Страница 44 из 49
Я не видела, что произошло. Увидела лишь израненного Велигора на земле рядом с волчьей тушей. Он не шевелился и не подавал признаков жизни. Взгляд прошелся вокруг в поисках Полёвы и зацепился за истерзанное растение.
«Вот и все», — констатировала в уме, подведя черту. Это был конец всего для меня: конец жизни, моего мира, меня… Нет больше никого, кто был бы так дорог мне в этом мире, как они. Наш маленький отряд — ведьма, ведьмак и мавка — пал на поле боя. С ними я готова была сражаться за жизнь. И мы выстояли перед отрядом каменных горгулий, дендроидов-стражей. И, наверное, еще поборолись бы. И даже с бабушкой Лизой я бы справилась, но какой в этом смысл теперь? Когда Велигора и Полёвы нет со мной рядом. Вот, что имела в виду Гамаюн, когда сказала, что в спасении мавки не было смысла и что Велигор пожертвует жизнью ради моего сердца… Им нужно было бежать, спасаться самим, но они бы так не сделали. Я точно знаю. Никакие мои уговоры, угрозы и мольбы не заставили бы их оставить меня. Да я и сама поступила бы также ради них.
Истошный крик вылетел из груди, паника захлестнула мой разум, и я потеряла преимущество. Бабушка быстро собралась и прибавила мощи. Я была сломлена морально, и в дальнейшей борьбе уже не было смысла. Мой поток стал ослабевать, ноги подкашивались от усталости.
31. Правда
Я хотела опустить руки и сдаться, но почувствовала мощный удар. Что-то разрезало наши потоки — мой и бабушкин — отбросив нас в стороны. Я упала на сырую листву. Все, что я видела — кровавое зарево от пожара и черное, заволоченное дымом и тучами небо над головой. Я не сразу поняла, что произошло, а когда пришла в себя, услышала голос отца.
— Хватит!
Хриплый строгий баритон резанул слух, заставив вздрогнуть. Я не поверила своим ушам! Неужели это он? Удивление заставило меня подняться с земли.
«Уж лучше я умру, чем сдамся им без боя. Пусть обе мои души будут свободны, чем они заберут одну и лишат свободы вторую.
Я увидела отца в черной мантии, развивающейся на ветру. Его холодный взгляд был устремлен на бабушку, которая тоже приходила в себя от мощного выброса энергии.
Я поняла, что это мой последний шанс уйти из этого мира достойно и с диким криком отчаяния собрала в себе все силы, сконцентрировав в двух руках шаровые молнии. Бабушка последовала моему примеру.
— Агата, сдавайся! Тебе не справиться с нами двумя! — торжествующе воскликнула Елизавета, закручивая студеный воздух вихрем и сжимая его в плотный светящийся шар.
— Нет! Я не позволю забрать часть меня! — яростно воскликнула я и метнула свой шар — мощнейший комок энергии, который вобрал в себя всю мою злость, гнев и обиду. Но бабушка на долю секунды меня опередила, бросив свой. Я готовилась принять удар, не видя смысла закрываться щитами, но ледяной вихрь разлетелся на мелкие частицы, взорвавшись в метре от меня. Взрывная волна оттолкнула меня к стволу дерева, и я упала.
— Мама, что ты творишь! Не смей! — выкрикнул отец, разорвав ее шар в воздухе, на дав ему достигнуть конечной цели.
— Не перечь мне, Константин! Мы должны это сделать, и ты знаешь это, — холодно проговорила бабушка, шагая в мою сторону. — Агате так будет лучше. Она перестанет метаться между двумя душами, поймет, наконец, что она — Думанова и должна занять свое место в мире магии.
Отец преградил ей путь.
— Я не позволю, мама.
— Да как ты смеешь! Я желаю ей добра, как и ты!
— И Амелии ты желала добра? Ведь так, мама? Я промолчал, когда ты сгубила ее, и жалею об этом каждый день. Но не стану молчать теперь! Лучше уйди.
— Ты… ты гонишь меня? — Елизавета вздернула голову, изумленно сверкнув глазами. Она не ожидала, что сын пришел не на подмогу ей, а чтобы воспротивиться ее воле. Лицо ведьмы исполнилось смятения. Я видела, как она потерянно бегала глазами, глядя то на внучку, то на сына.
— Я не дам совершить ритуал. Если она того не хочет.
— Да посмотри, к чему привело ее неповиновение! — воскликнула возмущенно старуха, поведя рукой вокруг, бросив небрежный взгляд на обезглавленное тело волколаки и пожарище вокруг.
— Это не ее вина! А твоя!
— Что ж… Я уйду, но ты пожалеешь о своем решении. И она тоже. Да только будет поздно! Двоедушнице не будет места ни в мире магов, ни в мире людей!
— Убирайся прочь. И найди себе другой дом. Я не хочу больше видеть тебя. Отец был прав, когда ушел от тебя.
Бабушка Лиза почернела от злости. Глаза ее помутнели и погасли, а губы искривились, сомкнувшись тонкой ниткой. Она фыркнула и вызвала своего ледяного скакуна, взметнувшись на него черной тенью. Конь уносил ее прочь, выбивая ледяными копытами мерный звон.
Я сидела на земле, облокотившись спиной о сосну. Ствол ее обуглился и горел совсем недавно, но холодные капли дождя затушили пламя, оставив лишь черноту. Туча плавно плыла над лесом, туша пожарище, оплакивая истуканов-дендроидов, поваленных отовсюду. Огневица исчезла. Дух Леса не дал бы ей разгуляться. Россыпь мелких осколков и камней усеяла землю повсюду, которая будет отныне кладбищем для каменных горгулий. И для оборотня, возжелавшего славы и власти и отдавшего за это свою жизнь. Примет она и одну маленькую, но храбрую и верную мавку, жизнь которой я спасла, но, оказалось, лишь ради того, чтобы она пожертвовала ею. И ведьмака. Отважного и смелого, гордого и славного Велигора. Я не разглядела в нем то, что он сразу почувствовал во мне. А когда разглядела — было слишком поздно…
Я сидела и пыталась осознать все это, но мой ум отказывался принять случившееся как факт. Я еще не понимала, что произошло, или не хотела понимать.
Отец подошел ко мне, почти бесшумно, мягко ступая по мокрой земле, обходя обломки и остатки ледяных глыб.
— Отныне ты свободна, Агата.
Он со скорбью взглянул на мое лицо, перепачканное сажей и кровью. Я впервые увидела в его глазах сожаление. Грусть…
— Почему? — сорвался вопрос с моих губ, когда он уже собирался уходить.
— Лучше поздно, чем никогда, — ответил он.
— Ты дал маме умереть, а мне — не можешь? Откуда вдруг такое милосердие!
— Все было не так!
— Ты еще скажи, что ты не убивал ее! Ты виноват в ее смерти так же, как и бабушка!
— Нет, Агата… Нет дня, чтобы я не сожалел о том, что случилось, но ты должна знать…
— Это вы убили ее, а не люди! Люди были лишь орудием в ваших руках! — кричала я сквозь слезы, сквозь рыдания, разрывавшие душу. Обе мои души, как оказалось.
— Да послушай же ты! — прервал он мою тираду резким выкриком и подошел ко мне ближе. Он упал на колени передо мной и затрясся от волнения. — Она не умерла…
Я смотрела на него сквозь пелену слез и не могла поверить услышанному.
— Что… что ты такое говоришь?
— Твоя мать жива, Агата…
— Твоя мать жива, Агата…
— Как? Я же видела… Сама видела, как ее били и терзали, как она лежала на земле вся в крови… Ты лжешь…
— Нет.
Он взял меня за плечи и посмотрел прямо мне в глаза. Его губы дрожали от волнения, а в глазах блеснули льдинки нахлынувших слез.
— Я получил послание Амелии. Она сообщила, что родила дочь, тебя, и умоляла спасти ребенка. Я не знал, что она носила мое дитя. Мать сделала все, чтобы разделить нас. Я был дурак… И трус! Мне не хватило смелости отстоять свою любовь. Мама сказала, что двоедушница принесет зло нашему роду, что так было испокон веков… И я послушал ее. Потом она рассказала о древнем ритуале, который позволяет изгнать один дух, и тогда мы с Амелией сможем быть вместе и получим ее благословение на брак, но Амелия отказалась. Потому что это значило убиение части ее. Я тогда не понимал этого, но теперь понял. Ее отказ я принял за отказ быть со мной. Глупец… А она была слишком горда, чтобы остаться, и ушла. Позже я узнал, что Амелия пыталась пробиться ко мне, передать послание, но мама перехватывала ее ментальные потоки. Затем и вовсе решила избавиться от нее, решив проблему на корню. Она угрожала Амелии расправой, требовала, чтобы та покинула эти земли, но Амелия отказалась. Там был ее дом, ее жизнь. Одна из ее душ была привязана к тому месту, к людям, с которыми она жила. И тогда Елизавета пошла на отчаянный шаг. Решила обернуть против нее то, что так любила Амелия.