Страница 5 из 8
Шла обычная жизнь, знакомая до последней мелочи. Такая, какую я уже и не чаяла увидеть.
– Наденьте это, – прерывая мои раздумья, лорд Кастанелло снял с себя плащ и протянул мне. Как раз вовремя: стоило нам выйти из ратуши, холод пробрал с новой силой. – Если меня увидят в компании законницы, это может плохо сказаться на деловой репутации. А выяснять, настоящая вы или просто носите похожее платье, никто не станет.
– Другого не было, – зачем-то ответила я, кутаясь в плащ. – И оно не похожее, оно точно такое же.
Лорд Кастанелло открыл передо мной дверцу экипажа, пропуская вперед, а затем сам сел с противоположной стороны и похлопал водителя по плечу, приказывая трогаться. Мужчина вставил узкий кристалл в разъем у руля, и по приборной панели голубоватыми змейками растеклась магическая энергия, посылая заряд двигателю экипажа. Я ощутила низкую вибрацию мотора. Машина сорвалась с места, лихо обогнула торговца и извозчика, которые все еще размахивали руками около разбитых ящиков, и переминающуюся с ноги на ногу лошадь, и понеслась по узким улицам прочь от места моей несостоявшейся казни.
В полумраке салона я украдкой, едва повернув голову, разглядывала лорда Кастанелло. Его прямой профиль с едва заметной горбинкой носа четко очерчивался на фоне окна. Легкая щетина, зачесанные набок темные волосы, шейный платок, повязанный с нарочитой небрежностью, дорогая рубашка и костюм, сшитый явно на заказ, дополняли образ состоятельного делового человека. Он сидел, листая бумаги, вынутые из кожаного портфеля, стоявшего у него в ногах. Чему-то хмурился, постукивал пальцем по выведенным строчкам, несколько раз проверял время по уже знакомым мне карманным часам. Сейчас было заметно легкое свечение, исходившее от их корпуса. Часы оказались не обычным – пусть и дорогим из-за золотой оправы – механическим изделием, требующим ежедневного завода, а артефактом тонкой ручной работы, вещью, стоившей баснословных, немыслимых денег.
Поймав мой заинтересованный взгляд, лорд Кастанелло захлопнул крышку часов и повернулся ко мне.
– У меня есть дела в городе, – сообщил он. – Подождете в экипаже, а после отправимся в поместье. Я отдал распоряжения насчет ужина.
Моего согласия тут явно не требовалось, но я все же кивнула.
Поплотнее запахнула полы плаща, чтобы хоть как-то согреться. За окном мелькали дома и бульвары, мы покидали центр, приближаясь к деловой части города. Мой взгляд, ни за что не цепляясь, скользил по лицам прохожих и стоящим у обочины каретам. Все сливалось в единый пестрый поток, текущий нам навстречу.
Внезапно где-то сбоку всхрапнула лошадь, и этот звук вывел меня из полузабытья. Я вздрогнула и прижалась к окну.
Экипаж сбавил скорость перед поворотом на боковой проулок, и я увидела, как вокруг оседланной лошади без всадника суетятся прохожие, окружив животное плотным кольцом. Я не могла разглядеть, что произошло, но масть лошади и приметную серую звездочку на морде узнала безошибочно, и сердце сжалось, а затем забилось отчаянно и гулко. Подскочив на сиденье так, что потемнело в глазах, я прошептала:
– Остановите.
– Что случилось? – раздался негромкий голос лорда Кастанелло.
– Какого-то бедолагу сбросила лошадь, милорд, – равнодушно откликнулся водитель.
Я услышала, как снова зашуршали листы – лорд вернулся к просматриванию бумаг.
– Остановите! – простонала я уже громче.
Водитель свернул к тротуару.
Меня трясло. Казалось, все чувства, что я сдерживала усилием воли, решили разом вырваться наружу. Я вдохнула – прерывисто, рвано. В горле словно ком стоял – разрастающийся, разбухающий ком.
– Что с вами? – спросил лорд Кастанелло.
Я дернула ручку двери, но та не поддалась.
– Там Эдвин, – со всхлипом выдохнула я.
Эдвин… Ну почему, почему он не мог, как этот франт Кастанелло, следуя моде, купить баснословно дорогой самодвижущийся экипаж? Зачем решил ехать верхом? Я словно наяву ощутила, как тряхнуло тогда карету, как гулко вскрикнул кучер, как завыла-застонала почтенная леди Осси, мать Эдвина, ехавшая чуть сзади в открытом экипаже. Я вновь потянула за ручку, отчаянно желая выскочить наружу и броситься туда, где лежал упавший с лошади всадник.
Моего лба коснулась рука в тонкой кожаной перчатке. Вторая рука перехватила запястья, вынуждая откинуться на сиденье.
– У нее жар. – Слова лорда слышались как сквозь толщу воды, едва доходя до сознания. – Галлюцинации.
Я дернулась еще раз, но хватка у лорда Кастанелло была крепкой.
– Едем домой, – коротко бросил он водителю, и экипаж тут же тронулся.
Я обернулась к лорду, чтобы хотя бы попытаться уговорить его вернуться, но перед глазами все расплывалось. Сознание покинуло меня, и последним, что я услышала, погружаясь в беспамятство, был шорох листов, соскользнувших вниз с колен лорда Кастанелло.
Я приходила в себя медленно, выплывая из забытья, в котором снова и снова переживала смерть Эдвина. Тело, ослабленное лихорадкой, не слушалось, голова казалась тяжелой, налитой свинцом.
В полубреду мне виделись неясные силуэты людей – приходивших и уходивших, осматривавших меня, о чем-то негромко переговаривавшихся. Одним из них, как мне казалось, был сам лорд Кастанелло. Он выглядел то ли озадаченным, то ли недовольным: брови нахмурены, губы сжаты в тонкую линию. Другой мужчина – вероятно, лекарь – что-то говорил ему, но я не могла разобрать слов.
С трудом открыв глаза, я обнаружила, что лежу в незнакомой комнате на кровати, по самый подбородок накрытая пуховым одеялом. Полог кто-то отдернул, так что можно было разглядеть в дальнем углу массивный шкаф и небольшой столик, на котором стояли стакан, кувшин с водой и несколько баночек с порошками и таблетками. Потянувшись за стаканом, я обнаружила, что меня переодели в ночную рубашку из тонкого хлопка, оставив, однако, перчатки, которые я получила в ратуше перед встречей с лордом Кастанелло и главой городского совета. Что ж, удивляться нечему: мало кто решится запросто прикасаться к женщине, обвиненной в использовании ментальной магии.
Воспоминания о последних полутора сутках, что я провела перед тем, как сдаться лихорадке, вызванной холодом и нервным истощением, постепенно возвращались, вызывая в голове болезненные спазмы. Заставив себя приподняться на подушках, я налила стакан воды и, отыскав среди баночек болеутоляющий порошок, отмерила себе нужную порцию, предварительно убедившись по вкусу и запаху, что он приготовлен верно. Даже столь нехитрое действие потребовало от меня огромного количества сил, и, вернув стакан на столик, я сползла на подушки, надеясь поспать еще немного.
В дверь деликатно постучали.
– Войдите, – отозвалась я. Голос звучал хрипло, надтреснуто.
Горничная, невысокая женщина средних лет, проскользнула в комнату с горячей грелкой в руках.
– Миледи. – Она чуть присела, поклонившись, и, не дожидаясь ответа, опустилась у изножья кровати.
Я наблюдала, как женщина ловко вытаскивает остывшую грелку и меняет ее на новую, и не могла решить, стоит ли заводить разговор.
Закончив свою работу, горничная окинула меня равнодушным взглядом.
– Обед принесут в час пополудни, – сообщила она мне и, еще раз поклонившись, вышла из комнаты, плотно затворив за собой дверь.
В течение следующих нескольких дней, которые я провела в постели, горничная заходила ко мне только для того, чтобы оставить на столике поднос с едой, а после забрать его почти нетронутым, да поменять грелку или перестелить белье. Никогда женщина не пыталась заговорить со мной, а на вопросы отвечала уклончиво или предпочитала отмалчиваться. Лорд Кастанелло не появлялся вовсе. Когда же я поинтересовалась у горничной, зашедшей за подносом, могу ли увидеть супруга, женщина смерила меня долгим взглядом и сухо произнесла:
– Милорд не имеет привычки рассказывать нам о том, где находится, миледи. А теперь прошу меня извинить.
Дверь вновь захлопнулась, отсекая меня от прочих обитателей поместья, и я устало откинулась на подушки, все еще не чувствуя в себе силы выйти за порог комнаты.