Страница 17 из 52
— Отчего же Эван сейчас его не наказал? Простил?
— Да как же не так! Такое не прощает ни один дракон, — старуха пожевала губами. — Да только этот Звездный отчего-то стал не по зубам Эвану. Ах, узнать бы еще, почему…
Она на миг задумалась. Потом встрепенулась, оживилась, выбросила неприятные думы из головы.
— Ладно, — она протянула свою палку Диане. — Не думай пока об этом. Думай о том, как от рыбешек избавиться… и как хозяйкой тут стать. Сильной и хитрой надо быть… как Ирина. Но верной.
Старуха смотрела, не мигая, на Диану, и той стало неуютно под ее немигающим взглядом.
— Я знаю, — произнесла старуха тяжело, — мужчины не верят в любовь. То, что у меня было со старым князем — это, скорее, исключение из правил. Такой историей вряд ли тебе похвастается любая другая самка. Но они хотят верить, — старуха не пояснила, кого имеет в виду, своих сыновей или всех мужчин вообще. — И мечтают об этом. В твоих силах дать им то, чего они хотят. Когда ты найдешь слова… или что-то иное… что заставит их тебе поверить — вот тогда я буду спокойна.
Диана молча приняла старухин посох, хотя не совсем понимала, зачем он ей. Он был на удивление легкий, хотя был прочный и поблескивал, как черненая сталь. На его древке были видны многочисленные укусы острых зубов, борозды от когтей.
«Видимо, свекровь от души гоняла неугодных ей невесток палкой, — подумала Диана. — Хорошо, что она ко мне благоволит, а то бы и мои бока познали, как она лупит, эта палка…»
— Посох из дерева черной железной лозы, — любовно произнесла старуха. — На ней рос черный виноград, самый сладкий, что вообще существует на свете. Жаль, больше нет ни одного священного дерева… Бери, не сомневайся. Это как символ власти. Иначе кто в тебе признает госпожу? Тебе понадобится. И рыбешек, — голос старухи стал резким и злым, — всех вон!
И она, согнувшись, заложив руки за спину, неспешно пошла прочь.
***
Легко сказать — вон, но как это сделать?
Однако, старуха ясно дала понять — в доме должна быть одна хозяйка. Ирментруда не спрашивает разрешения, она действует!
«Старуха права уж тем, что эти красотки мне спокойно жить не дадут, — думала Диана, расхаживая по коридорам необычного замка. — Голову мне отгрызут за ожерелье. Да, надо быть хитрее и жестче… Даже если не умею и не привыкла!»
Но насилие с криками, с болью, с истязанием женщин Диане совсем не нравилось. Позвать слуг, чтоб те выкинули их в море? Но будут слезы и проклятья. Нет, надо, чтоб они сами уплыли.
Вспомнив о словах старухи, Диана пошла отыскать бассейн, о котором та говорила, и нашла его довольно быстро. Он был сух — только песок под ногами не успел высохнуть. Следы, которые оставляла Диана, тотчас же наполнялись водой. Над головой ее на потолке, нарисованные морем, были прекрасные узоры. Под ногами — длинные ленты водорослей. Впереди — небольшим светлым пятном виднелся выход в море. Шумели волны, и казалось, с каждой новой волной море проникает в пещеру все глубже.
«Скоро, значит, прилив, — подумала Диана. — Здесь много воды будет… не зря же мать князя завела со мной разговор именно в это время. Знала, что сейчас их выкинуть в море удобнее всего. Интересно, отчего она сама этого не сделала?»
Словно слеза, в песок упала жемчужина, и Диана с сожалением увидела, что одна нитка жемчуга разорвана жадными руками. Ах, как жаль! Подарок князя…
А жемчуг падал и падал в песок, его было уже не остановить. Диана подставляла ладони, ловя жемчужины, но их было так много…
«А что, если на жемчуг приманить их всех?!» — подумала Диана — и рассмеялась. Конечно, самки купятся на этот нехитрый трюк!
Почти бегом бросилась она бежать к покоям, где видела веселящихся девиц. Упавшие жемчужины помечали ее путь, звонко цокали по камням. Она с сожалением порвала еще нить, ссыпала все в ладони и кинула в зал, где ели красавицы. Жемчуг запрыгал по полу, и из зала донесся смех, потом визг, а потом и жадное рычание.
Прижавшись к стене, Диана напряженно вслушивалась, как девицы делят найденный жемчуг и считала секунды до того мига, когда они веселой стайкой вывалились из зала.
Едва ли не на четвереньках, деля найденные жемчужины и огрызаясь.
Они пошли по жемчужному следу, словно птицы по рассыпанным крошкам. Ни в одну голову не пришло даже и мысли, что тут что-то не так, они смеялись и радовались каждой найденной жемчужине. Диана проводила их взглядом; ей стало ужасно неприятно и стыдно за них , таких, за то, что князь видит женщин именно такими.
«Как же он может любить женщин, — с горечью подумала она, — если они ведут себя как животные. Одна была как человек, но отчего-то хитрый и подлый. Бедный Эван… ни ласки, ни нежности. Только жадность, хитрость и расчет!»
Тихо проследовала она за девицами и увидела, как они носились по песку, отыскивая жемчуг. Наступающее море уже лизало их башмачки, трепало подолы их платьев, но охота захватила их настолько, что они с радостным визгом бросались в наступающие волны — и выныривали, радостные, демонстрируя добычу.
Они удалялись от края бассейна все больше, плавая в наступающих волнах уже там, куда Диана не доходила, жадность велела им искать в песке, и на поверхность воды то и дело всплывали их платья, которые мешали в поисках, и которые самки скидывали с себя.
Скоро их веселые голоса зазвенели у самого выхода в море, и Диана вздохнула с облегчением глядя, как одна за другой ее соперницы протискиваются на волю, чтобы исчезнуть навсегда.
— Ирментруда Диана?! — услышала девушка за своей спиной изумленный и разгневанный голос Эвана.
Она обернулась и встретилась с его гневным взглядом.
— Зачем же ты, — только и смог вымолвить Эван. Он смотрел, как его самки уплывают, но вслед за ними не спешил. Это придало Диане уверенности; раньше она хотела солгать, расплакаться, как Ирка делала. Но здесь и сейчас она почему-то передумала.
— Что не так? — холодно произнесла она, сжимая суковатую палку. — Я отпустила их на волю. Они вполне счастливы.
— Это были мои женщины! — прорычал князь, ощерив крепкие зубы.
Диана лишь пожала плечами.
— Странный ты, князь Эван, — произнесла она. — Мечтаешь о верности, а сам верным быть не готов? Мне верным? Я тоже хочу, чтобы ты любил одну лишь женщину — меня. Я избавилась от соперниц, очистила в твоем сердце место для себя — чем ты недоволен?
Эван молча, изумленно хлопая глазами.
Но из-за его спины выступил Леонард, и он был не менее изумлен.
— Диана, — выдохнул он, тараща глаза, — а ты где… взяла это?!
И он указал на черную палку в ее руках.
Диана растерялась.
Она оглянулась беспомощно, словно надеясь увидеть старуху, вручившую ей эту палку. От нее поддержка не помешала бы! Почему она ушла, оставила Диану саму объясняться с братьями?!
«Подумают еще, что я эту палку отняла, — почти с отчаянием подумала Диана. — Ведь рассказывала же она, что Ирка ее кусала и топила! А вдруг они про меня тоже самое подумают?!»
— Мне-е-е, — неуверенно проблеяла она, крепче сжимая черную лозу, — мне ее дала ваша матушка.
— Что ты сказала?!
Ярость мгновенно наполнила глаза Эвана, и Диана тут же растеряла последние крохи уверенности. Слова старухи «Ирментруда имеет право делать все, что ей вздумается» растаяли в ее ушах, и девушка поспешила оправдаться.
— Я правду говорю! — закричала она. — Эти… женщины напали на меня, хотели изуродовать и отнять колье, а она их напугала, а мне дала этот посох и велела всех их из дому прогнать…
— Как она напугала их? — в отличие от Эвана, Леонард был спокоен. Преувеличенно спокоен и сосредоточен, словно хотел рассмотреть что-то очень маленькое, ускользающее из поля зрения.
— Она шипела! А они называли ее Великой Старухой, — ответила Диана уныло. Только сейчас до нее дошло, как нелепо и неуважительно звучат ее слова. Вряд ли драконы будут в восторге от того, как она называет их мать.
Но драконы не стали кричать, обвиняя Диану во всех смертных грехах. Они в изумлении рассматривали витой посох в ее руке — черный, выглядящий по-металлически массивным, поблескивающий белыми царапинами на черной коре.