Страница 12 из 13
– что место, где мы поселились, – не самое удачное в окрестностях и что они знают лучше и дешевле;
– что кипрское вино лучше всего покупать в пакетах и стоит оно здесь сущие копейки по московским меркам;
– что во-о-он там, через дорогу, есть магазин-пекарня-кафе Fat Man («Толстяк»), где пекут и продают совершенно бесподобные пирожки, булочки и пирожные;
– что нам нужно обязательно съездить в Никосию, это столица, туда ходят автобусы;
– что в среду на будущей неделе здесь на берегу состоится концерт народной греческой музыки, бесплатно, но очень занимательно;
– что каждый вторник в Лимасоле проводится экскурсия на винзавод, тоже бесплатно, но очень занимательно, и нам обязательно нужно туда поехать.
И масса других полезных и нужных сведений.
Костя помалкивал и пытливо рассматривал нас. Он оказался Константином Душенко, известным в Москве историком и собирателем афоризмов. Его сестра Галя работала в столице в магазине технической (и исторической) книги. А Валентина Николаевна была редактором ветеринарного журнала и очень гордилась своим статусом. Словом, они были истинными московскими интеллигентами, ненавязчивыми и добродушными, но неохотно покидающими обжитые ими раковины и никогда не делающими резких движений. Они давно дружили, вместе проводили отпуска и в связи с давностью дружбы стали немного уставать друг от друга. Валентина Николаевна скептически относилась к меланхоличному Косте и считала, что он ничего не видит за своими первоисточниками (так у историков называются письменные артефакты). Между ними часто пробегали мелкие искры. Может быть, поэтому они так охотно приняли в свою компанию новых, нейтральных, людей. Редко бывает так, что случайная встреча разных по образу жизни людей (опять случай!) вызывает взаимные симпатии, но это произошло, и с тех пор мы стали видеться каждый день. Мы встречались с ними потом в Москве, и я купил в их магазине «Книгу афоризмов» К. Душенко и «Историю византийских императоров». Стыдно признаться, но с афоризмами я застрял на пятой странице, а до византийских императоров так до сих пор и не добрался. Но всё равно это были интересные и душевные люди, неслучайно Душенки.
Они тут же повели нас на античное городище Курион, неподалёку на холме. Мы бродили среди древних построек, любовались открывшимся видом на море и слушали пояснения Кости.
– Кстати, – сказал он, – у нашей семьи греческие корни по материнской линии. Наша бабушка приехала в Москву в тридцатые годы да так и осталась.
– А у меня немецкие корни, – вдруг заявила главная ветеринарша. – Мой дедушка был немцем, правда давно обрусевшим.
Я не смог смолчать и выложил наши козыри: у Люси прабабушка была гречанкой, а я вообще почти наполовину немец. Таким образом, наша компания разделилась на трёх «греков» и двух «немцев». Таня немного подумала и примкнула к «немцам», у неё, кажется, тоже давно кто-то из предков был немцем. К общему удовлетворению, состоялся паритет – трое на трое, что, по утверждению Кости, исключало возможность межэтнической войны.
Мы переехали поближе к нашим новым друзьям только через четыре дня, я неосмотрительно заплатил аванс. И каждый вечер из этих четырёх дней мы слушали оглушительное сиртаки.
Дни накатывали и отступали в прошлое, как неспешные волны утреннего моря. Рано утром я бежал на берег, чтобы поплавать, радостный и свежий возвращался в наше новое жилище, где уже проснулась Люся и где упоительно пахло сваренным кофе. Потом мы шли на морской берег, туда же подходила душенковская компания, на мелком чёрном песке расстилались циновки и коврики, мы плавали в тёплом море, грелись на солнце и неторопливо разговаривали. На разные темы. Я впервые встретил живого историка и, конечно, вцепился в Костю. Меня очень интересовала история Московской Руси XIV века, и я засыпал его вопросами. Костя отнекивался: он, видите ли, был специалистом по византийской истории, а его знания по русской истории не очень профессиональны, но под моим напором уступал.
– Вы спрашиваете, – говорил Костя, – как расценить поступок великого князя Дмитрия Ивановича – снять княжескую одежду и в латах простого воина встать в первых рядах в смертельной сече. Понимаете ли, добросовестный историк не вправе давать оценки событиям глубокой старины. Задача историка – наиболее точно, полно и беспристрастно воссоздать и проанализировать события тех дней. А оценивать их… Во-первых, информация, которой мы располагаем, весьма скудна. Ведь, кроме «Сказания о Мамаевом побоище» и «Задонщины», практически не сохранилось ни одного значительного документа, описывающего эту битву. А эти летописи – поэтические, художественные произведения, они дошли до нас во многих списках, зачастую противоречащих друг другу, и мы пытаемся разобраться, что в них правда, а что – художественный вымысел или ошибка переписчика. Во-вторых, обычаи, образ мышления людей того времени разительно отличаются от того, как думаем и поступаем мы. А что касается значения этого сражения для истории Руси, то не всё так очевидно. Казалось бы, великая победа над супостатом, торжество русского духа, но ведь к каким последствиям она привела! На Куликовом поле погиб цвет русского воинства, и великий плач шёл по Руси. А через два года Тохтамыш разорил и сжёг Москву. Я согласен с вами, что в истории мы черпаем патриотизм, через исторические тернии идёт становление нации и государства. Но не всё так однозначно, и кроме исторической науки существуют и живут исторические мифы. Их используют в своих целях политики, и это тоже часть нашего общественного сознания.
Потом мы шли обедать в Fat Man, объедались пирожками и слойками. А вечерами были прогулки по Лимасолу. Неярко освещённые улицы, негромкая музыка, до глубокой ночи заполненные вечерние кафе с официантами в снежно-белых рубашках, подпоясанных красными шарфами (в большинстве сербы), летучие мыши, неслышно и стремительно рассекающие воздух, и… украинские проститутки на перекрёстках. Южный приморский город.
Автобус подвёз нас к воротам винзавода ТЕО, когда ещё не было девяти, и мы с Люсей оказались первыми. Ближе к девяти стали подтягиваться другие любители кипрских вин, и мы начали играть в увлекательную игру: угадай, кто из какой страны. Сначала подошли три очень весёлые бабушки, одетые в линялые юбки и пёстрые кофты, и начали галдеть друг с другом. Им было, наверное, чуть за шестьдесят. «Американки», – по выговору определил я. Мне уже приходилось встречать таких на улицах южных городов. Отработав своё и став retired (пенсионерами), они начинают новую жизнь, свободную от рутинных тягот, взрослых детей и престарелых супругов. Они колесят по миру и развлекаются в обществе близких подруг. Бабушки рассказывали друг другу какие-то весёлые истории и заразительно хохотали. Ровно в девять появилась тридцатилетняя пара. Они были одеты так безукоризненно, что мне стало неловко за мои потрёпанные джинсы. Они подчёркнуто и чопорно сторонились беспардонных американок. За всё время ожидания не произнесли ни звука. Я определил их как англичан. Были ещё какие-то, неопределённой национальности, то ли шведы, то ли норвежцы. Последним подошёл и встал в сторонке совершенно замечательный тип. Редеющие чёрные волосы клоками свисали на его лоб, на бледном лице мученика была написана мировая скорбь. Помятые брюки, несвежая рубашка. Он весь был помятый и скорбный. «Спорим, что он ирландец?» – шепнул я Люсе. В это время отворилась дверь, и к нам вышла миловидная женщина. «На экскурсию? – поинтересовалась она. – Пойдёмте со мной». Нестройной толпой мы двинулись через двор и начали хождение по цехам завода. В огромных чанах бродило виноградное сусло, из которого потом получится знаменитая кипрская «Коммандария» или лёгкая «Афродита».
– Мы используем только виноград, выращенный здесь, на Кипре, и не покупаем дешёвого виноматериала, – с гордостью заявила наша провожатая. – Мы следуем традициям наших предков, которые тысячи лет тому назад подвяливали гроздья, чтобы в них накопилось больше сахара. Поэтому наши вина отличаются от итальянских, испанских и прочих.