Страница 25 из 49
— Вихри прошлого, я взываю к вам, овладейте мной, — ничего не объясняя начала я читать заклинание.
— Это фетиш какой-то? Что ты делаешь?
— Времени зерно, вечности часов песчинка, стань моим даром, в прошлое позови, увидеть всё разреши…
— Это что заклинание возврата в прошлое? Ты с ума сошла?
— Велигор… А, к лешему… Егор короче. Я буду звать тебя Егор, ладно? Ты обещал выполнить одну мою просьбу. Так вот, это она! Вихри прошлого, я взываю к вам, овладейте мной…
— Так, постой! Ты мое прошлое хочешь увидеть или что? — перебил он меня.
— Нет, прошлое моей матери, двести лет назад. Если ты присоединишь свою силу к моей, то мне будет легче. Ну и если что, тут смел-трава и настойка из елозубра, чтобы вернуть меня. Так, на всякий случай. Времени зерно, вечности часов песчинка…
— Ты сдурела совсем?
— … Стань моим даром, в прошлое позови, увидеть всё разреши…
— На двести лет назад? Я не буду этого делать, это опасно!
— Если поможешь, я сделаю все что угодно для тебя, — на мгновение остановилась я, приподнялась на локтях, слегка тряхнула плечом, чтобы локоны волос упали за спину, обнажив декольте моего платья, и посмотрела на него так, что он обомлел. Мужчины, мужчины, все вы одинаковые… Даже если вы потомственные колдуны…
Лицо его слегка обмякло, он нервно сглотнул слюну и спустя секунду раздумий раздраженно махнул рукой.
— Ладно… Но ты точно чокнутая…
— Да будет так! — произнесла я замыкающую фразу заклинания и стала погружаться в эфир времени. Локти разъехались и голова сама упала на подушку, тяжелая, как из свинца.
Я проваливалась все глубже и глубже, представляя перед собой маму. Перед глазами проносились какие-то картинки, мелькали эпизоды из жизни, только очень ускоренные, потом все потускнело, слилось в одну сплошную мелькающую полосу кинопленки. Я чувствовала, как мое тело растягивается и сжимается одновременно. Я сильно сжимала кулаки и зажмуривала глаза, возможно даже кричала… Во всяком случае, какое-то подобие крика пыталось вырваться из моих легких, но из-за сильного искажения в пространстве выходил какой-то странный прерывистый звук, словно его поставили на реверс. Наконец, я увидела маму. Я сразу узнала ее. Это была я, только со светлыми волосами. Поразительно, насколько мы с ней были похожи. Неимоверным усилием воли я замедлила течение времени. Соблазн увидеть, как можно больше был, но я все же остановила себя. Ведь нужно же еще оставить силы на возвращение…
В первом эпизоде, который я увидела, замедлившись, меня занесло в какой-то дом, старый, мазанку. Маленькие покосившиеся окошки выходили во двор, на стенах висели пучки разнотравья, связки чеснока и сушеной рыбы. А вот и Амелия… Она подметала пол, полусогнувшись. К ней кто-то постучал. Она крикнула что-то гостю, видимо, пригласила войти, выпрямившись.
В дом вошла пожилая женщина в длинном темном плаще и стала ко мне спиной. Я не могла разглядеть ее лица и сдвинуть с места мою матрицу тоже не могла. Я поняла, что не слышу их, но стоило сконцентрироваться, и в уши полились звуки. Теперь я могла расслышать их разговор. Амелия кричала на гостью.
— Вы… Да как вы смеете! Я не отступлюсь… — кричала мама, вцепившись длинными тонкими пальцами в метлу, как в жезл.
— Брось его! Заставь его разлюбить тебя! А не то будет хуже, — напирала в ответ женщина, грозясь ей рукой с длинными сухощавыми пальцами, сжатыми в кулак.
«Это же бабушка! — узнала я незнакомку по голосу. — Бабушка Лиза. Почему она хотела, чтобы мама бросила отца?»
— Вы не можете решать вместо на него.
— А ты не должна портить ему жизнь! Ты ему не ровня, Амелия! Отступись!
Последние слова бабушки стали растягиваться и удаляться. Все вокруг застыло, а потом резко закружилось. Я поняла, что смещаюсь в следующий важный эпизод прошлого. «Неужели бабушка Лиза была против свадьбы моих родителей? Только потому, что та была не из знатного рода?»
Пространство вокруг снова замедлилось, и я стала осматриваться. Там была мама и мой отец. Они стояли посреди конюшни нашего родового замка. Папа не слишком изменился с тех пор, в свои четыреста с лишним лет оставался статным и весьма красивым колдуном. В молодые годы он был таким же, только одежда, прическа и борода были пострижены по той моде. Я видела их достаточно четко, лишь иногда пространство вокруг подрагивало, но мое присутствие было незримым. Они обнимались. Мама стояла ко мне спиной. Я поняла, что снова не слышу ничего и сконцентрировалась, чтобы улавливать звуки.
Я поняла, что Амелия плачет, а отец утешает ее.
— Ей просто нужно время, любимая. Ты сможешь простить ее?
— Она никогда не примет меня… Для них я — двоедушница, — сквозь слезы говорила она. Папа еще крепче прижимал ее к себе, гладил ладонью по ее волосам.
«Двоедушница? — повторила я за ней полушепотом. — Что это значит?»
— Просто нужно подождать, — утешал отец.
— Нечего ждать. Уйдем со мной? Сбежим от них…
— Ты хоть понимаешь, о чем ты просишь меня? Отречься от рода?? Но Амелия…
Мама перестала рыдать и посмотрела на него.
— Ты лучше отречешься от меня? От нашей любви? — тихо спросила она и убрала его руки со своих плеч.
— Зачем ты заставляешь меня делать этот выбор?
— Тогда нам не по пути…
Все вокруг снова закружилось, смешалось, голоса исказились. Я поняла, что опять смещаюсь во времени, но уже не обращала внимание на эти перемены, а лишь думала.
«Как она сказала… Двоедушница? А отец… Он отпустил ее, потому что так хотела бабушка Лиза? Как же так?»
Я хотела дослушать их разговор, узнать, что было дальше, но меня снова перебросило. На этот раз я оказалась стоящей напротив толпы людей. Все они что-то кричали, сыпали оскорблениями и упреками, спорили между собой.
— Это она! Она всю худобу перевела! — гневно кричала какая-то бабулька в платке и в запятнанном высохшей кровью и навозом переднике.
Мне стало не по себе, и я попятилась, но тут же опомнилась, что люди меня не видят. Они кричат не на меня. Я осмотрелась и поняла, что стою прямо возле нее — моей мамы. На ней было просторное платье простого кроя, она растерянно смотрела на людей, выкрикивавших гадости в ее адрес и пыталась что-то говорить им. Даже несмотря на свободный крой ее одежды я заметила слегка округлившийся животик.
— Да что вы взъелись на Амельку, она ж лечит всю округу! Добрая она! Знахарка! — вступилась вдруг другая женщина, полноватая, с толстой косой, сплетенной венком вокруг головы.
— Ведьма она! Молчи, Оксанка. — закричал какой-то мужик на заступницу. Оксана смолкла и отошла в сторону.
— Я же всегда всем помогала! И скотину вашу лечила! Я не при чем тут… — оправдывалась мама, заглядывая людям в глаза, взывая к их благоразумию.
— Ага! Как же! Не при чем! А твои коровушки-то здоровехоньки пасутся, им мор нипочем! Как же так?
— Да! Это все ее рук дело! Она мор навела! С Сатаной погуляла, ведьма…
Мама стояла перед этими людьми такая беспомощная. Мне так хотелось поддержать ее, обнять, закрыть собой, но я не могла. Я лишь провела ее взглядом во двор.
Поняв, что ее не слушают, мама просто махнула рукой, закрыла калитку и побежала к хате. Она плакала. Люди еще долго кричали у нее под забором, но вскоре стали расходиться. Мне хотелось пойти за мамой, но я не могла передвигаться. Как вдруг в толпе я заметила знакомый силуэт в черном плаще. Это была женщина. Она говорила что-то той тетке, которая единственная заступилась за маму из толпы односельчан. Лишь на мгновение женщина приспустила капюшон, и я увидела ее довольное лицо и тонкие губы, растянутые в улыбке.
«Бабушка… Опять она. Что она здесь делала?»
Я не успела додумать цепочку своих умозаключений, как оказалась внутри мазанки. Мама лежала на кровати и истошно стонала. Возле нее суетилась та самая Оксана и что-то бормотала. Я сконцентрировалась на звуке и услышала крики мамы, корчащейся в родовых муках, а в окна с раскатами грома и завываниями ветра рвалась буря. С каждым раскатом, казалось, в домишке все ходит ходуном.