Страница 14 из 24
– Потому и сидишь в низшем разряде, – наставительно сказал Киселев, – что путаешь себя, Десантника, с телом. Это надо изживать, Пятиугольник. Ты не отключился от Расчетчика?
– Молчит.
Киселев выругался. Рубченко заговорил приниженно:
– Я, конечно, Пятиугольник… всего лишь.
– Ну-ну?
– Телу моему, капитану милиции, полагался бы Десантник разрядом повыше…
– Возможно. У него должны быть ценные знания. Говори.
Рубченко откашлялся. Было слышно, что он кашляет осторожно – наверно, рана еще болела.
– Так я что говорю… Старуха и мальчишка могут проскочить в район. Так? Неприятный факт, я согласен. Но треба еще посмотреть, опасный ли этот факт. Пока районное начальство раскумекает, пока с командованием округа свяжется, а генерал запросит Москву – о-го-го! – минимально шесть часов, пока двинут подразделения. Ми-ни-мально! Так еще не двинут, еще не поверят, уполномоченного пошлют удостовериться, а мы его…
– Мы-то его используем, – сказал Киселев.
– Во! А он в округ и отрапортует: сумасшедшая старуха, провокационные слухи и тэ дэ.
– Здесь тебе виднее. Ты же милицейский, «мусор»…
– Правильно, правильно! – льстиво подхватил Рубченко. – А за «мусора» полу́чите пятнадцать суточек, молодой человек!
Степка засунул кулак в рот и укусил. Потом еще раз. Он уже понимал, что Павел Остапович не всегда был таким, что его только нынешним утром превратили в Пятиугольника, и сначала Степка почувствовал облегчение, потому что самое страшное было думать: они всю жизнь притворялись. И даже Сурен Давидович.
Но только сначала было облегчение. Теперь Степка кусал кулак, пока кровь не брызнула на губы, и всем телом чувствовал, какой он маленький, слабый, и сидит как крыса в шкафу, провонявшем овчиной.
– …Пятиугольник – Пятиугольник и есть… – заговорил Киселев. – Округ, подразделения… В этом ли дело? Информация всегда просачивается, друг милый. На то она и информация… – Киселев, похоже, думал вслух, а не говорил с капитаном. – Загвоздочка-то в ином, в ином… Расчетчик не помнит ни одной планеты, сохранившей ядерное оружие. Мерзкое оружие. Стоит лишь дикарям его выдумать, как они пускают его в ход и уничтожают весь материал. Кошмарное дело.
– Ты видел это?
– Да. Много десантов назад. Пустая была планета.
– Сколько материала гибнет, – сказал Рубченко и вдруг прохрипел: – Х-хосподи! Так здесь ядерного оружия навалом! Как они выжили, Угол третий?
– Не успели передраться, – равнодушно сказал Киселев. – Сейчас это неважно. Ты радиус действия водородной бомбы знаешь?
– Откуда мне знать? Говорили, правда… на лекции…
– Ну-ну?
– Забыл. Склероз одолевает.
– Отвратительная планета, – сказал Киселев. – Никто ничего толком не знает. Бомбы, ракеты, дети… Мерзость. А ты говоришь – уполномоченный. Он больше нужен нам, чем им: хоть радиус действия узнаем.
– Не посмеют они бросить – ведь на своих!
– Могут и посметь.
Они замолчали. Стукнула дверь, быстро прошел Сурен Давидович. Степка, как ни был потрясен, удивился: Сур совершенно тихо дышал, без хрипа и свиста. Где же его астма?
– Как сквозь землю провалился, – сказал Сур. – Квадрат сто три. Объявляю его приметы.
– Объявил уже, – прошелестел Рубченко. – Приметы его известные…
– Почему он скрывается от тебя? – спросил гитарист.
– Умен и подозрителен как бес. Прирожденный разведчик.
Степан все-таки покраснел от удовольствия. Киселев выругался, сказал:
– Не будем терять время, Десантники. Квадрат сто три, корабль не охраняется, а обстановка складывается сложная. Справишься? Там еще Девятиугольник. Предупреждаю: лучеметами не пользоваться!
– Есть, – сказал Сур. – Пятиугольник, машину!
– Вызываю.
– Машин хватает? – спросил голосом Сура Квадрат сто три.
Киселев ответил:
– Штук тридцать. Пока хватает.
– Я вижу, вы времени не теряли, в самом деле.
Они замолчали. Наверно, Квадрат сто три смотрел в окно – голос Сура проговорил:
– Какой сильный ветер. Пыль.
– Не теряли… – подтвердил Киселев. – Айн момент! Квадрат, ведь ты был в «малом посреднике»!
– Конечно. Ты меня и выпустил.
– Ты же не в курсе насчет детей. Сюрпризец. На этой планете детеныши… (В это время Рубченко кашлянул, и Степка не расслышал последнего слова.)
Квадрат сто три прохрипел:
– Что-о-о?
А Угол окрысился:
– То, что я говорю! И нечего чтокать! До шестнадцати лет примерно – сейчас уточняют.
Степка снова прихватил зубами кулак. Говорят: «детеныши» и что-то скверное «уточняют», и Федя-гитарист кричит на Сура, а тот своим привычным грустным голосом говорит:
– Какая неожиданность! До шестнадцати лет – третья часть всего населения. Третья часть, скажи! А до сигнала наводки еще семь часов, ах как нехорошо!.. Нужно очень охранять наводчика.
Киселев промолчал, и, видимо ободренный этим, Рубченко поддержал Сура:
– Проклятая работа! Знаешь, сколько Десантников на телескопе? Не берем своего наводчика…
– Мол-чать! – взорвался Киселев. – Вспомни о распылителе, Пятиугольник двести! А ну двигай в город и действуй по расписанию… Найдешь мальчишку – обезвредь его. Ступай! Эскадра ждет на орбите, а каждый Пятиугольник рассуждает…
Крыса опять зашевелилась под вешалкой. Скрипнула дверь кладовой – тяжело ступая, прошел Рубченко. Бинтов на его голове не было.
Почти тотчас вышли и Сур с Киселевым. Но прежде они поговорили о том, что сигнал будет послан в двадцать часов плюс-минус пять минут, а до тех пор надо держаться, хоть тресни. Проходя по коридору, Сур спросил:
– Следовательно, высшие разряды сосредоточены при телескопе?
– Пока штаб весь в разгоне.
Они захлопнули дверь тира снаружи.
В коридоре стало совсем темно. Аккуратный заведующий тиром не забыл выключить электричество в кладовке. Степка, чтобы утешиться, пробормотал: «Вы – с носом, а я – с оружием…» Пробрался в кладовую и уже протянул руку к сейфу…
Дьявольщина! Ключи-то валялись на противоположной стороне дома, в колодце перед заложенным окном стрелкового зала! Он рванулся бежать за ключами. Остановился. Они оповестили всех своих через говорящие штуковины. Сколько их, неизвестно. Каждый может схватить за шиворот. Даже Верка не надежен – повстречался ему такой тип, и готово. Верка, Верка… Что-то там у них еще с детьми. Проверяют… Степан присел за стол, чтобы подумать. На полу кладовой валялись бинты, вата вперемешку с бетонным шлаком из стены. Сур захлопнул наружную дверь. Значит, возвращаться не собирается. Значит, можно отсидеться здесь, пока все не кончится.
Есть хлеб, сахар, коробка яиц. Вода в кране. Ночью выберется, добудет ключи – и он вооружен, как в крепости. Начнут ломиться – будет стрелять сквозь дверь. Есть газовая плитка и вермишель. И книги.
Он видел в окошке голубятню – ярко-зеленые столбы, сетку. Представил себе, как он будет сидеть словно крыса под вешалкой, а Верка будет ждать в голубятне, пока эти не найдут. Малыш сейчас должен явиться.
Минут пять Степка просидел, глядя в окно. Его мысли колотились, словно о каменную стену, о «малый посредник». Вот, значит, как они орудуют? Этот зеленый ящичек, который Киселев приложил к двери подвала, вот что привез в рюкзаке сержант, – «малые посредники». Они и внушают людям насчет «Квадратов» и «Углов» и заставляют действовать заодно с пришельцами. Степка первый раз твердо произнес про себя это слово. Да, пришельцы, и они хотят загипнотизировать всех людей! Не убивать, а покорить гипнозом. Это гнусно. Однако еще не особенно страшно, будь у них только один «посредник» – гипнотизер. Много народу с ним не обработаешь. Но если каждый из загипнотизированных гуляет с такой штукой в кармане? Тогда им целая армия не страшна. Что же делать? Дьявольщина! О маленьких «посредниках» Алешка не знал, уезжая…
Солнце обошло дом и светило в пыльные стекла, пришлось влезть на кровать ногами, чтобы убедиться: это Валерик. Он бежал с коричневым маленьким чемоданчиком, ноги в коротких штанишках так и мелькали. Степка пожал плечами, вздохнул и пошел наружу. Огляделся, рывком вскочил на голубятню.