Страница 2 из 23
Молодой человек был совсем обескуражен. Он взял со стола шапку и произнес:
– Прощай, коли так.
– Прощайте… – отвечала блондинка и отвернулась.
– Дай же руку-то… – протянул свою руку молодой человек.
– Не желаю… Когда будет ротонда – тогда и руку вам подам, а до тех пор – ничего. Идите без разговоров. Тетенька, заприте за ним дверь.
Молодой человек, потупившись, вышел из комнаты. Тетка блондинки следовала за ним.
Глава II
– Ушел? – спросила Надежда Ларионовна тетку, когда та вернулась из прихожей.
– Ушел.
– Ну, что он?
– Совсем как бы не в себе. Меланхолия такая в глазах и даже слезы… Вот пять рублей мне в руку сунул… «Уговорите, – говорит, – ее, Пелагея Никитишна, чтоб она по-прежнему… Ротонду, – говорит, – я ей завтра или послезавтра привезу». Так его и надо, милочка. Чего его жалеть-то! Поверь, что захочет, так найдет денег.
– Все-таки мне его жалко. Он такой простой да глупенький, а я таких люблю. Такие-то лучше, – сказала Надежда Ларионовна.
– Да ведь при тебе же останется, – отвечала тетка. – Ты только его пугнула. Поверь, что прибежит с ротондой. Только ты на одну ротонду не соглашайся, а чтоб и лошади были. Ведь это, в сущности, полтораста рублей в месяц, не больше, если взять у извозчика.
– Ему таких денег не найти. Он ужасно глупый и неопытный.
– Да ведь, в сущности, за лошадей можно потом заплатить, по окончании месяца. Извозчик подождет. У того же Булавкина и возьмем лошадей и экипаж, у которого он тройки берет. Пусть только Костя скажет ему, что это он будет платить, что это на его счет. Да мы вот что сделаем:
как только твой Костюшка привезет сюда ротонду, я сейчас съезжу за извозчиком Булавкиным, и здесь мы это все и оборудуем. Пускай расписку выдаст. За расписку извозчик всегда согласится.
Надежда Ларионовна вздохнула.
– Ах, ему и на ротонду денег не найти по его глупости! – произнесла она. – Он совсем на манер какой-то овцы. Ведь денег нужно искать умеючи. Вы думаете, дешево ротонда-то черно-бурая стоит?
– Ничего! – подмигнула тетка. – В дядин сундук слазает. Ты думаешь, теперь-то он не лазает, что ли? Конечно, лазает, но берет понемножку. А теперь сразу возьмет.
– Да ведь сразу-то может быть заметно. Вдруг попадется? Ведь на черно-бурую-то ротонду тысячу рублей надо.
– Ну, хочешь я ему ростовщика подсватаю? – сказала тетка.
– А у вас разве есть такой на примете? – спросила Надежда Ларионовна.
– Да вот Шлимович, что с Лизаветой Николаевной путается. Он многим дает деньги на проценты.
– Конечно же, подсватайте. А то Костя сразу залезет к дяде в сундук, ну тогда все и откроется. Мне же хуже будет, если ему дядя крылья обрежет. Тогда уж прощай и квартира, и все. Да мне и самого Костю жаль. Он сколько раз мне говорил, что понемножку он может из лавки денег брать, чтоб незаметно… А сразу нельзя.
– Изволь. Я сбегаю к Лизавете Николаевне и поговорю с ней насчет Шлимовича.
– Съездите, тетенька, и поговорите. Ей-ей, он сам такой глупый, что никаких этих ростовщиков не найдет. Похлопочите. Ведь деньги у Костюшки верные, только он не может сразу… А тут можно сделать так, что деньги он займет сразу у Шельмовича этого, а потом ему по частям отдавать будет. – Шлимович, а не Шельмович, – поправила Надежду Ларионовну тетка и прибавила: – Ты смотри не проговорись при встрече с ним. Его уж и так Шельмовичем дразнят, и он ужасно сердится.
– Ну вот… С какой же стати нужного человека дразнить! А я думала, что его настоящая фамилия Шельмович.
Он жид?
– Да, должно быть, из жидов. Уж эти, которые по денежным делам, все из жидов.
– Так съездите, тетенька, поскорей и узнайте. Я буду новые куплеты учить, а вы съездите, – еще раз сказала Надежда Ларионовна.
– Хорошо, хорошо, – отвечала тетка. – Только где же мы твоего Костюшку сведем с этим Шлимовичем?
– А пусть Лиза привезет его к нам в театр. Да забегите и к Косте в лавку. «Надя, мол, вам кланяется и просит вас приехать в театр и прийти на сцену. Она, мол, в последний раз хочет поговорить с вами». То-то обрадуется он! – прибавила Надежда Ларионовна, улыбнувшись. – На крыльях прилетит. Ежели Лиза привезет Шлимовича, то после театра мы сведем их. Костюшка пусть пригласит Лизу и Шлимовича ужинать, за ужином и переговорим.
– Стало быть, и ты поедешь с Костюшкой ужинать?
– Ну его к черту! Поеду…
Тетка покачала головой.
– Эх, Надя, Надя! Не выдерживаешь ты себя. Нет у тебя этого самого характера, – сказала она. – А вот помяни мое слово: он увидит, у тебя душа размякла, да сейчас и на попятный насчет ротонды.
– Странное дело… Вспомните, что вы говорите, тетенька. Я только из-за этого и еду с ним ужинать, чтобы он для меня денег занял у Шлимовича, – проговорила Надежда Ларионовна. – Как же иначе устроить-то? Ну, не захочет он занимать денег, так уж тогда я его совсем от себя прогоню.
– Не прогонишь. Ты в него влюбимшись, как кошка.
– Я-то? Пф… Мне просто его жалко, потому что я люблю глупых. Да и так… Что ж его гнать-то очень? Умри у него дядя, так посмотрите, какой он будет выгодный кусок!
Тетка накинула платок, надела капор.
– Так я пойду, – проговорила она. – Ну, давай на извозчика.
– На какого извозчика? – вскинулась на нее Надежда Ларионовна. – Ведь Костюшка дал вам сейчас пять рублей на извозчика.
– То не на извозчика, а за хлопоты, чтобы я тебя уговорила.
– Стыдитесь! Живете у меня, пьете, едите даром, всякими обносками пользуетесь, да еще каждую минуту хотите с меня же сорвать. Сорвали с Костюшки – и будет с вас.
– Ну хорошо, хорошо.
Тетка отправилась в прихожую. Надежда Ларионовна провожала ее.
– Послушайте, тетенька… А не заберет этот Шлимович Костюшку в лапы? Ведь ростовщики тоже как забирают в лапы эдаких разных неопытных юношей.
Тетка улыбнулась и отвечала:
– А тебе-то какое дело? Да пущай.
– Ну, не скажите. Он все-таки человек нужный, и даже очень нужный. Зачем? Его нужно беречь. Зачем уж совсем-то в яму пихать? А ростовщики – народ ой-ой! Курлин, вон, из-за них, подлецов, застрелился.
– Пусть глядит в оба. Ведь Константин Павлыч – не дурак.
– В том-то и дело, что совсем дурак.
– Поди ты! Это тебе так кажется, а в сущности, он хитрее тебя.
– Все-таки вы, тетенька, скажите Лизавете Николаевне, чтобы она сказала Шлимовичу, чтобы тот уж не очень Костюшку-то обдирал. «У него, мол, деньги верные, но только он не может сразу»…
– Да уж ладно, ладно.
Тетка ушла. Надежда Ларионовна подошла к зеркалу, полюбовалась на себя, потом зевнула, потянулась, взяла тетрадку и принялась учить новые куплеты.
Глава III
Было пять часов. Тетка Надежды Ларионовны все еще не возвращалась домой. Надежда Ларионовна посердилась на ее медленность и велела подавать себе обедать. В эту минуту раздался звонок. В комнату влетел Костя Бережков и со всех ног бросился к Надежде Ларионовне.
– Милочка! Надюша! Как я рад, что ты меня простила! – заговорил он.
– Тише, тише… Пожалуйста, не приближайтесь. Вовсе я вас не прощала, и вы все еще под штрафом, – отстранила его Надежда Ларионовна.
– То есть как это?.. – недоумевал Костя, опустя руки.
– Очень просто: под штрафом. И до тех пор будете под штрафом, пока не явятся у меня черно-бурая ротонда и лошади. Не подходите близко, не подходите. Стойте там.
– Но ведь сейчас же у меня в лавке была твоя тетка Пелагея Никитишна и сказала, чтобы я приехал. Я прилетел на крыльях любви.
– Тетке было приказано передать вам, чтобы вы явились в театр, на сцену, но вовсе не сюда. Здесь я вас без ротонды и лошадей не желаю видеть.
– Будут лошади, будет ротонда. Пусть только все останется по-старому. Прости.
Костя сложил на груди руки и умильно взглянул на Надежду Ларионовну.
– Когда все будет, тогда и прощу, – отвечала она и спросила: – Говорила вам тетенька насчет ростовщика?