Страница 14 из 15
Когда Марина была окончательно готова к походу в Клуб одиноких вдов и собиралась уже выйти из дома, Таня, провожавшая ее до дверей, звонко шлепнула себя по лбу и воскликнула:
– Какая я бестолковая! Это просто что-то с чем-то и сбоку пышный бантик!
– Спорить не буду, – заметила Марина. – Но позволь уточнить: это общий вывод или есть конкретный повод для такого признания?
Таня грустно вздохнула.
– Когда вас не было, звонили из епархии, – сказала девушка, качая головой с таким сокрушенным видом, что Марина невольно почувствовала тревогу. – Новый митрополит хочет встретиться с вами, Марина Львовна. Помните, мы говорили о нем утром? Вот уж точно в народе говорят: только помяни черта, а он тут как тут за твоей спиной.
Марина с облегчением выдохнула. Исходя из прелюдии, она уже ожидала какого-то неприятного известия – о смерти владыки Филарета, например. Эта мысль почему-то первой пришла ей в голову. Марина мысленно чертыхнулась. Вот глупая девчонка!
– И что митрополиту от меня надо? – почти равнодушно спросила она. Еще этим утром подобная новость сильно взволновала бы ее, но день оказался переполнен событиями, и у нее просто не осталось сил на бурные эмоции.
– Не сказали, – пожала плечами Таня. – Он ждет вас завтра в одиннадцать в епархии. Попросили не опаздывать. Таким противным женским голоском! Вы бы только слышали его.
Она сморщила личико и передразнила свою невидимую собеседницу, от разговора с которой у нее, по-видимому, осталось неприятное впечатление:
– Его высокопреосвященство сможет уделить беседе только полчаса. Просим сообщить заранее, если какие-то причины помешают Марине Львовне Туковой прийти вовремя.
У нее вышел елейный голосок с властными нотками. Марина подумала, что так мог говорить только человек, привыкший лицемерить и повелевать одновременно. Но это не было откровением, когда речь шла о служителях церкви. Ее удивило, что из епархии звонила женщина. Когда митрополитом был владыка Филарет, он звонил ей в случае нужды обычно сам, иногда просил что-то передать одного из своих помощников-иереев. Но это были исключительно мужчины. Времена меняются?
И, кстати, пришло Марине на ум, как это сочетается с обетом безбрачия, о котором она еще этим утром говорила Тане? Ведь женщина – это всегда соблазн. А искушение неизменно вызывает греховные мысли, которые не так уж редко приводят к греховным поступкам. Как говорил Исаия Отшельник, «немощные по слабости сердца своего легко соблазняются, потому что не видят грехов своих». Поэтому, вероятно, среди священнослужителей в православии нет женщин. Как говорится, от греха подальше… Но, видимо, новый митрополит рассуждает иначе. Он настолько уверен в себе или уже так погряз во грехе, что даже не замечает этого?
Марине стало любопытно. Она решила, что завтра непременно получит ответ на этот вопрос. Только ради этого она и пойдет на встречу, назначенную ей с ошеломляющей бесцеремонностью и, если вдуматься, то даже и наглостью.
– Что на это скажете, Марина Львовна? – спросила Таня, меняя тон.
– Как я могу отказать митрополиту, – с нарочитым смирением произнесла Марина. – А если он предаст меня анафеме и отлучит от церкви?
По лицу Тани она видела, что та уже представляет ее сгорающей на костре, подобно Жанне Д’Арк.
– И что ему от вас надо? – сокрушенно произнесла девушка. – Вот уж точно: не было печали, так черти накачали!
– Окстись, окаянная! – сильно окая на церковный манер, сказала Марина. – Где черти, а где митрополит? Гореть тебе в геенне огненной за такие слова.
Таня испуганно перекрестилась, по обыкновению, поняв ее слова буквально.
Осенив девушку крестным знамением, Марина вышла из дома. В душе она винила себя за то, что легкомысленно напугала Таню. Но иногда в нее словно вселялся шаловливый бесенок, и она не могла устоять. Соблазны бывают разные, не только плоти, но и духа. Она сильна плотью, но вот ее дух оставляет желать лучшего. Не укреплять же его, в самом деле, по примеру христианских мучеников, молитвами, постом и веригами…
Марина представила себе эту картину и содрогнулась. Ею овладели покаянные мысли. Всю дорогу до Клуба одиноких вдов она была тиха и задумчива. Но если бы ее спросили, о чем она думает, Марина не смогла бы ответить. «Ни о чем», – сказала бы она и не солгала. В ее голове роились туманные образы, так и не принявшие четких очертаний. Это походило на сон наяву. Она даже не помнила, как добралась, и поняла это, лишь выходя из машины. Возможно, ей только случайно удалось избежать дорожно-транспортного происшествия, подумала она. Как не преминул бы сказать владыка Филарет, ангел-спаситель осенял ее своими крылами. Или, быть может, тех, кто встречался ей на пути…
Клуб одиноких вдов, зарегистрированный как общественная организация, арендовал первый этаж в красивом старинном здании, расположенном в самом центре города, но на одной из тех тихих неприметных улочек, которые, словно речные притоки, впадают со всех сторон в главный проспект. У входа в здание были установлены два каменных сфинкса с телом льва и человеческой головой, равнодушно взирающих на проходящих людей. Марина прошла между ними, привычно чувствуя легкий холодок на спине. Сфинксы всегда внушали ей почти подсознательный страх. Казалось, они видели ее насквозь, со всеми потаенными мыслями и желаниями, а значит, были опасными свидетелями, вздумай кто и, главное, сумей расспросить их. Марина не понимала масонов, для которых сфинксы служили олицетворением тайны. Если бы ей дали такую возможность, она оживила бы этих каменных тварей, а затем усыпила, чтобы быть уверенной в их молчании. Ведь если даже у стен бывают уши, то и сфинксы могут проговориться.
Когда входная дверь с грохотом захлопнулась за ее спиной, и Марина очутилась в просторном и гулком вестибюле, она почувствовала некоторое облегчение. Теперь между нею и сфинксами была надежная преграда, которую охранял неподкупный цербер, и тот уже спешил ей навстречу, семеня крошечными ножками. Это была маленькая юркая старушка, сморщенная, словно печеное яблоко, которую звали Анастасия Филипповна. В первое время Марине было непросто сдерживать улыбку, когда она произносила это имя – в памяти всплывал образ полубезумной героини Достоевского, но затем она привыкла. Как и ко многим другим странностям, связанным с Клубом одиноких вдов.
Анастасия Филипповна по праву считалась старейшиной Клуба одиноких вдов и одной из его матерей-основательниц. Сама она потеряла мужа в те далекие времена, когда большинство нынешних членов клуба еще даже не задумывались о замужестве. Он был генералом, командовал крупным воинским соединением, а она командовала им, и привычка властвовать так и осталась у нее даже после смерти мужа. По слухам, он погиб на одной из тех войн, которые наша страна вела по всему миру, оправдывая их геополитическими интересами и официально называя локальными военными конфликтами, но это было не точно, потому что сама Анастасия Филипповна об этом умалчивала. И это казалось тем удивительнее, что старушка была очень разговорчивой. Но, как язвили на ее счет, может быть, она потому так много и говорила, чтобы ничего не рассказывать.
– Марина Львовна, какое счастье видеть вас! – расцвела Анастасия Филипповна улыбкой, затерявшейся в обилии морщин, превративших ее личико в подобие контурной карты. – А вы все так же хороши, годы над вами не властны. Какой на вас прелестный костюм! Это настоящие бабочки?
Сама она была одета почти по-военному – юбка до колен и жакет средней длины, перехваченный в талии широким кожаным поясом. Все это неброского, зелено-коричневого цвета. Привычка так одеваться также осталась у Анастасии Филипповны от прошлой жизни.
Она раскрыла объятия, и Марине пришлось приобнять ее и поцеловать в сморщенную щеку, которую та ей подставила. Когда старушка отвернулась, Марина быстро вытерла губы рукой, стараясь, чтобы этого никто не заметил. Но и после этого она еще долго ощущала во рту отвратительный привкус нафталина.