Одинокие

Прохладная вода приятно освежает. Тоненькие ручейки стекают по лбу, по векам, по щекам и по моему классическому носу, огибая кружева ноздрей, по губам, подбородку, по шее и, играя и переплетаясь в ложбинках, растекаясь по выпуклостям, по тяжелым грудям, заходясь водоворотом в пупке, бегут дальше: к половой фиссуре, обрамленной мягкими короткими волосками…

«Ой!» – провела рукой по груди и опять почувствовала боль. И что-то еще. Что? Что-то твердое. Шишка! Гематома? Нет, кожа обычного цвета, но ведь болит, зараза.

Прохладные струи смыли с меня пот, и мой, и мужской, а сфокусированный поток, направленный моею собственной рукой в мои же глубины, разведя плотную вязкую сперму до состояния жидкой эмульсии, позволил этой мутной опалесцирующей жидкости свободно излиться наружу.

Стрижка у меня простая. Волосы легко легли в привычный “взлохмаченный шухер”, будто я только что с постели.

Я готова. Я – в порядке. Возвращаюсь.

Саша тоже одет. На нем белоснежная рубашка, голубой клубный пиджак и черные брюки. Выглядит он неплохо. Когда одет. Живота почти не видно. Просто крупный мужчина. Хорошо выглядит, но сам себе нравится слишком. А это – существенный минус. Легкий поцелуй на прощание. От него все еще пахнет мною и сексом:

– Привет, дорогой. Я побежала. До завтра. А ты пойди-ка, помойся».

«Некогда», – подумал Александр.

Он посмотрел на себя в зеркало – приподнятый подбородок, жесткие складки от уголков напряженных губ, выражение превосходства в серых глазах… Но в помещении никого не было, и некому было принять его вызов.

– Некогда, – еще раз повторил он громко. – Пора.

Глава 5. В салоне

Попрощавшись с Сашей и выйдя из офиса, Светлана посмотрела на часы.

«Половина пятого, а Нина ждет меня в пять, – прикинула она. – Всё – вовремя. По расписанию! И коитус – тоже. Что ж, точный расчет во всем делает мне честь».

Светлана улыбнулась своим мыслям. Она успела преодолеть большую часть пути и в конце улицы, над привлекательным фасадом двухэтажного здания, уже виднелась нескромная неоновая реклама, лаконично гласящая: «Клеопатра. Салон».

Загорелся зеленый. Машина тронулась.

– Нина, привет, давно ждешь? – едва выбравшись из машины, выпалила Светлана.

– Пару минут, – отбросив сигарету в сторону, ответила Нина.

Они расцеловались.

– Ты – как?

– Я – в порядке. Как всегда. Все отлично! А ты?

– Нормально, Константин! Ладно, Светка, пошли, устроим оргию своим измученным зацелованным телам и отпразднуем…

– Что?

На секунду Нина задумалась:

– Каждая свое, наверное. И то, что мы вместе, и здоровы, и молоды, и красивы. А, придумай сама.

– У каждого в душе свой праздник и своя печаль – ты права. Но вот сегодня – только праздник, да?

– Да.

В вестибюле, помпезно отделанном мрамором, женщины на несколько секунд замешкались.

– Куда?

– О, всадницы на распутье.

– О’кей. Для начала – немного спорта.

Небрежно, по-завсегдатовски махнув своими дисконтными картами улыбчивому, мускулистому молодому человеку – на самом деле, бдительно и придирчиво сортирующему вошедших, они направились в сторону зала фитнесса.

Через пять минут, успев переодеться, обе женщины вошли в зал. Весело болтая, посмеиваясь, они заняли соседние тренажеры. Положив предплечья на специальные подлокотники, расположенные перпендикулярно полу, и ухватившись ладонями за ручки, Светлана пытается свести свои руки. В первый раз ей это удается, и во второй, и в третий, и воздух, выдавливаемый её усилием из пневматической пружины, сердито шипит. Она качает грудь: грудные мышцы, большую и малую. Нина, установив стопы под резиновые валики, методично разгибает мускулистые ноги.

–Уф-ф, – каждое движение она заканчивает резким выдохом.

–Хорошо?

–Хорошо.

– Не устала?

– Нет пока.

– А чего ты морщишься? – спрашивает Нина, нахмурив тонкую, словно росчерк пера, линию своих бровей.

– Я? Морщусь? Это ты хмуришься, – искренне удивляется Светлана.

– Ты! Глянь-ка на себя в зеркало, – настороженно и очень серьезно возражает Нина.

Зеркала полосой в человеческий рост опоясывают стены зала. Стоит только повернуть голову.

Светлана, стараясь сохранить то же выражение, медленно оборачивается… Её привлекательные черты искажены.

«…Болью! Страданием! Что со мною происходит?» – думает она, и отчетливо чувствует, как ноет и дергает… Что? Где? Конечно, в правой груди! Словно кто-то невидимый стиснул её твердыми пальцами и теперь выкручивает, выворачивает и ждет, чтобы она закричала.

– Что случилось? – спрашивает Нина, и вопрос застает Светлану врасплох. В самом деле, что?

– Грудь болит, – отвечает Светлана, – Саша ударил. Не специально, конечно. Просто неудачное положение. Понимаешь?

– Не знаю я таких положений. Сволочь твой Саша и садист, – угрюмо шепчет Нина – или ревнует, или бесится от зависти и все-таки, не сдержавшись, просит, – дай посмотреть.

– Нет, не дам.

Боль почти успокоилась. Кто-то раздвинул тиски, убрал плоскогубцы, извлек гвозди.

И Светлана почти злорадствует: – Не дам! Ни за что!

– Ах, так! Ладно, – обижается Нинка и отворачивается.

Они обе знают, что в душевой – от взгляда подруги – ничего не скрыть.

Светлана тешит себя маленькой надеждой, что когда они до нее доберутся – часа через два, Нинка забудет…

– Эй, Нинуша, – ласково окликает подругу Светлана. – Не бери в голову. Все – пустяки.

И Нина, смягчившись, улыбается: – Ладно, старушка, проехали.

– Я – старушка? Фи!

И они продолжают тренировать свои – и без того – выносливые тела, пока пот, едкий, как мыльная пена, не начинает пощипывать им глаза.

Пункт приземления номер два: “альфа”.

«Альфа» – это космический корабль. Капсула анабиоза. В нее попадают старыми, высушенными, извлекают из неё – новорожденных, в водах.

Вот сестра кончиком пальца прикасается к кнопке сенсорного управления…

– Поехали! – весело кричит Нина.

Начинает действовать режим автоматического массажа, и обе кровати-ловушки, в каждой из которых – по беспомощному телу, начинают вибрировать. Этот процесс происходит неровно, по-разному: то мелкая дробь сотен молоточков застучит по Нининой пояснице, то – мягкие протяжные волны изомнут Светланины плечи, спину, полушария ягодиц, то озорная щекотка – по каждому квадратному сантиметрику их кожи.

«О-о», – изнемогает Светлана и в полузабытье шепчет, рассказывая невидимому слушателю:

– Смерч, торнадо, вихрь, ураган! Он зарождается где-то на окраине Вселенной – у самых пяток и, двигаясь вдоль раскинутых бедер – по Млечному Пути, набирает мощь: сухой, словно из пирамиды, что затеряна в песках, горячий, но не обжигающий, а ласковый поток. Солнечный ветер. Он проникает в меня, и там, в глубине моего живота: в матке и трубах – как на музыкальном инструменте: как на тромбоне, органе или шотландской волынке, играет на мне и, заставляя дрожать каждый мой орган, извлекает мелодию из моих жил и мышц, и уж потом – по гладкой долине моего живота, по холмам грудей, по фарфоровому изгибу шеи…

Светлана и Нина – два космонавта, приготовившиеся к старту, лежат по соседству в коконах-ракетах, на расстоянии трех шагов друг от друга, и молчат. Носы торчат наружу. На глазах массивные очки. За их темными стеклами мелькают в сумасшедшем темпе разноцветные огоньки – «альфа-излучения». Они легко пронизывают плотно прикрытые веки и напрямую проникают в усталые мозги.

…Молчат. Говорить не хочется. Каждая думает о своем: мечтает или вспоминает, что – слаще. Светлана – вспоминает.

Все началось два года назад.

«Моя старая «шестерка», кряхтя и сопротивляясь моему принуждению, набирала скорость. Стрелка спидометра достигла отметки ста двадцати. В салоне – скрипело, скрежетало, стонало. Сто тридцать. Мелко, как в ознобе, затрясло кузов, а рев двигателя стал напоминать предсмертный хрип – вот теперь, наверное, предел!