подраненный бандит, в сопровождении немолодой санитарочки, которую все звали Клавдией Макаровной.
Фотографию Губана мне показали перед операцией, потому мне не доставило большого труда опознать его в этом грузном мужчине лет тридцати с серым, нездорового цвета лицом. Судя по закрытым глазам и отсутствию всякого внимания к появлению нового человека, в сознание он так и не пришёл.
Ничего страшного, мне обещали, что скоро больной «оклемается».
В палате, кроме нас, лежало еще четверо, однако главрач сделал так, чтобы моя койка оказалась рядом с кроватью Губана.
Клавдия Макаровна помогла расстелить казённое постельное бельё и ушла.
Я кивнул, здороваясь с соседями.
Больничная пижама пахла не то хлоркой, не то карболкой — свои вещи пришлось отдать кастелянше, вдобавок была несколько не по размеру: при любом движении трещала чуть ли не по швам.
Медленно и аккуратно, будто сапёр, обезвреживающий мину, я прилёг на кровать. И тут же услышал дребезжание старых пружин. В тишине палаты они прозвучали на удивление громким.
— Простите, мужики! — повинился я и, накрывшись одеялом, лёг на бок и едва не вздрогнул от неожиданности.
На меня в упор смотрел пытливый и в какой-то степени вивисекторский взгляд очнувшегося Губана. Этим холодным взором серых глаз он словно препарировал меня как учёный лягушку.