Жаворонок

Коллизия возникает сразу же после возвращения из Севастополя. Ситуация требует, чтоб Жанна сделала несколько политических заявлений, показалась бы на телеэкране со вполне определенными персонажами, ясно и по возможности резко отмежевалась от «патриотической» оппозиции. Это плата за помощь, которую им оказали во время «Севастопольской обороны». И одновременно – аванс, демонстрирующий ее лояльность и готовность к сотрудничеству. Ничего особенного, обычная закулисная практика. Кармазанов не видит в намечаемой акции никаких затруднений. Подумаешь – выступить, отбарабанить в эфир заранее написанный текст. Ерунда, с этим справится даже семилетний ребенок. Однако тут Жанна преподносит сюрприз, которого он не ждал. С ледяным высокомерным спокойствием заявляет она ему, что ни в какие союзы с людьми, развалившими великое государство, вступать не намерена; существуют в жизни понятия, которыми не торгуют, потому что тогда жизнь утрачивает всякую ценность и смысл. Если же эти люди действительно ощущают свою вину за содеянное, если они раскаиваются и припадок политического безумия миновал, они могут открыто сказать об этом в средствах массовой информации. Признание личной вины – путь ее искупления. Замазывание ошибок опасно, оно приводит к новым ошибкам.

Кармазанова эти ее интонации попросту ошарашивают. У него и мысли не возникало, что здесь, где он – царь и бог, возможны какие-то возражения. В первый момент он, видимо, даже не понимает, о чем идет речь. Можно представить себе, как он хлопает ртом, будто рыба, вытащенная на сушу. У него не хватает слов, и скрюченные костистые пальцы царапают воздух. Закружилась голова у вчерашней десятиклассницы? Возомнила себя политиком, а не тряпичной марионеткой?

Его желчное раздражение тем сильней, что как раз незадолго до этого Жанна фактически сорвала некие важные переговоры. Миссия отца Варсонофия, по-видимому, не пропала втуне. Выводы из его доклада в конце концов были сделаны. Мы почти ничего не знаем об этой мелькнувшей за кадром таинственной встрече, церковь охраняет свои секреты не хуже некоторых спецслужб, и однако по многим косвенным данным, в частности, приведенным в книге К. Магноса «Война с Иисусом», можно предполагать, что здесь осторожно затрагивалась тема сотрудничества. Ничего удивительного в этом, конечно, нет. Кризис русского православия стал в последние годы вполне очевиден. Огосударствляющаяся церковь России утрачивает пассионарность, и ее теснят протестантские миссионеры, хлынувшие сюда со всего мира. Нечего противопоставить их профессиональной энергии. Церкви необходима личность, способная всколыхнуть сердца. Необходимо чудо, которое коснулось бы каждого россиянина. Требуется сиянии благодати – распределяемой, разумеется, только с санкции РПЦ. Ситуация даже для непросвещенного взгляда критическая. И обеспокоенные иерархи уже на этих предварительных переговорах дают понять, что, конечно, и речи не может быть ни о каком официальном благословении Жанны, здесь даже намеки опасны и вызовут опровержение религиозных верхов, но вот благожелательное отношение к подвижничеству вполне возможно. Позитивный нейтралитет; естественно, при соблюдении определенных условий. А для понимающего человека это кое-что значит.

Для Кармазанова это действительно кое-что значит. Поддержка церкви в данный момент им очень желательна. Она превращает их в силу, обладающую определенной доктринальной природой. Стихия организуется, возникает прочный и надежный фундамент. От Жанны в такой ситуации требуется совсем немного: только помалкивать и умно кивать, когда к ней обращаются. Более от нее никому ничего не нужно. Кармазанов искренне убежден, что так именно и произойдет. Ведь до сих пор Жанна не проявляла политической самостоятельности. И вдруг с изумлением, близким к панике, слышит он, как Жанна ответствует, что обязательства, изложенные иерархами, слишком неопределенны: давайте от слов к делу, что именно вы предлагаете? А дальше, практически без перехода: что для нее лично нет разницы между конфессиями. Бог един, и безразлично, откуда восходит к нему молитва: из православного храма, из синагоги, из пагоды, из мечети. Вряд ли Он обращает внимание на подобные мелочи. Кармазанов просто не успевает вмешаться в ее самоуверенный монолог. А когда он приходит в себя и прерывает его резким взмахом руки, момент упущен, исправлять что-либо уже поздно. Слово сказано, слово было у Бога, и оно было – Бог. Иерархи, как можно понять, не опускаются до подобных дискуссий. Строгие лица их утрачивают человеческие черты, монашеские одеяния выглядят непробиваемыми доспехами, а тяжелое серебро на крестах – ярким и недоступным. Оно будто защищает их от прорезавшегося соблазна. Скрипучими вежливыми голосами сказаны еще несколько фраз, и переговоры заканчиваются, так фактически и не начавшись.

Вот почему ярость Кармазанова беспредельна. С гневом он заявляет, что Жанна обязана выполнять все его указания. В конце концов, должна же быть элементарная благодарность! Он ее породил, и он же, если потребуется, вышвырнет ее, как котенка. Никакой самодеятельности он более не потерпит! Что она вообще стала воображать о себе? Если не нравится, ради бога, выкатывайся отсюда! Он таких девок он найдет восемь штук на любом вокзале! Иди, иди, я тебя упрашивать не намерен!..

Это колоссальный неуправляемый выброс эмоций. Кармазанов не сдерживается и не считает нужным выбирать выражение. Много чести, знаете ли, для этой пигалицы. Страшным сухопарым кузнечиком мечется он по тесному кабинету, опрокидывает оба стула, отбрасывает их ударом ноги, раздирает тюль штор, смахивает со стола бумаги. Более всего это напоминает приступ безумия. Еще никто никогда не разговаривал с Жанной подобным образом. И тем не менее, она выбирает лучшую тактику из всех возможных: равнодушно молчит, словно оскорбления Кармазанова ее не касаются, отстраняется, если он наклоняется слишком близко, отворачивается, глядит куда-то в пространство. И дождавшись, пока припадок начнет несколько выдыхаться, так же молча встает и выходит из кабинета. А когда Кармазанов, еще жестикулируя, пытается рвануться ей вслед, путь ему преграждает один из братьев Степано.