Страница 1 из 4
Евгений Соколов
Жизнь как кино
СМЕРТЬ ИНЖЕНЕРА
(Вместо предисловия)
Лагерь «Маяк» Киевского политеха, где я учился, располагался на самом берегу Чёрного моря, рядом с белоснежными пляжами Птичьего острова, которым позавидовали бы и Мальдивы. Правда, на Мальдивы нас тогда никого не выпускали, поэтому потусить здесь, да ещё в компании друзей-студентов было вдвойне круто.
1978-81 годы я работал там художником две пионерские смены и худруком третью студенческую.
Какие видения-воспоминания только не бередят меня до сих пор, когда я перебираю старые фотографии. И, как к нашему Нептуну прилетал Нептун с планеты Нептун в сопровождении космических наложниц, и отряды амазонок на крепких жеребцах в «яблоках» нарисованных гуашью, и сексуальные русалки в чешуйчатых «чулках», и безудержное веселье на вечеринке, которую мы прозвали «Дикой рок-н-рольной ночью». В общем, много чего там происходило – не жизнь была, а сплошной карнавал! Я с друзьями писал сценарии этих праздников, а потом мы всем студенческим лагерем их реализовывали.
Собственно, тогда во мне умер инженер, и я встал на скользкую дорожку, которая меня привела на «Мосфильм», а потом и во ВГИК.
РЕЗИНОВЫЙ КЛЕЙ
Всё проходит. Всё изменяется»
Иван Бунин. «Тёмные аллеи».
На первом курсе, когда я учился в КПИ, в самом начале зимы я устроился в дизайнерский отдел нашего института. Поработать. Я немного рисовал, а отдел занимался оформлением разных мероприятий, праздников, наглядной агитацией, сейчас это называется рекламой.
В отделе работало несколько человек, начальником была очень строгая дама средних лет. Из студентов там кроме меня работала девушка, которая училась заочно на художника, правда не в нашем институте. Была она на несколько лет старше меня, и замужем, но мы с ней с первого дня как-то крепко подружились и когда я после занятий заходил в отдел на пару часиков, то время проводили исключительно вместе и никого из сотрудников я толком и не замечал. Видимо, у нас были родственные души, я так понимаю. Звали её Маша.
И вот перед новым 1977-м годом, надо было оформить какой-то праздничный стенд, а резиновый клей в отделе закончился. Может, кто помнит – резиновый клей это такая соплеобразная субстанция, с запоминающимся специфическим запахом. Но на него было очень удобно клеить всякие фотографии и плакаты, многие оформители только на нём и работали.
Подзывает меня, значит, наша начальница и даёт важное задание. Нужно сходить на склад, а это другой конец института, получить клей и срочно доставить в отдел. А чтоб я не заблудился, в помощь мне выделяют Машу. Ну, с Машей, понятное дело, идти на задание гораздо веселее. Из тары нам выдали трёхлитровую стеклянную банку из-под яблочного сока и сетку-авоську. Кто помнит – это сетка для продуктов, вся из дырок, как будь то рыбацкая, только маленькая.
На складе налили нам прямо из бочки этого клея полную банку, закрыли мы ее крышкой, упаковали в эту самую авоську и отправились в обратную дорогу.
Идём по центральной улице института, а политех наш был прям целый город в городе, и так хорошо вокруг. Какие-то студенты в снежки играют, где-то неподалёку молодая Алла Борисовна про арлекина поёт, где-то ёлочка уже сверкает разноцветными огоньками. Снежинки плавно так кружат, вальсируют и приземляются прямо на Машины щёки с ямочками. А Маша что-то мне рассказывает и ресницами так хлоп-хлоп – это чтоб от назойливых снежинок избавиться. Как говорится – всё наполнилось предпраздничным волшебством, и мы были частью этого великолепного действа.
И вот, значит, входим мы в корпус, где наш отдел располагался, а навстречу какой-то очень шустрый студент. Дверью, как хлопнет, и эта дверь со всего размаху прямо по нашей банке, фигак! Банка в дребезги, вся клейкая жижа длинными тягучими струями потянулась от сморщенной авоське к полу. Кое-как, загадив этим клеем всю лестницу, мы добрались до отдела. Нас встретил нетерпеливый взгляд нашей начальницы, мол, что так долго ходите. Она сразу эту прорезиненную авоську то и не разглядела. Тогда Маша, взяла меня за руку и подняла ее вверх. И мы встали перед начальницей прямо как скульптура Мухиной. Только в руках у нас были не серп и молот, а полная стеклянных осколков авоська, из которой тянулись вонючие капли и падали прямо на пол перед начальницким столом.
– Мы вам полную авоську клея принесли, – сказала радостно Маша, и мы прыснули со смеху.
Потом началась сессия, потом каникулы, потом весна, в общем, мне уже было как-то не до подработок, и я больше в отделе не появлялся.
А банка с резиновым клеем запомнилась. Только, надо же, забыл, как этот клей пахнет. И Машины ямочки на щеках запомнились. Или её не Маша звали… может Даша …
В ТОЧКЕ ЗЕРО
Второй курс учёбы в моём первом вузе, Киевском политехе, прошёл под знаком подводного плавания. Ещё в сентябре, сразу после колхоза, я записался в клуб подводного плавания при институте и весь год мы тренировались в бассейнах города, где была яма для прыжков и для нас собственно, для погружений на 5—6 метров. Ерунда, конечно, но это же тренировки, а потом весной мы уже и на реальные водоёмы перешли и куда только не погружались в окрестностях Киева. При чём, самое интересное, что в секции была полная демократия. Акваланги выдавались под роспись, и ты с ним, что хотел то и делал. У меня в общежитии почти постоянно рядом с кроватью стоял забитый сжатым воздухом акваланг, и я в любой момент мог с ним поехать куда хотел. Никто нас не контролировал. Так я брал его весной не только на погружения организованные секцией, но мог взять и просто в турпоход на Днестр или в Конче Заспу вместе с нашей любимой группой ОП—31. Были и неудобства. На тренировки в другой конец города, куда-нибудь на Куренёвку или на Левый берег приходилось ездить на трамвае и на метро и таскать этот двадцатикилограммовый прибор, было делом нелёгким, но, как говорится: «любишь кататься – люби и саночки возить». Но зато как это было круто – в метро с аквлангом!
Первое время мы тренировались только в бассейнах. Но вот, под новый 1978-й год, наши инструкторы, а это были такие же студенты, как и мы только старших курсов сказали, что после праздников у нас будет боевое крещение, и мы будем погружаться в естественный водоём, в Днепр, где-то на пристани под мостом Патона.
Ну, крещение, так крещение, как говорится, знали, в какой клуб записывались. И вот наступил день Хэ. Мы с аквалангами и с подобранными заранее «сухими» гидрокостюмами прибыли на место сбора. Под мост. Почему гидрокостюмы называются «сухими»? Потому что они из непромокаемой резины были сделаны и надевались на спортивный костюм. Ледяная вода в такой костюм не проникала, и ты мог спокойно под водой делать свои деле не замерзая. Это в отличие от «мокрых» гидриков. Они сделаны из пористой резины, промокают и греют, но для совсем низких температур не приспособлены.
Итак, переоделись в походных условиях, то есть прямо на морозе и давай погружаться. Нырять надо было в прорубь два на два метра, которую заблаговременно вырубили во льду наши старшие товарищи. Нас новичков было не так уж много, человек пятнадцать, ныряли по очереди, по одному, минут на пять-шесть. И пока моя очередь не подошла я фотографировался, шутил, в общем, как мог, изображал из себя крутого героя. Но вот позвали и меня. Ещё пару фоток на память. Пристёгиваю ремень со свинцовыми грузилами, поправляю маску, ласты и прыгаю в прорубь.
Первых несколько секунд было любопытно. Золотистый свет от лунки бликовал на стекле маски и пузырьках воздуха. Вот глубина метра три примерно. Тут надо притормозить, чтоб продуть уши, а то барабанные перепонки не любят быстрых перепадов давления. Пузыриков воздуха уже почти не видно, так как вода в реке мутная, да и свет от полыньи уже почти не пробивается. Иду ещё дальше, вроде, осторожно стараюсь, но адреналин то в жилах уже закипает, не каждый день же приходится под лёд нырять. Да и состояние, скажу я вам. Во-первых, невесомость, ты не понимаешь, где верх, где низ, а ещё под перчатку ледяная вода начала просачиваться, видимо неплотно надел. Как-то не весело. Но до дна то дойти надо, тем более сказали, что глубина там метров десять от силы. Плыву вниз, а сам ничего уже и не соображаю от стресса, но тут головой в ил ткнулся – дно. Уф… Пытаюсь перевести дыхание и сориентироваться. Ага. Вокруг такая темень. Не то, что ни зги, вообще ничего не видно. Ни пузыриков, ни даже самого этого дна и, о, ужас, не видно даже этой самой проруби, этого пути наверх, где люди, где жизнь.