Ночные тени

Оружия у Крыловой не было. Действительно, зачем оружие следователю? Чтобы сделать и без того тяжелую дамскую сумку окончательно неподъемной? Ну а метро Вика всегда недолюбливала, возможно, по причине своего не очень высокого роста, а быть может, просто потому, что когда-то, уже давно, еще в студенческие годы, она уснула в вагоне, из-за чего пропустила свою остановку и в итоге приехала в институт на полчаса позже, чем следовало. Все было бы не так страшно, если бы именно в этот день первой парой не стоял семинар по уголовному праву, преподаватель которого славился на факультете крайне нетерпимым отношением к нарушителям дисциплины, а кроме того, несмотря на преклонный возраст, отменной памятью. Совокупность двух этих факторов приводила к тому, что во время сессии убеленный сединами и добродушно улыбающийся педагог нещадно срезал баллы всем успевшим в той или иной степени провиниться перед ним за последний семестр.

С тех пор прошло уже почти десять лет, а неприязнь к убаюкивающе покачивающимся из стороны в сторону вагонам никуда не делась. Конечно, заснуть можно и в машине. Но это если ты где-нибудь на трассе, да еще после бессонной ночи, а если едешь по городу и каждые пару минут навигатор норовит предупредить об установленных на твоем пути камерах наблюдения или напомнить о том, что через четыреста метров надо повернуть направо, ну какой уж тут сон.

– Виктория Сергеевна, дорогая моя, простите, что побеспокоил, – добродушно проворковал Карнаухов. – Надеюсь, вы еще не совсем забыли старика.

Илья Валерьевич так умел. Умел иногда создать иллюзию, что с тобой разговаривает твой старый дядюшка, а то уже и дедуля, смотря какова была разница в возрасте с собеседником. Умел заставить забыть, что перед тобой генерал-лейтенант, руководитель управления по расследованию особо важных дел, правая рука, в крайнем случае, одна из правых рук самого бессменного и, как некоторые полагают, бессмертного, главы следственного комитета. Конечно же, верить в эту иллюзию, как, впрочем, и в любую другую, было не только неразумно, но иногда и довольно опасно, и все же устоять перед очаровывающим добродушием и ласковой улыбкой Ильи Валерьевича мало кому удавалось.

– Виктория, радость моя, – перешел к делу Карнаухов, – не могла бы ты уделить мне малую толику своего драгоценного времени. Ну, скажем, минут десять. От силы пятнадцать.

– Конечно, Илья Валерьевич, с радостью, – настороженно отозвалась Крылова, – у меня как раз еще запас по времени…

– Это не считая дороги, – уточнил генерал-лейтенант. – Приезжай ко мне прямо сейчас. Посидим, кофейку попьем. Да, руководство твое уже в курсе, что тебя с утра не будет, так что можешь не беспокоиться. Ну что, за полчаса доберешься?

На то, чтобы добраться до расположенного в Техническом переулке здания главного следственного управления, Виктории потребовался почти час. К ее удивлению, за это время Карнаухов совершенно не растерял своего благодушия, более того, генерал сиял столь ослепительной улыбкой, что можно было подумать, что Илья Валерьевич представлен к внеочередному специальному званию, причем не ниже чем маршальскому.

– Вот и солнышко наше пожаловало, – Илья Валерьевич явно задался целью поделиться с Крыловой всем запасом имеющихся у него ласковых слов, – а я уж думал, придется мне весь день без кофе куковать, в сухомятку печеньки трескать. Ну ты проходи, располагайся, где тебе больше нравится. Хочешь слева, хочешь справа, как там у вас по приметам, с какой стороны лучше?

Виктория, проработавшая четыре года в главном следственном управлении, прекрасно знала, что из шести стульев, стоящих возле приставного стола для совещаний, несчастливым считался дальний, расположенный по левую руку от генерала. По слухам, именно на него Илья Валерьевич усаживал провинившихся, прежде чем приступить к разбору полетов, сперва неторопливому, но затем переходящему в почти неконтролируемую вспышку ярости. Как рассказывал предыдущий руководитель Крыловой, полковник Реваев, сам генерал объяснял подмеченную подчиненными закономерность очень просто:

– Я их, балбесов, специально от себя подальше располагаю. Потому как, если они ближе сидеть будут, я ведь могу не вытерпеть, через стол перегнуться да надавать оплеух как следует. Оно, может, и стоило б. Некоторым так точно полезно было бы. Но ты представь, если у нас по коридорам следователи с разбитыми рожами ходить будут. А у нас как-никак, главное управление, должна какая-то эстетика в лицах присутствовать.

За четыре года службы Крыловой ни разу не довелось испытать на себе гнев начальника управления, и дело было не столько в том, что она не совершала в работе грубых ошибок, хотя на самом деле таковых почти и не было. Причина, как понимала сама Виктория, крылась в том, что за все время работы в главном следственном управлении ей так и не довелось поработать самостоятельно. Все эти годы она входила в следственную бригаду, возглавляемую опытнейшим полковником Реваевым, который не только умел направить усилия своих подчиненных в наиболее оптимальное для достижения результата русло, но и ответить за их действия в том случае, если ожидаемый результат так и не был достигнут.

Лишь несколько месяцев назад по предложению самого Реваева ее, капитана юстиции Викторию Крылову, перевели на самостоятельную работу в московское городское управление следственного комитета. Первое время принимать решения самой было не то что трудно, это казалось несколько необычным. Затем, через несколько недель новый характер работы начал доставлять удовольствие. Сейчас, спустя полгода казалось удивительным, что когда-то было иначе. И вот теперь, сидя в кабинете могущественного начальника управления по расследованию особо важных дел, Вика пыталась понять, чего можно ждать от этого добродушно улыбающегося уже совсем немолодого человека с генеральскими погонами на плечах.

– А вот и наш кофе, – дожидаясь, когда расставившая на столе чашки секретарша выйдет из кабинета, Карнаухов задумчиво теребил себя за мочку левого уха. – А скажи-ка мне, милая, давно ли ты с нашим ненаглядным Юрием Дмитриевичем общалась?

– С Юрием Дмитриевичем? – растерянно повторила Вика. – Реваевым?

– С ним самым, – на мгновение улыбка исчезла с лица хозяина кабинета. – У нас ведь других общих знакомых Юрий Дмитричей с тобой нет.

– Недели три, – окончательно смутилась Крылова, тщетно пытаясь вспомнить точную дату последнего разговора с Реваевым, – даже, наверное, больше, около месяца.

– Вон оно как, – протянул генерал, и на лице его вновь появилась улыбка, явно не сулящая собеседнице ничего радостного, – говорят, первое время ты ему чуть ли не каждый день названивала. А теперь, значит, месяц. Повзрослела! Правильно все же мы тогда решение приняли, даже подзатянули малость. Можно было и раньше тебя на самостоятельную работу перевести.

На всякий случай кивнув, Вика изо всех сил сцепила под столом пальцы рук. Должно быть ее напряженность не ускользнула от внимания Карнаухова.

– Ну что ты такая зажатая? Плохой кофе? Без сахара? Так я у Юрия Дмитрича уточнял, он сказал, ты без сахара потребляешь. Блюдешь фигуру.

– Нет, что вы, все хорошо, – торопливо протянув руку к чашке, Вика сделала маленький глоток, совершенно не почувствовав вкуса проскользнувшего по пищеводу напитка.

– Более, того, все настолько хорошо, – одобрительно качнул головой Карнаухов, – что принято решение вернуть тебя в родные стены.

Генерал придвинул ближе к себе вазочку с крекерами и вдруг замер. Высокий лоб стремительно рассекла глубокая складка, уходящая вверх прямо от переносицы.

– Ты же считаешь эти стены родными? – уточнил Илья Валерьевич тем тоном, который совершенно не предполагает возможность отрицательного ответа.

Вика вновь торопливо кивнула, пытаясь скрыть обрушившуюся на нее лавину эмоций. Вернуться? В родные стены? Вновь работать под руководством Реваева? Нет, Юрий Дмитриевич – это лучший руководитель из всех, кого она только видела. Даже нет, он просто лучший и точка. Но…