Страница 12 из 24
«… — Это то, что я пытаюсь создать, — продолжал колдун-алхимик скрипучим голосом. — Гомункул — искусственный человек. Уподобиться Создателю и сотворить человеческое тело — живое человеческое тело. Но, в отличие от человека, у гомункула нет души. И именно в этом его самая большая ценность…»
«Удовольствие для человека: распри средь родни — путь змеи»
Потери, разочарования, проблемы — вот результат всех его стараний. Что бы он ни делал, всё так или иначе идёт прахом. Попытка за попыткой — земля алчно вбирает в себя невинную детскую кровь, пока останки пожирают ненасытные жители моря, а дно устилают драгоценными камнями белые кости.
Левиафан Заугра, чёрствый и бессердечный, однако, не отступает. Попытка за попыткой — он принесёт земле и морю столько кровавой дани, сколько потребуется, чтобы увенчать эксперимент успехом. Его глаза горят алчной жаждой, и дверь лаборатории закрывается следом за очередной жертвой.
Которой более не суждено когда-либо покинуть мрачные, пропитанные серой и ртутью, болью и страданиями стены. Которой более не суждено когда-либо увидеть вновь солнечный свет.
Потери, разочарования, проблемы — азарт кипит в крови с каждой новой неудачей. Сводит с ума, доводит до одержимости, и вечно голодные, ненасытные голоса шепчут на ухо своё искушение.
«Ещё, ещё, ещё», — он слышит их будто наяву, и болезненно бледное лицо уродует кривая линия безумной улыбки. Он накормит их всех, утолит их непомерный голод, а в награду получит своё сокровище, до которого так отчаянно желает добраться.
Потери, разочарования, проблемы — с каждой новой неудачей ярость кровавой пеленой застилает глаза. Что он делает не так? Почему у него ничего не выходит? Почему все усилия идут прахом, а очередное детское тело падает в море, разбиваясь об острые, безжалостные, чёрные прибрежные скалы?
Где он допускает ошибку?
Где уязвимое место его расчёта?
Левиафан Заугра, алчный и одержимый, не знает. А потому в глухой ярости сметает со стола все свитки и снова и снова берётся за работу.
Сложные алхимические формулы сеткой кровеносных сосудов расчерчивают пергамент; на ярком огне в тигле кровью вскипает жидкий металл; в неверном свете свечей драгоценностями сверкают главные алхимические компоненты — медь, сера, кобальт — злато, над которым чахнет злой колдун, вновь готово к своему использованию.
Потери, разочарования, проблемы — всё это теперь не страшно алхимику. Ведь в руках он держит совершенную формулу, пока глаза его пожирают не менее совершенный материал — двое мальчишек-близнецов жмутся друг к другу, даже не представляя, насколько важная роль уготована им обоим.
Огонь, греющий тигель и освещающий комнату, дрожит от нетерпения так же, как и руки колдуна; он дрожит от страха так же, как два тщедушных детских тела — всё это более не имеет значения.
Ведь сегодня эксперимент, наконец-то, увенчается успехом.
========== Уруз (Рем Воронов) ==========
Комментарий к Уруз (Рем Воронов)
Странная смесь прямого и перевёрнутого значения руны.
Саундтрек к части: Wardruna - UruR
В руне Уруз заключена первобытная энергия Земли — неистребимая жажда быть, формообразующая энергия природы, которая выживает в любых условиях и вопреки всем попыткам её уничтожить. Энергия Уруз — это непобедимая, грубая, примитивная и невероятно мощная сила. Руна Уруз символизирует силу, выносливость, стойкость и умение приспосабливаться к изменяющимся условиям. Уруз – это огонь, причём, огонь необузданный, мощный, неконтролируемый. Такая руна символизирует неукротимую силу, неизбежные перемены. В определённом смысле Уруз можно рассматривать как пламя, нещадно сжигающее всё извращённое и противоестественное. Другая интересная интерпретация – необходимость избавиться от хлама, которого стало слишком много в жизни или в окружающем пространстве. Уруз в перевёрнутом положении обозначает упущенный благоприятный момент, страх перед трудностями, слабую волю. Такая руна должна подсказать, что у человека отсутствует желание реализовывать задуманное. Или же он был бы не прочь, чтобы кто-нибудь другой взял на себя его обязанности. Впрочем, есть одно условие: личность, которой он готов отдать их, должна быть сильнее его самого; в этом случае он отступит со спокойной душой и не потеряет внутреннего достоинства.
«…— Кстати, Воронов, — сказал Ромка, — ты зря назвал меня псиной. Мне нравится мой тотем, но в данном контексте псина у нас ты. Цепной пёс. Это ответ на вопрос, почему ты сейчас на цепи, кстати. Но твой хозяин тебе не поможет — он сейчас способен только скрипеть зубами, бедняжка. А раз уж ты такой преданный, что по команде «Фасс!» кидаешься, на кого прикажут, то будешь гавкать. Пусть люди видят, кто ты есть…»
«Я путешествовал в памяти, возвращаясь ко льду, что растил меня»
Впереди него всегда кто-то стоял. Сколько Рем Воронов себя помнил, перед его глазами всегда была чья-то спина. Сначала могучие широкие плечи отца, теперь худые острые лопатки единственного друга, которого и другом-то назвать было сложно.
Хозяином, господином — как угодно, но точно не другом, нет. Ведь Нил Лютов не умеет дружить, лишь повелевать да отдавать приказы. Марать чужие руки недостойными делами, идти по чужой спине, переходя через болото, ломать чужие судьбы на пути к собственной цели — Нил Лютов совершенно точно не умеет дружить. Но Рема Воронова это не сильно беспокоит и огорчает.
Сколько он себя помнит, впереди него кто-то есть. Сначала холодный требовательный взгляд вечно недовольного отца, теперь — ледяное равнодушие и безразличие во взгляде единственного друга, которого и другом-то назвать было сложно. Все они ждут от Рема Воронова чего-то, и Рем Воронов неизменно пытается эти ожидания не разочаровать. Он подстраивается под каждое из них и искренне считает, что чужие желания совпадают с его собственными.
В конце концов, в какой-то момент он даже учится получать от них удовольствие. Упорно игнорируя тупой инстинктивный страх и детскую наивную растерянность. Пугающее незнание — а чего на самом деле хочет он сам?
В какой-то момент Рем Воронов не находит ответ на этот вопрос, и тогда он задаёт себе следующий.
Кто он на самом деле такой?
Ведь сколько он себя помнит, впереди него всегда кто-то есть. Чужая фигура закрывает солнце, отбрасывая на него лишь тень, в которой долговязый худой Рем Воронов всё время прячется. Подстраивается под обстоятельства и покровителя, сливается с ним и снова и снова теряет в нём самого себя. Сначала во властной могущественной фигуре отца, глядящего на него с суровой требовательностью, теперь — в худой фигуре единственного друга, которого и другом-то назвать было сложно.
Ведь Нил Лютов совершенно не умеет дружить, а ещё в его взгляде нет ничего, кроме равнодушия. В его отношении нет ничего, кроме холодной отчуждённости на грани с брезгливостью. Он смотрит на Рема Воронова перед собой уж точно не как на друга. Он смотрит на него даже не как на человека — как на вещь, удобный инструмент, которым можно выгодно воспользоваться. А когда он придёт в негодность — без малейшего сожаления выкинуть.
Рем Воронов не знает, но почему-то эта мысль вызывает в нём бесконтрольный, животный, практически первобытный ужас. Поглощающий с головой страх одиночества и брошенности, ненужности — разве сможет он продолжать своё существование один, без никого?
Он, впереди которого всегда кто-то был? Он, потерявший себя и растворивший свою личность в чужих планах и амбициях? Он, что умеет лишь приспосабливаться и выдавать желаемое за действительное? Разве сможет он, безвольная вещь, существовать сам по себе, если хозяин выкинет его на свалку, как ненужную раздражающую безделушку?
Рем Воронов, скованный страхом, с уверенностью скажет «нет».
Ведь его отец, властный и жестокий, никогда не умел любить — лишь использовать.
Ведь его единственный друг, холодный и бессердечный, никогда не умел дружить — лишь повелевать.
А сам он, фанатично преданный и одержимый, никогда не умел быть свободным — лишь подчиняться воле других.