Одинокие

Вокруг – люди. Мужчины, женщины. На всем пространстве тротуара. От входа в ресторан до проезжей части улицы. Разделившись на небольшие группы: по двое, по трое, по четверо – стоят, праздно болтая. Некоторые курят. Другие, наслаждаясь легкими порывами прохладного апрельского ветра, подсушивают влажные воротники и лифчики и освежают подмышки. Не поздно, часов десять. Все – смотрят.

В этот момент посетители ресторана, оказавшиеся здесь, а не в зале, начинают жалеть, что они – здесь и сейчас, и стоят, не шелохнувшись и замолчав.

Встретив удар, Сергей послушно падает и лежит.

Терехов рванулся вперед. Мозговые центры послали этот импульс к мускулам его тренированного тела, но – не получилось! Мышцы не отреагировали. В те же доли секунды его вырвали из реальности. Сила, превосходившая его силу, по крайней мере, двукратно, приподняла его и швырнула куда-то в бок. И поволокла. Вдоль коричневой стены здания, за угол.

До ближайшего угла недалеко – несколько метров. Впрочем, и это расстояние – ведь Терехов – живой сильный мужчина, сопротивляющийся – обязано стать долгим, размашистым, переполненным и пронзительными криками, и прерывистым шумом возни, и тяжелым сопением, и звуками глухих ударов. Тупых – по тупому и мягкому.

Ничего подобного!

Угол. Две стены, как две пересекающиеся в случайном нагромождении скалы. Арка – до соседнего здания. Они – под её куполом. Облупленная арка с отсыревшей и местами облетевшей штукатуркой, с голой лампочкой тусклого желтого цвета. Её слабый свет словно имеет вкус… горький вкус горчицы. Сразу за аркой – кафе. Слышна музыка. Завсегдатаи здесь попроще, чем в ресторане, и поактивнее. Бесшабашнее, что ли? Может быть, среди них окажется кто-то, готовый помочь, готовый яростно ввязаться в драку просто так – за ради самой драки, поддавшись азарту, на кураже петушиного бахвальства перед своею девчонкой. И то, что происходит под нависшей, будто огромная, неимоверно тяжелая виноградная лоза, аркой, хорошо видно от входа в это кафе – расстояние не более пяти, шести метров. Но что-то в поведении нападающих настораживает, и заставляет остальных не вмешиваться – их бесстрастность.

Время – сдвинулось.

Внешний мир исчез. Не стало ни города с его ночными обитателями, ни лампы-факела под покатым сводом и вьющихся вокруг неё насекомых, ни оглушающей музыки, рвущейся из черных динамиков, будто из заточения, ни этого длинного уличного пролета, теряющегося в темноте где-то за светофором, за перекрестком. Пещера, озаренная размытым светом луны, и в ней – трое! Он и два монумента, плечами, как гранитными плитами, придавившие его спиной к холодному неровному камню. Западня! В ней – дикие животные. Свирепые, безжалостные. Их грязные лапы глубоко впились ему в плечи, и он не может пошевелиться. Скован, будто парализован, но не страхом, отнюдь? а в прямом, физическом смысле этого понятия – когда желание, порождаемое мозгом, не находит своего отклика в органах тела, обрекая сознание на отчаяние. Зато он может рассмотреть лица. Звериные морды? Нет. Простые заурядные лица. На щеках – щетина, под глазами – мешки, носогубные складки расходятся от крыльев носов, как два русла реки, под скулами – желваки. Обычные мужики. Работяги. Такие стоят за стойками пивных, обсуждая футбол, хоккей. Ан – нет! Есть в них что-то отличительное! В лицах. Они – неподвижны! Как маски. Да, эти лица – маски. Они делают их похожими и друг на друга, и на сотни, тысячи других мужчин среднего возраста. Эта похожесть не в повторении черт, цвета волос и глаз, и даже не в признаках национальности, а в том впечатлении, что оставляет их незапоминающийся образ. Он всплывает в памяти серым силуэтом, зыбким, овеянным туманом, и расползается в тот же миг, что и возник, оставляя после себя грязное пятно. И только. Они – без особых примет. И в этом их поразительная особенность.

Время повернуло вспять. Но не назад, а куда-то в бок, словно сбилось с пути, с главного проспекта и забрело в глухой проулок, ведущий, по несчастию, в тупик. В никуда.

Александр качнулся в сторону. Затем – в другую. Сначала вправо, потом влево, вправо, влево, резко, быстро, быстрее. Будто расшатывал зуб на пределе своей боли. Или да, или нет. Вправо, влево. Туда, сюда. Цель – разбросать своих противников. Добиться пространства. Хотя бы немного, ну, совсем чуть-чуть, чтобы…

Он напрягся и резко ушел вниз. Всей тяжестью стокилограммового тела. Вырываясь, выскальзывая, он почти присел на корточки, и, освободившись правым плечом, а, по сути, всей правой половиной туловища – чужие пальцы еще цепляются за его одежду с той стороны, но уже не за его тело и практически не мешают – и развернувшись влево, к тому, кто все еще держал его за руку, выдергивая её вверх, выворачивая, ломая, нейтрализуя – нанес свой первый удар! «Я-ааа!» Не разгибая руку в локте, а так, как бьют обычно хук – коротко, дополняя вложенную в него силу инерцией разворота корпуса, по дуге и немного вверх! В пах! Потому что сам он по-прежнему внизу!

На миг яички противника оказались между кулаком Терехова и симфизом лобковых костей. Что ж, их оболочка, по счастью, выдержала и не разорвалась, но от ослепительной вспышки боли тот, кому это досталось, потерял сознание. Инстинктивно зажав кисти обеих своих рук между ног, он стал падать. Падал он медленно. Будто в чем-то был не уверен. Сначала замер и закатил глазные яблоки под веки, потом страшно моргнул абсолютно белым, будто под бельмом, правым глазом, не двигая левым, согнулся пополам, все еще сохраняя равновесие, и, наконец, когда голова, плечи, грудь перевесили – повалился вперед.

Он чуть не сбил с ног Александра, перетаптывающегося на корточках. Но и это «падение» Александр сумел использовать для решения своей тактической задачи. Маневрируя на «первом этаже», он нырнул влево, и тело поверженного противника свалилось между ним и тем, другим, остающимся пока на ногах.

Теперь, когда Александр развернулся на сто восемьдесят градусов, его противник находился уже по левую от него руку. К нему – спиной. Но, занося вверх обе руки, сомкнутые в замок, рассчитывая ударить сверху, по затылку, уже поворачивался… Сотрясение головного мозга и перелом шейных позвонков – вот что угрожало Александру, если бы удар прошел. Если бы! Развернуться и оказаться к Терехову лицом, сблизиться, перебравшись через своего бывшего партнера, а в тот момент – препятствие, сделать замах обеими руками, чересчур длинный и потому неудобный, не подходящий для ближнего боя, молниеносного и сумбурного – на выполнение всех этих движений и ушли те самые десятые доли секунды. Терехов нырнул влево, уходя из-под тела, мешком падающего между ним и его безымянным врагом, и – вскочил на ноги. В тот же момент периферийным зрением он увидел, что появился третий.

Третий выбегал из-за угла. Александр догадался – это тот, кто выбил из игры его водителя Сергея.

«Хорошо, вижу», – успел оценить изменившиеся обстоятельства Терехов.

В очередное мгновение схватки он опять оказался между противниками. Расстояние? Терехов оценил его мгновенно. Он ждал еще одну секунду. А затем, чуть отклонившись корпусом влево, сгруппировавшись и перенеся всю тяжесть своего тела на левую ногу, будто бейсболист, собравшийся послать на базу свой плетеный каучуковый мяч, он выбросил вперед обе руки! Рубанул ребрами обеих ладоней по шее, напрягая пальцы, чтобы добавить им жесткости и не поломать при столкновении, разделив единый удар на два – интервал в три сотых секунды. Он бил под кадык, по трахее и пищеводу, по пульсирующим сосудам, перебивая дыхание, лишая противника голоса.

Рывком подбросило вверх податливый подбородок…

Враг еще не повержен. На ногах. И сейчас имеет значение одно – точный расчет расстояния. А расстояние – это длина рук, туловище, линия бедра. Напряженные дельтовидные в виде двух продолговатых бугров. Правое бедро приподнято. И сжато. На короткий промежуток времени. Столь быстротечный, что его даже не возможно вычленить из времени скоропалительной драки и измерить. Бедро, колено, стопа в своем максимальном сгибе – пальцы на себя, а пятка выпячена и натянут ахилл – уходят в противоположном от рук направлении. К своей собственной цели. Ёко-гери! Скорость движения противника удваивает акцент удара простым арифметическим сложением, превращая его в почти смертельный. По грудной клетке! На вздохе. В проекцию сердца.