Страница 2 из 24
Он, прикинув, что там остаётся в колоде, отбрасывает свои карты.
– Ничего, – благожелательно улыбается Эзалон, сгребая банк игры в двадцать золотых монет. – Как там говорят на Терре? Не везёт с деньгами – повезёт в любви!
Санаду кисло улыбается:
– Ещё там есть выражение: везёт, как утопленнику.
– Да ладно. Тебе надо отпустить прошлое. Я своё отпустил, – Эзалон постукивает себя по голове, на которой вместо роскошных рогов остались лишь шрамы под седыми волосами, – и отлично себя чувствую!
В дверь стучат, и Санаду вместо ответа взмахивает рукой. Поднятые его силой карты собираются в колоду и ныряют в открытый телекинезом ящик стола.
Эзалон руками открывает папки с предложениями по учебной программе. Одну берёт себе. Санаду забирает другую. Оба делают сосредоточенно-умные лица.
– Ты старше, – напоминает Эзалон, и Санаду, выглядящий едва ли на земные тридцать, щёлкает пальцами.
Дверь открывается.
Волкооборотень Алоиз заглядывает в кабинет для совещаний, и в его жёлтых глазах плещется ужас:
– У нас проблема!
– И какая? – Санаду демонстративно отрывается от чтения документа. – Опять студенты на спор туалет разнесли или запачкали?
– Н-нет, – мотает головой Алоиз. – Мы восстанавливаем магические системы Академии после сбоя из-за битвы…
– А мы-то не знали, – изображает удивление Санаду и продолжает серьёзнее. – Хотя сами подписали распоряжение о проведении этих работ. И что случилось?
– Когда всё заработало, – Алоиз таращит жёлтые глаза, – мы обнаружили, что манок притянул мага из непризнанного мира и ещё какое-то существо. Энергии защитных чар хватило для наведения на них частичного стазиса, а на оповещение о совершении призыва – уже нет.
– Ещё иномирец? – почти возмущён Эзалон. – В середине учебного года? Зачем включили манок?
– Мы манок не запускали, – разводит руками Алоиз. – Спонтанное срабатывание. Кажется, во время разрушения печати между мирами. Наверное.
Печать между миром демонов и Эёраном была разрушена во время великой битвы, закончившей войну тысячелетий. И случилось это не вчера.
– Иномирец так и висит в частичном стазисе? – уточняет Санаду.
Алоиз кивает.
– Кажется, кому-то последнее время было скучнее, чем мне, – тяжко вздыхает Санаду.
Пока соректоры переглядываются, Алоиз выскальзывает в коридор и прикрывает дверь, чтобы ему этого неизвестного иномирца не поручили – этим двоим только возможность дай свои обязанности на кого-нибудь переложить.
– Ты, кажется, скучал? – Эзалон улыбается Санаду.
– У тебя лучше получается иномирцев отваживать.
Они должны убеждать призванных учиться, но после их объяснений многие предпочитают вернуться домой, при этом попечительский совет даже проверкой памяти отказавшихся не выявит нарушений: ну не прониклись объяснениями о прелестях магического мира, бывает.
– И у меня случаются осечки, – Эзалон довольно хмыкает. – Но сегодня твоя очередь избавить нас от бумажной волокиты.
С бюрократией в лучшей Академии мира просто беда.
Санаду задумывается:
– Отстойник для иномирцев закрылся, так что отказ могут не принять.
По уставу Академии иномирцы вправе отказаться от магии и вернуться домой, хоть это и стоит им памяти об Эёране, а возвращают их при следующем схождении миров, и тут как повезёт – схождение миров событие не ежегодное.
– Ничего, придумают что-нибудь, – отмахивается Эзалон. – Новая форма для получения субсидий на пришлых бьёт все рекорды по сложности заполнения. Сходил бы ты, показал клыки и получил расписку об отказе от обучения.
Вместо согласия Санаду выставляет кулак, предлагая решить всё на камень-ножницы-бумага. Этому способу он научился на Терре, как и подкидному дураку.
Эзалон вызов принимает.
– Камень! Ножницы! Бумага! – качает кулаком Санаду и выбрасывает ножницы.
Ножницы тупятся о камень.
– Удачи! – желает Эзалон поднимающемуся Санаду. Воодушевлённо помахивает победившим кулаком. – Так всё распиши, чтобы и мысли учиться здесь не возникло.
– Я постараюсь, – Санаду останавливается у двери. – Но у меня сегодня несчастливый день, успешного завершения встречи гарантировать не могу.
– Зубы покажи – это хорошо работает! – советует ему в спину Эзалон, вынимая бланк, чтобы пожертвовать карточный выигрыш на нужды Академии драконов.
Ну а Санаду отправляется пугать потенциального студента. Или студентку…
Глава 3
Зависаю в неизвестности… И это не фигура речи: парю в мутном пространстве. Ни пошевелиться, ни вдохнуть. И почему-то это не пугает. Медленно ползут мысли… то ли, как бабушку, инопланетяне приобщают меня к эксперименту оплодотворения, то ли, как предрекали, из-за наследственности у меня крыша потекла. Основательно.
Созерцание неравномерности окружающей мути нарушает смутное движение в ней.
Ну хоть что-то происходит!
Муть вздрагивает. Уплотняется, оседает на коже ощущением сковывающего меня стекла. И только крепче сжав ручку переноски, вдруг осознаю, что снова могу двигаться.
Практически одновременно с этим серая пелена осыпается осколками полупрозрачных кристаллов, и я вместе с переноской оседаю на них, глубоко и резко вдыхаю спёртый воздух.
Перед глазами слегка плывёт, поэтому не сразу удаётся разглядеть стоящего в нескольких метрах от меня… человека?
У моего похитителя чёрные глаза, бледное лицо, костюм в стиле викторианской Англии и поднос с двумя бокалами.
В одном пузырится шампанское, в другом алеет нечто похожее на кровь.
Мы в просторном зале. Похоже, он высечен в скале. С потолка нисходит свет.
Марк Аврелий, возмущённо пища, между прутьев решётки выталкивает осколки серых кристаллов – таких же, как рассыпанные вокруг. Они медленно тают, не оставляя следов. И вместе с ними тает моё ленивое, неестественное спокойствие.
Статный мужчина пронзительно смотрит мне в глаза.
С таким выражением мама и бабушка мои мысли считать пытались. Безуспешно.
– Здравствуйте! – приветствую я: от меня не убудет, зато можно настроить беседу на дружеский лад.
Да и здоровье с таким анемичным цветом лица явно требуется. Мужчине лет тридцать, красивый, а уже так сильно болеет.
Он удивлённо приподнимает брови. Я расстёгиваю пуховик: здесь жара. Мужчина растерянно смотрит на изображение на моей футболке.
– Начинаете со стриптиза? – он вздёргивает бровь.
– Не надо быть таким озабоченным: здесь жарко. О комфорте похищенных вы явно не заботитесь.
Он приподнимает поднос с бокалами:
– Я выпить принёс. С комфортом у нас всё отлично.
И широко улыбается.
Ух, какие клыки!
Похоже, с оценкой цвета лица я поспешила: бледность, возможно, естественное здоровое состояние. Или мёртвое. И он, может, на солнышке сверкает, как бриллиант.
– Зачем вы меня украли?
Смотрю в тёмные глаза и жду рассказа о судьбе родных, невероятных откровений (уж больно схема исчезновения похожа), а он...
– Я вас не похищал, – он вздёргивает подбородок. – Не имею привычки девушек красть. И не надо на меня с таким подозрением смотреть: юношей я тоже не ворую.
Значит, правду рассказывать не хочет. Или не знает. Но мои родные вернулись, значит, и я пройду это испытание.
Осколки скрипят под начищенными ботинками вампира и стремительно растворяются. Жидкости в бокалах даже не вздрагивают от его движения.
– Нам нужно спешить! – Он опускается на колено, нас разделяет поднос с бокалами. Скульптурно чёткое лицо очень близко. Как и завораживающе чёрные глаза. И обволакивающий полушёпотом голос: – От этого зависит твоя жизнь!
Зависит моя жизнь? Поверю на слово – вдруг и правда зависит? А там разберусь. Возмущает одно:
– Так что ж вы тогда время теряли на разглядывание? – Отпустив переноску, поспешно стаскиваю с себя пуховик: вдруг бежать придётся. – Что нужно делать?