Последняя башня

– Тебе помочь? – спросил Миккель, с промедлением протягивая руку Лаки.

– О, брось! – Тот сам поднялся и сделал очередное громогласное заявление: – Мне одному кажется, что на бывших заключенных и безработных можно бесплатно поездить и сделать очередное пафосное заявление, что наши программы занятости работают на ура?

Он направился к двери, так и не разлепив до конца глаза и ударяясь обо все подряд. Пакито с Каримом запоздало ринулись следом. Вот и первая шайка с лидером сформировалась. В комнате остались трое. Миккель, Ши-Вэй, словно слившийся со стеной, и Рика.

Слова Лаки имели неприятное свойство оседать в ушах.

– Как вы думаете, – ожил или осмелел Ши-Вэй, – есть ли шансы после первого квартала получить оплачиваемую работу при Центре?

Миккель пожал плечами. Он сам ничего не знал. Впервые в жизни первоклассный боец чувствовал себя беспомощным младенцем. Сейчас хотелось только уйти прочь. Он скучал по миру вне Вавилона, пусть тот и напоминал обглоданный ржавый скелет. Но там были горизонт и небо.

– Если я все отработаю и докажу пригодность, может, они зачтут волонтерство как полноценный опыт работы? – продолжал Ши-Вэй.

Никто ему не ответил. Тогда он тоже тихо ушел. Миккелю показалось, что он остался один, поэтому слова за спиной прозвучали нежданно:

– Что, хреново тебе без окон, солдат?

Он удивленно обернулся, а девушка в капюшоне послала ему кривоватую ухмылку, плохо вяжущуюся с невеселым, давящим взглядом:

– Ты часто по привычке смотришь на стену, а потом взгляд останавливается, как будто натыкается на преграду. Так делает только человек, привыкший смотреть на горизонт.

Однако продолжать беседу Рика явно не намеревалась, тоже направившись к выходу.

– Тогда и ты искала окно, – негромко сказал он ей вслед. – Иначе бы не поняла, что я делаю.

– Пока, солдат.

Миккель озадаченно посмотрел на удаляющуюся фигуру в черном балахоне. Кем бы ни была эта бродяжка, чьего лица он толком не видел, но и она явно посматривала на мир снаружи. Только вот откуда? С внешней базы? Или с самого верха? До сорокового уровня на Вавилоне не было внешних окон.

Вавилон, уровень 35. Аркады

Верука возвращалась домой в слезах. Происходящее не могло быть правдой, разум отказывался это принимать. Первая студентка и лучшая во всем, домашняя девочка попала на исправительные работы, да еще и не по своей вине. Вытаскивая ее из «обезьянника» тридцатого уровня, куда сгребли всех нерадивых наркоманов (уже не важно, реальных или мнимых), отец чуть не плакал от расстройства. Она разбила сердце обоим родителям, но у отца вдобавок еще и пострадала репутация на работе.

Столько знакомых таращилось на нее в этом злосчастном клубе, когда ее выводил наркодозор! Но больше всего ее жгла обида на Ариса. Все в нем теперь казалось фальшивым. Он никогда не был ее другом, и они болтались рядом столько лет только потому, что общались их родители. «Он даже ни разу не справился обо мне!» А теперь Верука должна полгода пахать с этими преступниками. Жизнь казалась конченной. Мимо пролетали огни туннеля, связывающего различные отсеки их уровня. В ее глазах они превращались в размытые линии.

– Эй, Верука…

Она медленно обернулась и ощутила, как к вискам приливает кровь. Арис. Стоял в своей кожанке у ближайшего прохода и смотрел на нее заискивающим взором.

– Что, еще не всю наркоту мне засунул? – рявкнула она.

Тот быстро подошел ближе, поняв, что ее ор способен его скомпрометировать:

– Извини, дружок… Я не знаю, откуда это взялось. Правда. Но мне жаль. Мне твой отец звонил. Я сказал ему, что ты пропала тогда в клубе, а наркотики, скорее всего, та компания у бара подкинула!

Как же он врал… А главное, черта с два теперь это докажешь. Наконец она улучила момент, чтобы врезать ему по лицу. Это было равносильно тому, как если бы канарейка попыталась вмазать слону. Он стерпел, понимая, что заслужил, хотя так и непонятно было, чего он добивался своим появлением и тухлыми извинениями.

– Из-за тебя я должна торчать на соцработах вместе с кончеными отморозками. Ты украл у меня шесть месяцев жизни! Пошел вон, если не способен признать вину!

Он отступил в сторону с приклеенной ухмылкой.

– Я же сказал, мне жаль…

– Трус и наркоман! – крикнула она, даже не оборачиваясь.

– Да? Ну тогда тебе с нижними – самое место! Ты так хотела им помочь, вот и вкалывай с ними на помойке! Авось переоценишь свои блаженные взгляды! Дура!

Это задело не на шутку, но общаться с ним больше не имело смысла. В одном он был прав: Верука, оказывается, понятия не имела, что происходит на Вавилоне ниже тридцатого уровня.

Вавилон, уровень 4. Квартал «Столбняк»

Лаки брел по туннелю уровня, на котором обитал, когда не мотал очередной срок. Ржавый свет ламп тускло мигал, периодически пропадая полностью. В короткие секунды затмения казалось, что звуки становятся отчетливее, чем прежде. Потоки воды по ветвистым трубам за металлической обшивкой стен. Искрящиеся над головой провода. Собственные шаги, оставляющие продолжительное эхо. Это был его мир. Лаки любил темноту, потому что в ней можно было скрыться, а любой картинке предпочитал звук. Он видел окружающий мир ушами, как бы абсурдно это ни звучало. Отголоски всего вокруг несли информацию, нашептывая, что происходит не только перед ним, но и там, куда глазами не проникнешь. В общем, прозвище Крыса Лаки полностью оправдывал, обладая плохим зрением, острым слухом и хорошими инстинктами.

И звуки вокруг сейчас говорили, что потолок прогнил. Тяжелое поскрипывание обшивки над головой обещало, что однажды этот туннель рухнет, и, скорее всего, кому-то на голову. Похоже, стоит сменить маршрут. Он легко перебирал ногами по замусоренному полу. Лампы выхватывали какие-то отсоединенные телесные протезы, рваные матрасы и ржавую стружку, наслаивающуюся годами.

Это было похоже на дом, из которого он сбежал. То был очень плохой дом. Может, и не дом вовсе.

Челюсти равнодушно мололи жвачку, уже давно потерявшую свой вкус. Мысли хаотично крутились вокруг дурацких исправительных работ, в которые он загремел по дурости людей Пьеро. Он до сих пор жалел, что дал им выбор ползти под шаттлами. Кто же знал, что они двигаются чуть быстрее камней. Это последний раз, когда его пронесло. Если после этих работ сгребут, то уже насовсем.

В изолятор не хотелось. Лаки знал, что там происходит. Мозги промывают как из шланга. Беспорядочно врезались в память и обрывки дня в Центре благ. Нужно было как можно скорее понять, кто есть кто. Бритая наголо Майке выглядела так, будто ее от них вот-вот вырвет. К ней нужно было найти подход в первую очередь. А Карим, Мерт и Пакито уже его. Дебилы, но управляемые, а большего от них и не требуется. Барби с Проповедником – просто обсосы, но и с ними он договорится, если что-то предложит.

Или Верука. Господи, какая наивная прелесть! Искренне пытается убедить себя, что соцработы ей на пользу, хотя у самой глаза на мокром месте из-за того, что проштрафилась. Как она там сказала? «Социальное рас-сло-е-ни-е». Офигеть! Такие хорошие девочки просто созданы для того, чтобы их портить. Во всех смыслах. Лаки хмыкнул себе под нос. А солдатище? Как он вообще к ним угодил? Остальные были какие-то мутные и незапоминающиеся. Но, похоже, в любом случае будет весело. Так, проведя сортировку новых знакомых, Лаки благополучно выкинул их из головы. Он как раз приближался к жилым блокам. Иллюминаторы капсул горели огнями. Кто-то горланил песни, кто-то ругался. Ухали биты какой-то отстойной вечеринки.

Не успел он дойти до своей капсулы, как чья-то татуированная рука проворно втащила его в узкий перешеек меж жилыми блоками. В наколотых на пальцах перстнях почудилось что-то знакомое. В подобных ситуациях тело мгновенно расслаблялось и становилось словно тряпичным. Он максимально снижал сопротивление, пытаясь принять форму той силы, что пыталась его смять. В полумраке включилось ночное видение искусственного глаза, и Лаки уставился на чей-то лысый череп. По щеке человека сползала черная слеза. Пьеро?