Полюбить Дракона

— Я пришла пожелать тебе доброго утра, — промурлыкала Ирина, словно довольная кошка. — Ах, какая сегодня приятная весенняя ночь! Как сладко и как жарко было!.. Жаль, тебя с нами не было. Право же, князь — ты слишком горяч и обидчив. Ну, вспылила самка — но это море подарило ей такой бурный нрав. Нужно было в ночной тиши прийти к нам… поверь, когда ее ласкали, она быстро сменила гнев на милость, и Лео она позволила все.

Глаза Ирины смеялись; она облизывала искусанные, раскрасневшиеся губы, и Эван почувствовал, как клокочет и жжет драконий огонь в его груди.

— Она, — задушенным голосом произнес он, бледнея от злости настолько, что его светлые глаза на белом лице показались темными, как грязный тающий лед, — пустила тебя на их с Лео ложе?!

— Ну, я же говорю, — довольная своей ложью и унижением Эвана, ответила Ирина, щуря хитрые темные глазки. — Лео известный хитрец. Сначала он укротил ее ярость, взял ее первой, а затем настала моя очередь. Он целовал ее, гася ее обиду, и в это же самое время брал меня. Всего лишь надо было немного схитрить. А когда она была сыта и довольна, она не стала препятствовать моему счастью.

У Эвана даже губы задрожали от ярости, глаза стали черными провалами.

Издевательский смех звучал в его ушах.

Капризная Ирментруда ставит такие условия ему, и, однако, из своей постели соперницу не выгоняет?! Значит, вся ее ревность — ложь? Притворство? Ее пылкие слова, обращенные к нему — всего лишь эгоизм? Самки жадные, самки хитрые, любят единолично владеть чем-то…

— Да не расстраивайся так, князь, — пропела развратным, гадким голоском Ирина. — Видно, она пошутила над тобой так… но если хочешь, — Ирина хитро ему подмигнула, — то у меня еще остались силы. Помнишь — в свое время я вас обоих выдерживала, всю страсть вашу выпивала. И сегодня смогу удовлетворить тебя. Хочешь, доиграем игру, начатую ночью?..

Но Эван словно не слышал ее. В ярости он скрежетал зубами, думая, что Диана — подлая, капризная, лживая самка! — решила, что сможет своему мягкому телу набить цену повыше, играя его чувствами и отказывая ему.

А он повелся! Словно наивный юнец, словно доверчивый дурачок — поверил, и решил заслужить ее доверие своей верностью! Щеки Эвана пылали, глаза вспыхнули золотым светом. Ему было стыдно не за свою доверчивость — за порыв, который он посветил недостойной.

Он поверил, что для нее это значимо.

Он поверил в то, что его неверность ранит ее, что она не может вынести и мысли о том, что он будет с другой. Что чужие губы будут целовать и ласкать его тело.

А сама смеялась, упиваясь своей властью над отвергнутым князем!

Да будь ты проклята, лживая и порочная женщина!..

— Так говоришь, — шипел он злобно, — что тебя она не тронула?..

— Лео немного помял только, — ответила Ирина, демонстрируя Эвану синяк на запястье, который оставили ей пальцы Лео, выдворяющего ее из комнаты. — Но ты же знаешь, он всегда был груб и неаккуратен…

Незаметно она приблизилась к Эвану, руки ее скользнули по ярким дорогим шелкам его одежды. Она любовно обвила его шею руками, прильнула всем своим трепещущим от желания телом к сходящему с ума от злости князю.

— Ну, Эван, — шептала она соблазнительно, чувствуя, что Эван взбешен и беспокоясь от этого, -мы славно проведем время. А хочешь — я позову эту самку? Я скажу, что к Лео… а потом ей будет уж поздно вырываться… или не поздно — но это лишь добавит остроты в игре. Хочешь?

То, что Эван поверил навету с первого слова, здорово обеспокоило Ирину. Это значило, что он думал только о Диане; это значит, что он весь горел от невозможности коснуться ее. Это значило, что все его нервы были обнажены, и любое слово было словно капля раскаленного металла на лишенное кожи мясо. И Ирина изощренно лгала, отталкивая любую возможность переговоров между князем и Дианой.

Он не сможет обуздать свою гордость и не спросит, а она не сможет пробиться сквозь его оскорбленную обиду… Каждым своим выверенным словом Ирина все раздвигала и раздвигала берега пропасти между ними.

«Никогда вам вместе не быть!» — думала она злобно.

— Идем, Эван, — шептала она, нетерпеливо дергая его за руку.

Но Эван вдруг взорвался, словно вулкан.

— Поди прочь! — взревел он яростно, отпихнув ее так, что лгуньях, взвизгнув, отлетела на несколько шагов от него. — И не смей приближаться ко мне! Я — князь, и я беру все, что мне хочется! И никакая самка не смеет отвергать меня!

Душа Ирины сжалась, драконица болезненно вскрикнула, понимая, что раздразнила не только гордость Эвана, но и его страсть. Недооцененную ею страсть; тягу к Диане. И сейчас Эван…

— Не пущу! — прорычала она. Ловко подползая к его ногам, вцепляясь в них, обнимая изо всех сил.

Но Эвана было не остановить; он откинул Ирину так же легко, как буря ломает и крушит деревья и берега, и кинулся прочь, видимо, отыскивать Диану.

Ирина, помятая его неласковыми руками, взвыла, очутившись на полу, в одиночестве, словно истоптанная тряпка. Шаги Эвана стихали вдалеке, и стало ясно -он твердо выбрал свою новую строптивую самку.

***

Диана только что приняла ванную и расчесывала волосы, сидя на постели, в солнечном теплом пятне, под лучами солнца, когда ворвался Эван.

От его грозного вида у девушки сердце в пятки ушло, и этот страх был перемешан с радостью: Эван сам пришел. Не пришлось бегать за ним, не пришлось томительно ждать, когда он решится приблизиться.

Но первое же его слово погасило всякую радость девушки.

— Мерзавка! — тяжко дыша, произнес Эван, испепеляя перепуганную Диану злобным взглядом. — Лживая рыба! Ты решила, что можешь играть мной, забавляться? Пучок водорослей тебе!.. Я — князь, я беру все, что мне нужно!

— Что?!.. — испуганно вскрикнула ничего не понимающая девушка, и тут Эван налетел на нее.

Ухватив ее за руку, он стащил ее с постели — уже страшно! Значит, примирения и любви с нежными ласками не будет?! — и поволок, голую, сопротивляющуюся, куда-то вглубь спальни.

— Отпусти! Отпусти! — верещала Диана, но он будто не слышал ее. Окаменел и оглох от ярости.

Сминая зелень, он пробрался к темной двери на ветхих петлях, толкнул ее, едва не выбив совсем, и втащил в полутемную крохотную комнатку со столбом посередине.

Вид этого столба с болтающимися на нем железными кандалами привел Диану в ужас, она вскрикнула и забилась, стараясь освободиться, но Эван держал крепко.

— Это спальня для строптивых самок, — злым голосом объяснил он, заглядывая в перепуганные глаза Дианы. — Давно ею не пользовались. Сейчас опробуем.

— Отпусти меня! — верещала Диана, не сдаваясь. — Мне больно!

— А мне?! — яростно взревел Эван, швырнув девушку к столбу. — А мне не больно?! Ты говорила о верности, о том, что хочешь быть единственной, что не потерпишь соперницы и ее запаха на мне, и чтобы я был таким же хотела бы, а сама обманула! Для тебя это лишь игра! Издевка над моей мечтой!

Его руки яростно обернули ее запястья шелковым поясом несколько раз, и Диана, постанывая, ощутила, как ее вздергивает вверх, подвешивает у старого столба для наказания неведомая сила.

Ее ноги оказались продеты в тугие ременные петли, и старая жесткая кожа пребольно сжала ее нежные бедра, разводя их в разные стороны. Она, беззащитная, постанывающая от боли, оказалась крепко зафиксирована у позорного столба, готовая к насилию, с широко разведенными ногами, с выставленным бесстыже голым лоном…

-Эван, — трясясь от ужаса, произнесла она, видя, как дракон неспешно освобождается от одежды, — ты что?! О чем ты говоришь, Эван?!

— Я говорю, — произнес он, и голос его загрохотал гневно и грозно, как горный обвал, -что я — князь! И я возьму все, что захочу, вне зависимости от того, что ты говоришь. Я не верю тебе; и поэтому наши договоренности расторгаются! Буду трахать тебя тогда, когда пожелаю; даже на одном ложе с Ириной. Тебя после нее, ее после тебя — не важно. За то, что ты посмела обмануть меня, я растерзаю сначала твое тело, потом твою душу!