Страница 4 из 6
Ответом ему был долгий презрительный взгляд.
– Я пошел.
– Иди, иди, – непривычно тихо ответил старик. – Счастливой дороги.
Кан кивнул и бодро, несмотря на усталость, зашагал дальше.
– Странник!
Кан обернулся. Было в лице старика нечто (какая-то неистребимая тень, скрывающая черной фатой последние краски жизни), что говорило – я понимаю, что сегодня умру, но не готов к этому. Кану захотелось остаться, провести со странником его последние часы в лабиринте несмотря на запреты, узнать, наконец, его страшную тайну…
– Спасибо, – старик улыбнулся довольно прищурившись. Боль отступала. Он устраивался удобнее на старых шкурах, готовился вздремнуть.
Кан махнул в ответ, улыбнулся своей печальной улыбкой, и пошел вперед.
– Спасибо, – еле слышно произнес старик, проваливаясь в сон. – Мы с тобой еще увидимся… обязательно увидимся.
Этой ночью Кан проснулся от очередного кошмара, который не мог вспомнить. Его тело покрылось мурашками, волоски на руках снова стояли дыбом. Ему показалось, что он слышал едва различимый гул, до сих пор отдававшийся в костях. В этот момент он понял, что старик только что умер.
Глава 4
Неделю Кан не переставал думать об этом старике. Он шел, направив пустой взгляд в колеи, размышляя, как закончил свою жизнь этот странник. Где-то в глубине души он жалел, что не остался с ним в его последние часы. Он хотел услышать его рассказ, хотел узнать, какие чудеса повидал старик на пути, с какими людьми он встречался. Он хотел, чтобы старик сказал ему, что не жалеет о пройденных километрах, что все сложилось так, как тот и хотел.
Может он и расскажет, только не тебе.
Кан не понимал, почему эта встреча так запала ему в душу, ведь он и раньше видел больных странников, оказавшихся на самом краю.
– Вот он – твой выход из лабиринта, – печально подумал Кан. – Ты ведь так хотел его найти. Помнишь, о чем ты мечтал в детстве? Как выведешь свою мать на бескрайнюю равнину, где всего вдоволь – пищи, воздуха, света. Как построишь свой первый дом. Как приведешь сюда остальных странников…
Дорога пошла вниз. Ноша теперь катилась легко, временами ударяя Кана в поясницу. Ему пришлось вытянуть стопорный ремень, чтобы замедлить ее ход на особо крутых спусках. Внутри у Кана радостно сжалось. Он предчувствовал то, что увидит через несколько минут.
Лабиринт расширился, образуя полукруглую котловину. Воздух в ней мерцал, слегка искривлялся, словно был наполнен мириадами крохотных и абсолютно прозрачных мошек. Они кружились, стремительно взмывая ввысь, растворяясь в синеве неба. Кан остановился, достал из повозки сшитую много лет назад маску, надел ее. Нижняя часть лица скрылась под бурой двухслойной кожей с мелкими дырочками. Между слоями пролегала легкая ткань.
Кан долго всматривался в стены лабиринта, пока не увидел то, что искал – круглое отверстие, рядом с которым воздух особенно клубился, искривляя пространство. Он медленно подошел, прищурился от едкого газа, достал деревянную пробку и приладил к отверстию. Пробка была слишком большой. Пришлось отойти на пару десятков шагов и обстругать ее под размеры дыры в стене. Затем Кан подошел снова, воткнул пробку и услышал, как легкий воздух засвистел в миниатюрном отверстии по центру пробки.
В повозке Кан нашел древний, растрескавшийся шланг с тонким наконечником, вставил его в дырочку в пробке и поднес к повозке. У ноши было двойное дно. Между полом повозки, на который громоздились вещи странника, и ее днищем, был зажат здоровенный желтоватый пузырь. Его еще называли противовесом. Сейчас он обвисло опадал на днище, нисколько не уменьшая вес поклажи.
Кан открыл клапан противовеса – тот протяжно вздохнул – и поднес к нему шипящий шланг. Легкий воздух стал быстро заполнять его. Стенки пузыря ожили, пришли в движение. Кряхтя и поскрипывая начали расправляться глубокие складки, противовес упирался в ребра повозки. Когда он наполнился до отказа, Кан выдернул шланг, отсоединил его от пробки и убрал в ношу. Из сумки, лежавшей здесь же, он достал миниатюрный клинышек, идеально подходящий под диаметр дырочки, а затем заткнул ее. Убедившись, что газ не проходит наружу, Кан снял маску. Он делал все это неторопливо, но некая внутренняя сила превращала неспешные движения в танец. На душе у Кана стало свободно, он даже немного повеселел. Легкого воздуха ему хватит на пару месяцев. Он порылся в повозке, вытянул со дна грязный, рваный и выцветший обрывок красной ткани, и повязал его на пробку, чтобы другие странники увидели место выхода газа издалека.
Третий закон странников гласил: пополняйте запасы воздуха при любой возможности!
Довольный и ободренный находкой, Кан зашагал дальше. Теперь его ноша скользила по колеям легко, без усилий. Газ, заполнивший противовес, поднимал повозку, делал ее не такой тяжелой.
Выбравшись из котловины, Кан обернулся.
Теперь этот участок лабиринта выглядел совершенно неприметно. Только вдалеке трепетала от ветра выцветшая красная тряпка, словно прощальный взмах руки, долетевший из древности.
Еще через пару дней и три развилки, которые Кан оставил позади, он понял, что скоро снова увидит людей. По лабиринту тянулся непривычный запах, все чаще попадались брошенные вещи, следы сапог или копыт. Впереди поселение оседлых, и довольно крупное.
Оседлые – обитатели лабиринта, предпочитающие всю жизнь находиться на одном месте. Они выбирали особенно крупные перекрестки, а затем селились в стенах, выкапывая там свои жилища. Племена оседлых редко сообщались друг с другом, просто потому, что никто из них не отваживался на дальние путешествия. А потому они медленно вырождались от многолетнего смешения крови. От вымирания их спасало семя странников. Каждый раз, когда в их селениях появлялся странник, он вносил свою лепту в разнообразие генов оседлых. Для этого, а также для пополнения своих запасов пластика, шкур животных, металла и других вещиц, что странники находили в лабиринте, они и селились на перекрестках дорог.
Заслышав вдалеке размеренный гул голосов, стук топоров и мотыг, Кан остановился. За поворотом или чуть дальше он встретит часовых. Он присел на краешек ноши, снял сапог, вытряхнул налетевшую внутрь землю, затем проделал то же самое со вторым сапогом.
– Наконец, выменяешь себе новые сапоги, – устало произнес странник, разглядывая почерневшие от земли ноги.
Кан мысленно окинул вещи, что тащил за собой в ноше, смекая, что он сможет отдать взамен обновок. Мысли его дернулись и остановились, когда забрезжил соблазн получить все даром – надо только остаться достаточно надолго, чтобы одна или несколько женщин племени понесли от него. Этот соблазн Кан отмел почти сразу, не дав подчинить волю, размягчить намерение как можно быстрее покинуть оседлых и вернуться в лабиринт.
Кан надел сапоги, и двинулся дальше. За поворотом действительно показались люди, но то были не часовые.
– Эй, приятель!
Кан поднял голову. Сверху на веревке спускался молодой мужчина с вязанкой длинной зеленой травы за спиной. Ногами он уперся в стену у самой вершины лабиринта, а руками перебирал по тугой плетеной веревке. От этого зрелища внутри что-то оборвалось, а затем подпрыгнуло и встало на место. Вскормленный матерью страх вершины лабиринта пронизывал его до костей.
– Эй! – мужчина улыбался, стараясь не сводить глаз со странника. – Эй, подожди, не уходи!
Кан не ушел.
Мужчина ловко опустился на дно лабиринта, заковылял к нему, забавно переставляя ноги. Когда он оказался рядом, Кан увидел, что правая нога от колена и ниже сделана из дерева. Спина незнакомца изгибалась вбок, а сам он чуть клонился вперед, словно позади набирал вес небольшой горб. Ноги (по крайней мере их здоровые части) были тощими, слабыми, а вот руки и торс – достаточно массивными. На его лице искрилась мелкозубая улыбка, похожая на ухмылку сумасшедшего. Нос, глаза, уши – все было каким-то миниатюрным, а может, они только казались такими на крупной голове.