Страница 18 из 19
Заруцкий, оставшийся победителем, мстил земщине, отнимая у дворян, детей боярских и, вообще, у земских людей жалованье, корм и самые поместья. Его деятельность вызывала резкую реакцию среди земщины. Восточные и северо-восточные города откликнулись на смерть Ляпунова грамотами, в которых они взаимно обещались «казаков в город не пущати… а выбрати бы нам на Московское государство государя всею землею российские державы; а будет казаки учнут выбирати… государя по своему изволению одни, не сослався со всею землею, и нам того государя на государство не хотети»[101].
Эта перекличка городов между собою была вызвана двумя обстоятельствами: во-первых, слухами – и довольно основательными – о желании Заруцкого провозгласить царем Воренка, то есть сына Марины от Вора; во-вторых, тем, что, после смерти Ляпунова, зачатки правительственной власти, организованные в земском ополчении 1611 г., попали в руки Заруцкого и казаков.
Движение, начатое Гермогеном, подхваченное Мининым и нижегородцами, привело земское ополчение 1612 г. к Москве. Временное правительство, организованное в Ярославле, составилось из элементов, враждебных казачеству. Оно полагало, что, убивши Ляпунова, «старые заводчики великому злу, атаманы и казаки, которые служили в Тушине лжеимени тому царю», желали всем в государстве «по своему воровскому обычаю владети». Присягнувши (в таборах под Москвой, 2 марта 1612 г.) псковскому Вору (новому самозванцу), казаки вернулись к «своему первому злому совету: бояр и дворян, и всех чинов людей и земских уездных лучших людей побити и животы разграбили и владети им по своему воровскому казацкому обычаю». «Первый злой совет» казачий – это было стремление казачества к уничтожению зависимости крестьянства от землевладельцев, к имущественному поравнению, к народоправству. Призывая к объединению дворянской земщины, ярославское правительство желало борьбы не только против чужеземцев, но и против «русских воров, которые новую в государстве кровь всчинают».
При приближении нового ополчения к Москве Заруцкий с Мариной и Воренком и с частью казаков побежал на юг. Он достиг р. Медведицы, но Дон его не поддержал. Добежал он до Яика, да был выдан и казнен. Так кончил вождь части казачества, еще недавно рассылавший из-под Москвы грамоты от «бояр и воевод, князя Дмитрия Тимофеевича Трубецкого и Ивана Мартыновича Заруцкого». Достоинством Заруцкого и поддерживавшего его казачества было то, что они пошли с представителями земщины против польской «интервенции». Недостатком, его погубившим, было то, что он не столько стремился освободить народные низы, сколько сажал им помещиками своих же атаманов и казаков и изнурял их реквизициями и грабежом. Вместе с ним отхлынула на юг часть вольного и воровского казачества, убоявшаяся земщины.
Оставшиеся под Москвою под началом другого вождя казачества, кн. Дмитрия Трубецкого, казаки, среди коих было немало донцов, сыграли видную роль в очищении Москвы от поляков. Именно они подготовили отступление от Москвы гетмана Хоткевича, шедшего на помощь; они же в октябре 1612 г. взяли приступом Китай-город. Казацкие же атаманы, а не московские воеводы отбили от Волоколамска Сигизмунда, шедшего к Москве, и заставили его вернуться домой.
Вопрос об организации общегосударственной власти был разрешен путем компромисса между земщиной и казачеством; сперва «приговориша всею ратью съезжаться на Неглинне», то есть на нейтральном месте между казацким и земским лагерями («таборами»). Пожарский (от земщины) и Трубецкой (от казачества) писали, что они «по челобитию и по приговору всех чинов людей стали во единачестве и укрепились, что нам да выборному человеку Кузьме Минину Московского государства доступать и Российскому государству во всем добра хотеть безо всякие хитрости; и розряд и всякие приказы поставили на Неглинне и на Трубе, и снесли в одно место и всякие дела делаем заодно…».
Пожарский и Трубецкой довольно быстро созвали учредительный Земский собор, первый бесспорно всесословный Земский собор с участием посадских и даже сельских обывателей. Казачество приняло видное участие в предвыборной агитации. Сперва оно выставило Воренка, сына Тушинского вора, «казачьего царя»[102]. Но затем победила кандидатура сына тушинского же патриарха Филарета (Феодора) Никитича Романова – Михаила. В то время, когда дворянство разбивало свои голоса между Мстиславским, Голицыным, Трубецким и другими кандидатами, примиряясь на Михаиле, казацкая громада громко и единогласно поддержала Михаила. В то время, когда шла борьба партии на соборе, какой-то галицкий дворянин подал записку за Романова. Раздались сердитые голоса: «кто принес такое писание, откуда…»
Тогда разыгралась сцена весьма показательная. Из рядов выборных вышел один из донских атаманов и, демонстративно подошедши к столу, положил на него «писание».
– Какое это писание ты подал, атаман? – спросил его князь Д.М. Пожарский.
– О природном царе Михаиле Феодоровиче, – отвечал атаман.
«Прочетше писание атаманское, – пишет летописец, – бысть у всех согласен и единомыслен совет…»
Конечно, не «писание» атаманское было убедительно, а казацкие сабли, стоявшие за атаманом. Дворянство, склонявшееся, отчасти, к мысли о Михаиле, поддержало его кандидатуру. Казаки бушевали, требуя избрание того, кто по отцу тесно и неразрывно связан был с революционной эпохой. 21 февраля 1613 г. вооруженными толпами они явились на Красную площадь, и Михаил был выкрикнут прежде, чем поставили вопрос, кого, мол, выбирать.
Участие казаков в соборе 1613 г. несомненно, на избирательном акте есть и подписи «за них» (по их неграмотству). Но также несомненно и то, что Войско Донское, как таковое, не принимало участия в избрании царя.
Отдельные донские атаманы и казаки приняли участие в «государевом обиранье», приняли присягу, ходили в Кострому упрашивать Михаила принять избрание[103]. Но Войско не принимало участия ни в избрании царя, ни в присяге на верность[104].
Если сторонники народоправства и освобождения крестьян и не одержали победы в революции начала XVII в., то и дворянство, отстоявшее московский государственный и общественный порядок, не в силах было раздавить вольные казачьи демократии. Последние вышли из Смуты окрепнувшими и пережили период расцвета и славы.
Глава 9
Дон в эпоху вассалитета (1614–1671) и его международные отношения
Избрание Михаила при помощи казачества имело большое значение для установления хороших отношений между Московским государством и Донской колонией. Поляки прямо утверждали, что «Михаила выбрали не бояре, а взбунтованное казачество». Интересно, что, очищая север и центр Руси от воровского казачества, правительство Михаила сочло долгом сделать реверанс по адресу вольного и служилого казачества. Земский собор приговорил (сент. 1614 г.) «к атаманам и казакам, которые стоят в уездех и государеву землю пустошат», послать делегацию от собора, предложить тем атаманам и казакам, которые «хотят отобратися от воров, имен своих списки прислать к государю и идти на государеву службу», за которую царь «пожалует их денежным жалованием». Верных казаков собор призывал «на воров стоять за один и над ними промышлять для того, что они пуще и грубее литвы и немец, и «казаки» (то есть казаками) тех воров не называть, чтобы прямым атаманам, которые государю служат, тех воров казачьим именем безчестья не наносить»[105]. Так что не было уже больше речи, нужны ли вообще казаки на Дону или нет.
Это не помешало тому же Михаилу Феодоровичу писать в 1617 г. «И мы вам Ахмет Салтанову величеству, про тех воров, про донских казаков, объявляем, что тут на Дону живут наших государств воры беглые люди и, казаки вольные, которые бегают из наших государств заворовав от татьбы и от разбою и от всяких смертных вин, боясь от нас смертные казни, и тут, на Дону живучи, воруют, сложася, ссылался с запорожскими черкасы; по повеленью недруга нашего польского короля, в смутное время с польскими и с литовскими людьми и с запорожскими черкасы наши великие Российские государства воевали и многия места запустошили и единоплеменную крестьянскую кровь розлили и многую смуту те воры, называючи воров свою братью государскими детьми, учинили…» Царь обещал: по окончании польской войны «мы на тех воров пошлем рать свою и с Дону их велим сбити…»[106].
101
Собр. гос. грамот и договоров. Т. II. С. 569.
102
Боярский сын Ив. Философов в конце ноября 1612 г. показывал полякам, что бояре и лучшие люди хотят Владислава, но прямо говорить не смеют, боясь казаков. «А казаки-де говорят, чтоб обрать кого из русских бояр, а примеривают Филаретова сына и Воровского Калужского. И во всем-де казаки бояром и дворяном сильны, делают, что хотят»…
103
Донские дела. Т. I. На грамоте об избрании Михаила нет подписей за донских казаков: они имеются за рыльских, белогородских и ливенских «посадцких людей, и казаков, и стрельцов, и пушкарей», но здесь дело идет о служилых городовых казаках. Собрание гос. грамот и договоров. Т. I. С. 635–643.
104
С.Ф. Платонов правильно отметил, что казачество сыграло видную роль в избрании Михаила и что выбор этот связан был c воспоминаниями об участии Филарета в тушинском правительстве. Платонов С.Ф. Вопрос об избрании. Журнал Министерства народного просвещения, 1913. II. 188. Но не менее прав и А.И. Соболевский, говорящий, что это было больше служилое казачество московского Юга, а не «вольница». Соболевский А.И. Земщина и казаки при избрании на царство Михаила Романова // Российский архив. 1913. № 6. С. 625 и сл. По мнению Соболевского, вольные казаки или ушли к Заруцким на юг, или грабили крестьян на севере. По вопросу об избрании Михаила см. статью Готье в «Чтениях Общества истории и древностей». 1913. IV; Цветаев Д.В. Избрание Михаила Федоровича на царство. М., 1912. 79 с.; Яблонский Н. Монархическая идея в событиях Смут. времени. Харьков, 1913; Сташевский Е.Д. Очерки по истории царствования Михаила Федоровича. Ч. I. Киев, 1913. 390 с.; сборник «Три века». М., 1913; Обзор у А.М. Гневушева «Нов. изд. материалы, касающиеся Смут. времени». Научн. ист. журнал. 1914. III.
105
Собр. гос. грамот и договоров. Т. III. С. 101.
106
Исторические описания. С. 93; Донские дела. Т. I. С. 62, 70, 89, 147.