Страсть на предохранителе

Сейчас он с трудом сдерживал зевоту, глядя на стареющую брюнетку с такой же зрелой болонкой.

– Да, я видела белую «Тойоту» и эту женщину, – глядя на фотографию Дарьи, сказала дама с собачкой.

Максим понял, что весь ужас раннего утра пережит им не зря. Спать ему вдруг расхотелось совершенно.

– Мужчину она сбила. – Женщина показала на перекресток.

Одна дорога выводила со двора трехэтажного дома, а другая, собственно, и была улицей Осиновой.

– Сбила? В том смысле, что врезалась в него?

– Не знаю. Мне показалось, что он сам бросился под колеса. Дарья выезжала, этот фрукт выскочил из-за дома. Она никак не могла видеть, как он готовился к удару. Но мне кажется, он на это настраивался, как-то слишком уж ловко упал и за бедро схватился!..

– Схватился за бедро, – механически, в раздумье проговорил Максим.

– Дарья из машины вышла, а он прыг к ней на заднее сиденье. Она вернулась, они уехали.

– Кому вы уже говорили об этом?

– Так ваш сотрудник тут был, из полиции. – Женщина махнула рукой вдоль улицы.

– Когда был?

– Да недавно совсем. Я на нем круг с собачкой начинала, а на вас заканчиваю. Минут пятнадцать назад.

– И куда он делся, этот мой коллега?

– Не знаю.

– А как выглядел?

– Примерно вашего роста. Не такой смазливый, конечно. Может, потому что старше? – проговорила брюнетка и задумалась.

– Это вы меня спрашиваете?

– Да, постарше. Голос у него погуще. Сам такой!.. – Женщина подняла руку, в которой держала поводок, и крепко сжала кулак.

– Из полиции?

– Ну да, из полиции.

– Удостоверение вы у него не спрашивали?

– Нет. Сейчас спрошу!

– Как вы спросите? – полюбопытствовал Максим.

– Да очень просто. – Женщина подтянула к себе собачку, взяла ее на руки так, как будто собиралась бросить на Максима, и заявила: – Ваше удостоверение!

Болонка грозно тявкнула, подтверждая всю серьезность намерений своей хозяйки.

Малахов выслушал Павлова, хмыкнул и спросил:

– Значит, душа у тебя в пятки ушла?

– И разрыв сердца едва не приключился.

– А сотрудника нашел?

– Дворника нашел, с которым он разговаривал. Этот поумней оказался.

– Неужели удостоверение спросил?

– Нет, он под камеру его подвел. – Павлов открыл папку, вынул оттуда лист бумаги с портретом.

Качество паршивое, ракурс – половинка анфаса, но человек со снимка все-таки должен был поддаваться идентификации.

В подтверждение этому Павлов представил еще одно фото с видеокамеры.

– А это он же в больнице. Каштанов Эдуард Константинович, восьмидесятого года рождения, не судим, приводов не имеет. Называет себя женихом Дарьи Ропотовой. Кстати, Юлия Завадская это подтверждает.

– Завадская, Завадская… Интересно девки пляшут, у одной жених, у другой любовник, а сами как беспризорные, – рассматривая портрет Каштанова, проговорил Малахов.

На снимке с больничной видеокамеры он получился значительно лучше. Крепкий на вид мужчина, плотный, черты лица жесткие, но глаза не злые, хотя взгляд далеко не самый добрый. А какой может быть взгляд у мужчины, чью женщину искалечил какой-то ублюдок?

– Или Каштанов был с ними?

– Нет, на службе он был. Аварийная бригада райгаза. Утром сменился, позвонил Ропотовой, а ему ответил следователь Мамонов. Приехал в больницу, а там!.. И никто ничего не может сказать. Пришлось ему брать все в свои руки.

– А ведь он тебя опередил.

– Ну да, получается, что так.

– Ты с ним говорил?

– Да, там же, в больнице с ним и пересекся. Положительный такой мужчина. За Дарью свою очень переживает.

– Про деньги от Антонова он знал?

– Да вот с этим как-то не очень понятно.

– Что именно непонятно?

– Не знает он ничего про деньги. Отец Ропотовой не нуждался в операции. То есть проблемы с сердцем у него имелись, но вопрос об операции не стоял.

– Так, может, и не было никаких денег?

– Завадская про них ничего не говорила.

– Может, Антонов соврал?

– Зачем?

– Вот и я думаю: зачем?

– Тут еще один не совсем понятный момент. Ропотова уезжала с вещами. У нее в машине два чемодана в багажнике и дорожная сумка. Каштанов ничего не знает.

– Может, она от него сбегала?

– Не знаю. Завадская не слышала, чтобы они ссорились.

– Может, она сбегала от Антонова?

– Придумала сказку про отца, сорвала куш. За такое могут и наказать. Возможно, Завадская узнала от Сажина и предупредила ее.

– Так Завадская в курсе насчет денег?

– Говорит, что нет, а как там на самом деле… Надо будет еще с ней поговорить, – голос Павлова дрогнул, взгляд соскользнул куда-то в сторону.

– Поговори.

– Странная какая-то ситуация. Ропотова берет у Антонова деньги, тот натравливает на нее Сажина, Завадская предупреждает об этом подругу, но Сажин стреляет в вас. Бред какой-то!

– А если убрать из этого бреда Сажина?

– И оставить ему винтовку?

– И оставить ему винтовку. Антонов мог нанять кого угодно, чтобы вернуть свои деньги.

– Акробата-ловкача, который прыгнул Ропотовой под колеса, потом ударил ее монтировкой по голове и не оставил при этом ровно никаких следов. Это не кто угодно, а профессионал.

– Сажин так не смог бы, – сказал Малахов. – В том состоянии, в котором находился, это было ему не по силам.

«Выстрелить Сажин мог, но не так точно, – подумал Артем. – Если бы не Люба, то пуля, выпущенная снайпером, попала бы мне в голову. Это сделал не Сажин».

– А ведь ему действительно в кровь транквилизатор кто-то добавил, экспертиза подтверждает.

– Сам себе мог добавить, – не совсем уверенно предположил Малахов.

– Зачем?

– Пьяная душа потемки.

– А если в вас стрелял тот же человек, который и Ропотову ограбил? – предположил Павлов.

– Акробат-ловкач?

– Ропотову хотел убить, а Сажина подставить.

– За двумя зайцами погонишься, сам знаешь, что будет. Сажин уже за решеткой. Неизвестно, выкарабкается ли Ропотова. Вряд ли тут работал один человек.

– А если одна команда?

– Меня убить, Сажина подставить, у Ропотовой деньги забрать. Слишком сложно для одного дня.

– В жизни оно так бывает. То дожди, то подожди, а потом как навалится все разом!

– Может, кофе заказать? – сказал Малахов. – На гуще потом погадаем. Акробата искать надо. Возьмем, спросим, узнаем.

– Может, и правда кофе заказать? – зевая в кулак, проговорил Павлов. – Или к Любе на огонек. Она самсу сегодня обещала.

– Вот пусть самса своего и кормит, – заявил Малахов. – А мы просто кофе попьем.

Штанову все равно нечем заняться. Если он вдруг отправится к своей Любе, то этого точно никто не заметит.

Юра куда-то запропастился. Все время был рядом, бубнил себе под нос, жаловался на судьбу, а когда наконец-то появился кривоносый тип, исчез. Как будто корова языком слизнула. Или лошадь. Возможно, в короткой юбке. На каблуках. Проституток везде хватает, а на рынке их в три раза больше, так что ничего удивительного тут нет.

Кривоносый фрукт, как и в прошлый раз, стоял у павильона бакалейных товаров и курил. Но сегодня он был один, ни с кем не разговаривал, поэтому подымил быстро, выбросил сигарету, повернулся к лестнице. Сейчас зайдет в павильон. Хорошо, если там задержится, а если сквозняком проскочит и в город подастся? Ищи его потом свищи.

Люба глубоко вдохнула, собираясь с духом, расправила грудь и ринулась в атаку.

– Мужчина! Можно вас?

Кривоносый тип отреагировал мгновенно.

– Кому можно? – спросил он, облизнув Любу оценивающим взглядом.

– Кто платит, тому и можно, – заявила она, импровизируя на ходу.

– А кто платит?

– Платит всегда мужчина!

– Сколько? – Кривоносый хлопнул себя по карману, где у него могли находиться деньги.

Люба коварно усмехнулась и подумала о муже.

«Все-таки я права. Проституток на рынке тьма-тьмущая, вот Юра и потерялся. Как бы его заставить пожалеть об этом?»