Страница 10 из 46
Однако нечто фантомное, нечто заведомо потаенное мешало детективу сосредоточиться, сконцентрироваться в разложении проблемы на основополагающие составные части. Прав ли он, облегчая себе участь, заведомо ища в сложных поступках и вещах нечто простое и незатейливое, столь охотно подменяя таинственное мироощущение прагматичной обыденностью? Томасу Свиту это явно бы не понравилось. Видимо испугавшись поперечных сложностей, им овладел костный страх под личиной циничного последовательно рационального анализа. Но поборов свою неуравновешенную тревогу, Чарльз Одри вновь с нуля начал свои раздумья, взвешивая исследовательские теории, столь нелегко полученные мыслительным трудом.
Бесчувственные предубеждения, замкнутые круги, не сходящиеся параллели бытия лишь дурманили его разум, поэтому их необходимо было немедленно отбросить в сторону. В данный момент ему нужно было предопределенно действовать, а не попросту перегружаться скоромными вымыслами. Таким заключением определил для себя детектив первостатейную эманацию, проявив принцип принятия мудрого решения, основанного на плодотворных действиях. По сей незамысловатой причине в скором времени им было обнаружено немалое количество бумаг, кои мирно покоились в письменном столе девушки (это единственное, что он соизволил отворить). То были бесчисленные счета и чеки, видимо Эмма любила возвращать купленные платья и туфли обратно в магазин, неловко найдя на шитье бракованный шов, или неработающую застежку. Личные письма хозяйки квартиры, трогать, тем более читать содержание оных, сыщик не стал, ведь переписка исключительно дело интимное, тщательно скрываемое. Однако частенько творения чернильного пера после нашумевшей кончины их автора, зазорно выставляются на всеобщее обозрение, якобы ради познания черных пятен на белой репутации писателя, либо ради заполнения пустых мест его биографии. Увы, легкомысленный читатель или фанатичный почитатель не может понять, что вся душа творца уже достоверно достаточно красноречиво изложена в сохранных его сочинениях. Что же более того надобно? Напрашивается вопрос – любопытство то или нечто иное притягивает людей к нелюдимой литературной тайне? Доподлинно неизвестно, но одно явно благотворно успокаивает разгоряченные сердца, оно есть робкий стыд, свойственный живым натурам, являющийся неотъемлемой чертой характера гения. Только ушедшие в горний мир пращуры, заняты куда более важными делами, чем суетные розыски неизвестных авторских строф. Подобно сему и Чарльз Одри не отыскал в шкафу что-либо занимательное. Покуситься на телеграммы он не решился, посему опустился на корточки, дабы осмотреть нижнее отделение шкафчика. Подолом пальто, изрядно подметая пол, невзирая на неудобства, ведь сидеть в таком положении нецелесообразно, ему стало невыносимо жалко то время, израсходованное им на полицейский многотомный архив. Сегодня он буквально позабыл, насколько ущербна и безынтересна была его жизнь в последние месяцы. Все же детектив, воодушевившись, не отступился от намеченной им розыскной цели. Сделав продольное движение рукой, он помог шкафчику выехать вперед и явить разноцветное содержимое.
Внутри оказались гуашевые краски, аккуратные пластмассовые баночки выстроенные рядком по цветовому спектру от светлых тонов до темных. Вот по нескольким запекшимся каплям по краям, можно сделать немаловажный вывод, что их открывали лишь один раз в году, судя по чистоте ободков и податливости крышечек. Он взял одну из малых торб и сфокусированным взором присмотрелся к ней. Кажется что это обычная краска, ничего необычного в ней нет, однако сей предмет творчества, несомненно, таит в себе первый ключ к разгадке этой тайны. Поверх крышки микро шрифтом выпукло выведено – “Красочные составы мистера Флориса. Торговые ряды, седьмой отдел. Всегда низкие цены и бесценное настроение во всех цветах радуги”. Реклама, грубо говоря, не из числа достойных бурных аплодисментов. Но следом, отметав всё лишнее, детективу отворились логическими вратами некоторые нюансы судьбы: Художник предположительно пришел за художественными принадлежностями в канцелярскую лавку, увидел леди Эмму покупающую гуашь и …, тут кажется, всё предельно ясно. Чарльз Одри мечтательно улыбнулся и вернул баночку обратно на запыленное место.
Заметно за окном озорной весенней капелью прыснул залихватский дождь, либо осенние осадки никогда не прекращаются, ставши настолько привычными, что уже не вызывают неодобрительные чувства. Скоро начнет холодать изморозью, скоро выпадет белым пухом первый снег. Крохотные снежинки польются с неба ватным звездопадом, дабы опуститься на влажную землю, чтобы за мгновение краткой жизни растаять, но им хватит отведенного им времени на один влажный последний и единственный поцелуй. И осень, обронив последнюю позолоченную сухую монету, подаст ее нищей оголенной земле, и вскоре уйдет с миром в далекие заграничные края противоположного полушария.
О насколько мечтательно одиноко в эту печальную осень.
Рисунок третий. Душа от души моей
Творчество – велико,
когда являемо оно не ради почета или благ земных,
но оно есть безвыгодный души порыв.
Почему ты жалобно плачешь, когда другие вокруг тебя жизнелюбиво веселятся, всюду льется непрестанный смех, а ты грустишь? Ну же, оживись, встрепенись! – повелела ему девочка, обдувая нежной прохладой своей пышной копны белокурых волос. И мальчик, роняя на ее колени звонкие слезы, ответил. – Потому что вы все умрете, тогда как я, вечно буду жить.
Солнце, отворяя недосягаемые предельные слои атмосферы, плавно пробивалось сквозь серый непроницаемый щит крепостных туч, ища уязвимые места в грозовой несокрушимой эгиде. Оно просачивалось сквозь плотную дымку дождливого тумана, оно задыхалось, словно находясь в курильне, где в табачном дыму вспыхивают угольками наконечники отравляющих сигар.
Проблески солнечной надежды смущенно бередят чувства безнадежных горожан. Полюбившие лето, они нынче не торопятся с ним прощаться, потому, закрывая мокрые зонты, смотрят вверх, поглощая побледневшей в мурашках кожей последние крохи ультрафиолета. Отчего кислород чуть нагревается и уста людей более не воспроизводят пар.
Иной незнакомец вдыхает чуждое ему отогретое тепло, высвобождая из легких промерзлый холод, ибо жалкое сердце господина настолько измучено безответностью, что в непродолжительных сокращениях хранит оно еле треплющуюся не убиваемую любовь. Неужели из этой хладной тюремной решетки, некогда создавая, Творец позаимствовал ребро и сотворил самое прекрасное, заключительное, самое слабое Свое творение? Ведь дева настолько трепетно хрупка, насколько жизнь царского цветка слишком коротка. Так размышлял джентльмен, опираясь плечом на чернеющий фонарный столб, когда как взор его был устремлен внутрь витрины цветочного магазина, внутреннее помещение которого интриговало его приглядное воображение, а если быть дословно точным, то одна молодая девушка привлекла его пытливый взор столь сокрушительно и бесповоротно. Одетый в классический костюм черного покроя он походит на отутюженного лакея или занудного дворецкого. Имея невысокий средний рост, он имеет в облике своем стройную худощавость, которая зрительно вытягивает весь ровный абрис его телосложения, зрительно удлиненного в пропорциях. Лицо его не отличается располагающей миловидностью, скорее отталкивает небрежностью. Серые его глаза наивно велики, но прищурены по причине ослабленного усталостью зрения, поэтому у слезников его очей постоянно появляются белые комочки. Нос его вовсе не аристократический орлиный, а в меру обычен. Широкий лоб кичится признаком мудрости, а кисти его рук сегодня особенно выделяются длинными пальцами изначально кривыми и недавно обветренными. Долго и мучительно и не раз сей джентльмен взирал на завораживающую не запечатленную картину, нарисованную пред его раболепными очами, однако, навечно сохраненную в памятном его сердце. Много раз он являлся на это самое уличное место, дабы понаблюдать за восхитительным образом, запоминая каждую деталь ускользающего фрагмента временной жизни. Он мыслит безмолвной уединенностью, чтобы продумать следующий шаг своенравной изменчивой судьбы, зависящей от одного его верного выбора.