Страница 5 из 13
Ожесточённые бои шли днём и ночью. Огонь действовал опустошительно. Утром 25 августа по громкоговорителю, висевшему на уличном столбе у дома Полозовых, прозвучало: «Выравнивая линию фронта…». Раздался выстрел. Репродуктор умолк. Послышался шум моторов.
Любопытные дети, а за ними и взрослые высыпали на улицу. Подстреленный динамик болтался на проводе. Из-за угла выполз танк с чёрным крестом и остановился у порога. Тут-то и начались потрясения.
На агитационных плакатах, газетных карикатурах врага изображали уродливым, со звериным оскалом, а из открытого люка танка вылез и спрыгнул на землю красивый вылощенный немецкий офицер в блестящих начищенных сапогах. Он небрежно смахнул с рукава какую-то соринку и огляделся. Подошли другие машины, из них выпрыгнули тоже щеголеватые офицеры.
И снова потрясение. Появившиеся откуда-то мужчина и женщина преподнесли оккупантам хлеб-соль. Приветствуют врагов? Как можно?
Немцы, приняв подношение, направились через дорогу к дому, где ранее находилось государственное учреждение. Любопытствующая толпа двинулась следом. Офицер сорвал портрет Сталина, бросил на землю и стал топтать ногами. Его лицо исказилось злобой. Толпа ощутила состояние нервного шока. Вот он, звериный оскал! Взрослые, чуть оправившись от увиденного, потянули детей подальше от ужасной сцены.
С первых же дней захватчики установили жёсткий режим: «абсолютное послушание и жестокое наказание». Объявлено вне закона: «хранить оружие и боеприпасы, поддерживать связь с советской стороной по телефону, телеграфу, оптическим или другим приборам, прятать или помогать солдатам и офицерам Красной армии, фотографировать, держать почтовых голубей, иметь радиоприёмники, контактировать с пленными». В домах отключили электроэнергию и водоснабжение. Начались репрессии, расстрелы.
Оккупантов расселяли по квартирам. У Полозовых поселились три немецких офицера. Двое совершенно не говорили по-русски. Третий, Курт, знал несколько русских слов. Определив, что глава семьи Мария, стал называть её мама.
Жильцы дома опасались, как бы новые хозяева не застрелили пёсика Ральфа. Кличка собаки соответствовала имени немецкого генерала, который часто появлялся в их дворе. Застрелил пса полицай из местных жителей. Взрослые, пытаясь скрыть от Лианы гибель горячо обожаемого ею Ральфа, поспешили закопать труп. Но та узнала о случившемся и так громко рыдала, что успокаивать её сбежались немцы. Они ругали полицая.
Вместо Ральфа в доме Полозовых вскоре появился котёнок, подобранный Лианой на улице; весь серенький, а на лбу тёмной шёрсткой вырисовывалась буква М, что и дало ему кличку – Мишка.
В ноябре бои за Днепропетровск прекратились. Возобновили обучение детей. Школу, где до войны училась Лиана, разбомбили. Пришлось пойти в школу, значительно удалённую от дома. Занятия проводились три раза в неделю. Учебниками школьников не обеспечили. По приказу новой власти в книгах заклеивали картинки, напоминавшие о жизни в Советской стране. Обучение в основном свелось к знакомству с творчеством Тараса Шевченко.
Наступил 1943 год. Мария переживала за сына. За всё военное время от него не было ни единой весточки. На Святки она попросила соседку:
– Аня, погадай. Что там с Игорем? Где он? Жив ли?
– Ты же не веришь моим гаданиям.
Мария промолчала, глядя на соседку влажными от невыплаканных слёз глазами, и Анна, понимая волнение матери, принялась за ворожбу. Глядя на сожжённую бумагу, воскликнула:
– Смотри! Самолёт! Жив твой Игорь! Жив! На самолёте летает.
– Да как же летает? Его не взяли в лётное училище.
– А гадание показывает, что он жив. Что он летает. Ле-та-ет! Верь, Маша. Верь!
Сводки с фронта в город не поступали, но по поведению оккупантов чувствовались фронтовые перемены. Усилились репрессии. Местное население массово уничтожали или угоняли в Германию.
Лиану на занятия обычно сопровождала тётя Серафима, а тут она приболела, и девочка одна отправилась в школу. Дошла до поворота на улицу, спускавшуюся вниз к Днепру, и в страхе остановилась: на столбе висел труп с табличкой на груди – «Партизан». Глянула вниз по улице и застыла от ужаса: трупы с табличками висели вдоль всей трамвайной линии, насколько видел глаз.
Отойдя от шока, всхлипывая, Лиана побежала домой. В тот день в школе учеников, пришедших на занятия, посадили в машины и вывезли неизвестно куда. Школу закрыли. Обучение на этом закончилось.
Мария оставила работу в магазине и занялась вязанием. Изделия обменивала на продукты, которые приносили в город жители пригородных сёл. Женщина, у которой Мария брала козье молоко, увидав Лиану, воскликнула:
– Боже, що ж вона у тебе така худа? Хіба ж так можна? Одні рёбра.
Мария пожала плечами. И вдруг, совершенно неожиданно, женщина предложила:
– А дай мені її хоч на тиждень. Нехай поживе в селі, поїсть.
Мария опешила. Отпустить десятилетнюю дочь? Но кормить-то её нечем. Расспросила женщину о её семье. Узнала, что муж на фронте, живёт с родителями мужа. У самой двое детей: мальчик десяти лет и полуторагодовалая девочка. Записав адрес, Мария отпустила Лиану.
Спустя две недели, прихватив котёнка Мишку, Мария явилась с подарками. Поблагодарив за приют Лианы, Полозовы отправились домой. Вдруг на их глазах рухнул мост. Взорвали немцы. Отступают? Всюду на стенах домов расклеены листовки. Не читая их, прошли в свой дом.
– Мама! Нельзя в город! – испуганно встретил их Курт.
Раздался стук в дверь.
– Прячьтесь! СС!
Курт затолкал всех под кровать, натянул одеяло до пола и впустил непрошеных гостей. На все их вопросы отвечал однозначно: «Nein!» Гестаповцы ушли. Курт пояснил:
– Кто-то доложил. Как вы неосторожны! Всюду же листовки расклеены: «В город не входить. Расстрел».
Как только стемнело, Курт провёл Полозовых через двор к забору и, отодвинув доску, благословил: «Ну, как у вас говорят, с Богом!». И те отправились куда глаза глядят. Котёнок спокойно приютился у Лианы за пазухой. По дороге к ним присоединились несколько женщин с тощим мальчиком лет десяти. Обнаружив на окраине города заброшенный дом, остались в нём переночевать. Собрали ужин из того, что у кого было. А утром нашли в доме небольшие запасы еды и книжку. Как она пригодилась! Её читали вслух, и это помогало не думать о еде. Чтение стало неутолимой потребностью, средством отвлечения от тревожных мыслей.
Так прожили почти две недели. На закате дня к дому подошли вооружённые немцы. Один – молодой, энергичный, имевший вид бывалого вояки. Другой – пожилой, военная форма смотрелась на нём как с чужого плеча. Угрожая оружием, приказали выйти из дома и встать вдоль забора. Выстроились. В центре два скелетика – сжавшиеся от страха дети. Немцы вскинули автоматы, нацелив их на испуганных людей.
Наступили невыразимо страшные минуты ожидания. Своим чутьём, нам мало известным, котёнок понял острую тревогу хозяйки и, свернувшись калачиком, замер у неё на груди.
Лиана чувствовала, что её сердце поднимается всё выше и выше. Вот оно уже стучит в горле. А перед нею огромное багровое заходящее солнце, бьющее лучами прямо в глаза. Пронзила невыносимо печальная мысль: «Я вижу солнце в последний раз. Меня больше не будет…» «Нет! Нет! Нет! – закричало всё её существо. – Хочу видеть солнце! Хочу жить!» И этот крик детской души дошёл до палача.
– Nein! – крикнул пожилой немец и, бросив свой автомат, выбил оружие из рук напарника.
С руганью сцепились они в драке. Осилил старший. Расстрел отменён, но в памяти Лианы останется этот багровый закат. Перенесённый страх вызовет желание спрятаться, убежать от своего военного детства, сделает её замкнутой, немногословной, бесконфликтной.
Арестованных погнали в концлагерь.
Эдуард Дипнер
Родился в Москве. Окончил Уральский политехнический институт (заочно). Инженер-механик.