Страница 5 из 15
Все это Хесен приобрел, продав коня, посчитав, что здесь он ему будет не столь необходим, как деньги на ночлег и на пропитание. Хесен подстригся, но оставил до шеи длину волос, которые иногда собирал в пучок на затылке, отдавая тем самым дань культуре своего народа. Лошадь дорого ценилась везде, как и в городских поселениях. И после покупки одежды денег с продажу коня ему хватало, чтобы провести здесь еще несколько дней.
Хесен открыл наружу дверь. На пороге стояла девушка лет двадцати. Она скрывала лицо частью головного платка из виссона и, лишь когда говорила, приоткрывала его. Она была высокого роста, ниже филистимлянина. Губы ее были тонки, и говорила она, едва открывая их.
– Умоляю вас, спрячьте меня у себя ненадолго! Я вам хорошо заплачу! – уверяла незнакомка на ломаном современном еврейском языке.
Хесен, недолго думая, впустил красавицу. Девушка заскочила в хижину, тут же прижалась к стене рядом со входом, зажмурившись едва дышала. Молодой человек недолго разглядывал ее.
– Может, вы все-таки объясните, что у вас случилось? – спросил он, стараясь говорить как можно тише.
Девушка словно вышла из оцепенения, но не сразу. Она обратила внимание на Хесена, ненадолго задержав на нем взгляд.
– Я наложница царя Та-шемау, который больше не владеет мной, но из септа Таниса заставляют меня быть прислужницей, это… Это значит, что я должна всю свою жизнь провести в заточении. Мое сословие родом из Копты, – продолжала девушка, было заметно, что она волновалась. – Давно оттуда из нашей семьи была моя прабабушка. Она была царицей, возлюбленной царя забытого святилища «Горизонт», посвященного Атону, который хотел служить одному этому божеству. Потом, когда богов вернули моим предкам, наш народ никогда не был в обиде. Но сейчас что-то изменилось. Но у меня… у меня сильная интуиция, которая подсказывает мне, что нынешний царь Та-шемау не имеет никакой силы. Везде интриги. Моего верного мне жреца Храма Солнца Абишу сменили и поставили на его место бесталанного и взяточника Херсиса, приспешника из Греции, у которого теперь новое имя – Ибаш Хиль Атес, что значит «восстанавливающий дух быка». Но этот… он не стоит даже моего парика!
Речь девушки была обеспокоена, она пыталась правильно подбирать слова, что ей, переводя дух, все же удавалось. По-видимому, иврит ей был неплохо знаком.
– Но есть разговор… был, я подслушала, – она говорила, не отрывая взгляда от Хесена, будто старалась найти в нем единственного друга и чрезвычайного человека, который мог бы ей помочь. – …В Храме Абу Сим бел. О том, что на земле Ханаанской есть удивительный и премудрый Соломон, царь израильтян, который мог бы мне помочь. Хотя бы потому что я сама представительница древнего царственного рода.
Хесен имел мало представления о земле тростника, расположенной на границах юга и Африки. Но об удивительной реке с чудовищами под названием «крокодилы» был наслышан. Кожа нильского крокодила высоко ценилась хотя бы потому, что охота на них разрешалась лишь в определенный период, и несоблюдение этого закона каралось кормлением этим же хищникам этими же нарушителями. И еще ему была знакома заброшенная пирамида в долинах Мицраима, откуда была родом незнакомка.
И все же Хесен не понимал, кто гонится за ней. Нефертатонптах – так она называла себя, словно прочитала его мысли. Она продолжала:
– Чернокнижник Абду иль Харми из иль Магриба, земли, где те жрецы поклоняются утренней красной звезде. Это страшный человек! И могущество его в том, что он может повелевать джиннами. И здесь, на земле Храма судьбы, есть только один человек, который могущественней его и также может повелевать духами! Шало Сакем Нес. Он может повелевать джиннами и землями, что страшно для самого аль Машрика, злыми духами, это и есть ваш царь израильский!
– Абду иль Харми ищет меня не из-за того, что я сбежала из Храма Птаха, а потому что, добрый мой человек и спаситель, только ваш царь Соломон сможет меня обучить, как повелевать джиннами! И я хотела бы при помощи его или без него возвратить царство Мицраима!
Девушка желала расположить к себе юношу как союзника, поэтому она переходила на сведения, наслышанные в его народе. Нефертатонптах не знала, что Хесен – филистимлянин.
– Нельзя допустить обладать властью Абду иль Харми и его приспешникам! – продолжала девушка. – Хотя бы Нижними септами. Это может погубить если не весь, то большую часть иль Машрика!
Ее взгляд был словно испепеляющим и довольно-таки убедительным. На миг Хесену показалось, что она ассирийка, относящаяся к племенам персан, наемников и убийц, о которых не так все сторонне, но проскальзывали слухи. Хесен убедился, что она закончила говорить.
– Ну, хорошо! Попробуй спрятаться у меня здесь, – сказал Хесен, так и не поверив словам незнакомки, прельщенный ее миловидным и весьма отдаленным типом лица от местных женщин. Скорей, он принял ее за местную безумную, хотя внешним обликом она была действительно схожа с жителями Древнего Сфинкса, где родиной их были божества, чьи головы отождествлялись со звериными и птичьими. Посчитав, что брать у него нечего, Хесен сделал ей предложение остановиться до вечера. А сам вечером планировал так: взяв новую подругу, направиться к хозяину жилища и наконец выяснить, что это за тип.
– Может, отвар из банановой кожуры? Очень, знаешь, приятный напиток. С улицы пришла, так, наверное, запыхалась?
Нефертатонптах не быстро приняла решение, но согласилась на предложение Хесена. Оставив ее одну, предложив лежанку, Хесен отправился в город.
Исследователь Виллиорса
В те времена, как Хесен только начинал понимать, что есть мир и на чем он держится, существовало множество сказаний и легенд до его рождения об этом мире. Так вот, было множество теорий о том, кто создал землю, воздух и воду. Сколько шла война между телесными и бестелесными жителями и кто из них все же победил.
Кто из них одержал победу, Хесен знал точно, ибо он был человек, и тело его было из плоти, а еще кожи и суставов, которые могут очень болеть и нередко ломаться. Но многие из вождей Филистии знали, как утишить боль тела или исцелять болезни.
Что касалось простолюдинов, попавших в такие бедствия, те платили деньги или отдавали в услуживание покоев своих руководителей, сыновей или дочерей, потому как только там были люди, обученные лечебному делу. Но чаще поселенцы за медицинскую помощь платили едой или хозяйственными нуждами, состоявшими в отличном состоянии. Или израильской монетой, установленной денежной единицей для других государств. Как часто бывало, самолечение простого люда было неудачно.
Филистимляне имели мало представления о медицине, поэтому проезжавшие и останавливающиеся транзитом люди с других континентов нередко оставляли свои знания за хорошее вознаграждение, однако некоторые из них были просто жулики.
Но вот один из греков, интересовавшийся историей своего народа, пустившись однажды в приключения и изучив окружение мыса Дарданелл, обнаружил близ Средиземного моря разрушенное поселение, оставшееся таковым на многие века и забытым городом. Этот историк, писатель и врачеватель был Гомер из Смирны сын своего отца Апотриоса. Но так как имени родителя он никогда нигде не упоминал, а лишь однажды обмолвился, что он из Смирны, из мест, где растет множество диковинных фруктов, выстроенных шикарных амфитеатров. Божеств, которым они можно утверждать не поклоняются, а ведут с ними дружбу. Существ, похожими на них, но в несколько раз могущественнее. Так местным туземцам Филистии он представлял Грецию.
Собственно, часть, нашедшую им культуры с еще сохранившихся фигур в деревне Виллиорсе у мыса пролива Дарданелл, Гомер как теолог, позже, вернувшись на родину, взяв прообраза некоторых из них привел к своему богопоклонному Олимпу.
В тот день, когда по всей Филистии культовые обряды завершались, повсеместно начинался месяц чиешь, собственно, здесь происходила подготовка к новым жертвоприношениям. Для тех дней, когда холодные дни спадут, и народ моря вновь должен отправиться за уловом, в конце этого месяца все поселения направлялись к одному их главному морскому идолу чтобы умилостивить его.