Привет, Маруся!

Очнувшись, я близко-близко увидела Кутусова, крепко державшего меня за плечи.

Глава 3

Кажется, у меня ушли все силы, я обмякла в руках парня и начала медленно оседать. Он подхватил меня за руки, а потом посадил на свой стул, стоявший ближе всех к парте Бобринской. Я огляделась: где же Игорь? А он в это время оказывал первую помощь Викусе. Что поделаешь — будущий доктор решил попрактиковаться в спасении своей пациентки.

— Умойся, — приказал мне Сергей Николаевич, которому тоже пришлось оттаскивать меня от потерпевшей, хотя еще надо разобраться, кто здесь потерпевшая.

Вместе со мной из кабинета вышла Саша — верная подруга. Я посмотрела в зеркало. Ого! Правая скула покраснела и немного опухла. Должно быть, один звездный удар от этой звезды я пропустила.

Уже вечером в гимназии были наши родители.

— Вырастили какую-то бандитку, — кричали Бобринские. — Мы немедленно, сегодня же, обратимся в полицию. Пусть вашу дочь посадят.

«И расстреляют, нет повесят, а лучше четвертуют», — хохотнула я про себя.

— Пусть и вашу привлекут по статье 128 УК РФ за клевету, — жестко, как умеет только он, ответил папа.

— Да, но у вашей дочери в результате драки со здоровьем проблем нет, а у Викуси сотрясение мозга, многочисленные гематомы. Вам этого мало? Будете сами оплачивать лечение.

— Так и вы будете оплачивать лекарства моей дочери. Станислава получила нервный срыв и как следствие — сердечный приступ. Ваша Вика пыталась растоптать самое святое для девочки — память о матери, достойной женщине, уважаемого человека.

— Подумаешь, какие мы неженки. Ну пошутила Викуся, что такого?

— Очень печально, что вы не понимаете, какое чудовище воспитали, — поморщился отец. — Хотя где вам понять, таким же чудовищам.

Родители Бобринской, как и обещали, подали заявление в полицию. Нас с папой затаскали по разным инстанциям. Чтобы как-то уберечь дочь возлюбленного от «еще одного нервного срыва» в борьбу включилась Квашняк — старшая. Она много раз вела переговоры с родителями Викуси и, наконец, добилась своего — те забрали заявление. Папа тоже отозвал наше, встречное. В общем, случилось «примирение сторон». Адвокат счастливо выдохнул и сказал, что в данной ситуации это лучший выход, поскольку продолжать борьбу не имело смысла: все равно история бы закончилась постановкой на учет в ПДН и КДН меня и Бобринской. Я не жалела о своем поступке и ни в чем не раскаивалась, хотя попутно папа все же сделал внушение: хватит быть пацанкой, пора взрослеть. «Все вопросы нужно решать цивилизованным путем», — был его вердикт. Класс отреагировал абсолютно адекватно: полным составом встал на мою сторону. Со временем этот инцидент начал забываться, но простить Викусю я так и не смогла.

***

На смену трагичному пришло смешное — все как в жизни. Через пару недель после описываемых событий моих одноклассников вызвали в военкомат для прохождения ежегодной медкомиссии. Растяпа-секретарша забыла передать сопровождающему учителю ОБЖ типовые характеристики, которые обычно запрашиваются военкоматом, поэтому Сергей Николаевич, зайдя в кабинет, где учились остатки 11б класса, попросил меня и Сашу съездить в любимое всеми призывниками место и передать эти документы. А что, мы не против, нам сказали — мы сделали.

Наши парни дружной стайкой стояли возле кабинета психиатра и обсуждали вопросы, которые задавал доктор. Увидев нас, Кутусов буйно расцвел…Вы наверняка решили, что скажу: как майская роза? Почти угадали — как плесень в забытой хлебнице. Как врага можно сравнивать с милым и нежным цветком? Вот споры плесени — самое то.

— О, девчонки, служить собираетесь? Как удачно сложились молекулы! Воропаев, собери им мешок сухарей. Мы в армии точно не нужны после того, как защищать мирный покой граждан пойдет универсальный солдат Маруся: она сама всех врагов возьмет в плен, если до этого их не перестреляет.

— Не, вряд ли меня и Стаську призовут: мы немного того, больные, — пошутила Саша, изображая для Кутусова нервный тик.

— Я заметил. Ну, что ж, тогда остается последнее, учитесь все, — Кутусов, немного согнувшись, выставил обе руки вперед и начал вращать вперед-назад кулак правой под воображаемой рукоятью мотоцикла: — Дрын-ды-ды-ды-ды-ты. Поехали. Ж-ж-ж-ж-ш-ш…

И рванул к кабинету психиатра. Все оторопели.

Показавшаяся в дверях медсестра от удивления сняла очки и вновь их надела. Следом вышел врач. Подлетев к ним, Кутусов очень серьезно поинтересовался:

— Где можно поставить мотоцикл?

— Вон у той стены слева, — не моргнув глазом, коротко ответил психиатр.

— Ага.

Кутусов развернул воображаемый мотоцикл и оставил его в противоположном углу.

— Давай карточку, — нахмурился мозгоправ, а получив ее, написал всего лишь одно слово: «годен»

— Но вы же не задали мне ни одного вопроса, — возмутился Кутусов. Было заметно, что он переигрывает в своем гневе.

— А зачем? Мне достаточно того, что ты отлично ориентируешься в пространстве: знаешь право-лево. В армии этого достаточно, артист, к службе годен, — с энтузиазмом ответил доктор и зашел в кабинет.

— А как красиво начиналось: Honda GL 1800, девочки, поездка, — широко улыбнулся Лазаревский, похлопав одноклассника по плечу. — Служи, Стас, достойно.

Кутусов раздраженно сбросил руку Игоря со своего плеча.

— Ну, что, Кутузов, ты уже освободился? Тогда забирай свой мотоцикл и вези нас обратно в гимназию, пока тебе не принесли повестку, — кокетливо помахав рукой, предложила я.

— Транвай дальше не идет, — вместо Кутусова ответил Лазаревский, умышленно исказив слово. — Бензин закончился.

С Игорем в последнее время мы общались меньше, потому что он ходил на занятия к репетиторам. Буквально весь день у него был расписан по минутам, но наши каждодневные совместные походы домой продолжались, только по субботам он сразу бежал на урок к известному в городе математику.

Однажды в такую одинокую субботу, выходя из гимназии, на первой же ступеньке я поскользнулась и кубарем полетела вниз на голый асфальт, только что очищенный от снега.

— А мне летать охота, — тут же пропел стоявший у двери Кутусов — это он о моем неудачном приземлении.

— Охота — лети, скорпион ядовитый, — постанывая, сказала я сквозь зубы, окинув парня царапающим взглядом: — Чем смеяться, лучше бы помог. Кажется, я сломала ногу.

— Что ж, помогу. Мне вредность не позволит отказаться.

Он подхватил меня под руку, и мы медленно пошагали в сторону моего дома. Как же было больно! Едва подумалось, что придется подниматься на четвертый этаж, и вовсе стало худо.

— Могу за отдельную плату донести до квартиры, — как будто читая мои мысли, сказал Кутусов.

— За какую? — насторожилась я.

— За один единственный поцелуй.

— Чеегоо? — мой словарный запас мигом вылетел в уши. — Пошел вон. Я не продажная женщина. Ты ошибся.

— В общем, послала, да?

— Толку мне тебя посылать. Ты и так там бываешь чаще, чем в гимназии.

Он сощурил глаза и резко выбросил над головой руку, поправляя шапку. Мне же показалась, что сейчас Кутусов меня беспомощную ударит, и, отшатнувшись, немного переигрывая, завопила что есть мочи:

— Люди! Помогите!

— Маруся, ты совсем ку-ку?!

Я, оглянувшись по сторонам и не найдя зрителей, сбавила тон и умоляюще проговорила:

— Не закапывай меня в траншею, Стасик, прошу, вот честно-честно, никому ничего не скажу и не сдам тебя полиции!

— Диагноз на лице написан: психические отклонения отсутствуют, просто дура.

— Да ну?

— Это все? Если вопросов больше нет, я сваливаю.

Я представила, как на коленях буду ползти по грязным ступенькам, цепляясь за перила, и запричитала:

— Ой-ой-ой, как нога болит, блиииин.

Кутусов вздохнул и бросил на ходу:

— Так, расслабься и получай удовольствие.

Он, больше не говоря ни слова, легко подхватил меня на руки и понес по лестничным маршам. Я поступок оценила: да, другой бы одноклассник развернулся и ушел, а он не только до дома проводил, но и дальше потащил на себе этого тушканчика.