Восемь розовых слонов

– Ах, представьте, доктор, приезжаю вчера на дачу в Билибино – это сорок километров от Москвы, если по шоссе Энтузиастов – вхожу на участок, и сердце чуть не выскакивает! Все мои грядки с астрами и гладиолусами разорены! Представляете? По ним не просто потоптались или сорвали что-нибудь – их просто уничтожили, с корнем выдрали! Сущий вандализм! А еще раковину на крыльце сломали! Ну, как такое может быть? Не воры – в дом не лезли, хотя там замок такой, что грех не взломать. Кому я навредила? Как увидела, так и села, заплакала… Но я женщина принципиальная, погоревала и полицию вызвала. Три часа прождала, носом ткнула в разоренные грядки. Проследила, чтобы следы зафиксировали, протокол без ошибок составили. Ясно, что не найдут – соседи уже разъехались… но мало ли. А уехали – я сама все осмотрела, каждый след носом пропахала…

«Интересно, хватит у доктора сообразительности спросить про след?» – подумал я.

– И что у нас со следами, Римма Марковна?

– Следы одного человека, – старушка понизила голос, – Кирзовый сапог сорок третьего размера. Шатался по саду, топтался на крыльце. Из калитки, что характерно, не выходил – перебрался на соседний участок, где много лет никто не живет. Там и пропал. Я шла по следу, пока он не привел меня на гравийную дорожку. Преступник зацепился за крыжовник, упал на колено, свернул декоративную арку с клематисом…

«Ничего себе старушка», – оценил я. Выключил компьютер и задумался. Кто-то затевал с доктором увлекательную приключенческую игру. И главная интрига заключалась в том, что будет дальше. Лишь бы не пошло по нарастающей…

Я спустился в гостиную в восемь вечера, не дождавшись особого приглашения. Доктор сидел в своем любимом «чиппендейловском» кресле, завернувшись в махровый халат, постукивал ногтем по бутылке «Macallan – 1926» и хмуро разглядывал потолок. «Снова птицы в стаи собираются», – мелькнула мысль. Доктор покосился на меня без особого дружелюбия, что-то проворчал. Я решил не щадить своего работодателя, поскольку считал, что безболезненным излечение быть не может. Долбить надо упорно и в одну точку. Я взял стакан из бара, емкость со льдом из холодильного отделения и сел напротив. Он поколебался и протянул мне бутылку.

– Скотч употребляют безо льда, Дмитрий Сергеевич. Вы бы еще с закуской пришли.

Я проигнорировал справедливое замечание, загрузил в стакан «замерзшую воду» по самую кромку.

– Вы, конечно, знаете о неприятности с вашим супервизором, – начал я массированный обстрел, – Психика профессора Быстрицкого не устояла, хотя ничто не предвещало несчастья.

Доктор Краузе уставился на меня со злостью. Но не выгнал из «аналитического кабинета». Скотч в его баре заслуживал всяческих похвал. Это была одна из причин, почему я еще не уволился. Довольно странно, я никогда не замечал, чтобы Александр Петрович лично приобретал алкоголь. Тамара Михайловна в данных вещах не компетентна. Прямые поставки со двора ее величества?

– Существует мнение, что случившееся с профессором – не случайно. И еще – за последние дни в Москве убиты два психоаналитика. Преступников не нашли.

– Ну и что? – резко огрызнулся Краузе, – В этой стране постоянно кого-то убивают.

– Разумеется. И все мы горячо надеемся, что эта неприятность произойдет не с нами. В стране не так уж много психоаналитиков. В мире их 11 тысяч, из коих половина – в США. А из оставшихся две трети проживают во Франции и Великобритании.

– Вы их считали?

– Нет, я просматривал бюллетени Европейского психоаналитического общества. Вы собираетесь принимать меры, или будем лениво наблюдать?

Доктор Краузе кусал губы. Он не мог решиться – и это злило и удивляло.

– Откажитесь от клиентов. Плевать, что пишет аноним. Если он что-то планирует, то доберется до ваших пациентов в любом случае. Поставьте их в известность. Сообщите в полицию.

– Вы не понимаете, Дмитрий Сергеевич, – поморщился Краузе, – Известить клиентов – дать им повод для волнения. Сами говорите – если у злоумышленника планы, он не остановится ни перед чем. Можно всех собрать и предложить уехать за границу. Или в тайгу. Но что-то подсказывает, что не уедут. Полиция не разгонится. С какой стати? Никто не убит. Мелкие неприятности случаются со всеми. Анонимные письма в расчет не принимаются – тем более, в письме не сказано, что кто-то будет убит. Кобзарь рассмеется нам в лицо.

«Он так и сделал», – подумал я.

– Не забывайте, Дмитрий Сергеевич, если аноним находится в числе анализантов, то данные действия ему не понравятся, и он начнет действовать с упреждением.

– Вы фаталист?

– А вы нет?

– Не похоже, что один из этой компании – искусный злоумышленник. Я, конечно, не мастер по проникновению в психику, но отличить законопослушного человека…

– Чушь, – возразил Краузе, – Держу пари, не отличите. Если преступник умен, умеет скрывать свои мысли, чувства, мотивацию и все такое. Я тоже не вижу зацепок, но далеко не убежден, что пациенты чисты.

– Гадят без фантазии, обратили внимание? Стандартный набор. Похоже, голову не ломают.

– Еще нам не хватало противника с изощренной фантазией, – хмыкнул Краузе, – Вы можете представить, что кто-то носится по городу и с упорством, достойным лучшего применения, совершает мелкие пакости, не щадя ни бензина, ни личного времени?

– Я тоже думал об этом. Нужно знать, что инженер Арнгольт поздно уйдет с работы, а в подворотне никого не окажется. Что Баев выведет гулять своего питомца, и тот не откажется сбегать за кустики. Что появится возможность подрезать машину с молодоженами и безнаказанно скрыться. Подкараулить возлюбленную Моретти. Знать, что писатель все утро просидит в кафе, выйдет в туалет, а официантке в тот момент приспичит отлучиться. Что мама Оксаны Чернорецкой уйдет в ночную смену, а Оксана разляжется в ванне. Что Римма Марковна приедет на дачу сразу после вандала. Что во время поджога гаража господина Корнилова поблизости не окажется посторонних. А сапог сорок третьего размера, если вы об этом не подумали, мог надеть любой, в том числе сама Римма Марковна – поскольку впечатления беспомощной древности она не производит. Здравый смысл и капля интеллекта подсказывают, что один человек такое не провернет.

Доктор Краузе смотрел на меня расширяющимися глазами, приглаживал шевелюру, норовящую встать дыбом.

– Сочтем за совпадение, – сказал я, – Так удобнее. А письмо – бодрая шутка. Вроде сообщения о минировании, которого нет. Волноваться не о чем. Подозреваю, за время наблюдения за своими пациентами вы не обнаружили в их психике ничего устрашающего? Милейшие люди. Откройте им их желания – может, что и вылезет. Позволите стройную версию, Александр Петрович? Но она вам не понравится. Чур, не кричать и не швыряться дорогостоящими бутылками, договорились?

– Валяйте, – проворчал Краузе, – Если версия не имеет отношения к вашим подколкам и издевательствам.

– Она имеет право на жизнь, – уверил я, – Но повторяю, она вам не понравится. Женщина, с которой вы встречаетесь на съемной квартире на улице Льва Толстого… Подождите, не бунтуйте. Я не лезу в ваши дела и не делаю оценок. А квартиру вам снял ни кто иной, как я. Ваши свидания регулярны, раз в неделю – вы уходите торжественный, обреченный, как на Голгофу. А по возвращении делаете вид, что просто гуляли. Я не любопытный и ничего не замечаю… кстати, в последний раз вы не стерли с уха помаду и надели часы на правую руку. Женщина, с которой вы потеряли голову – супруга замминистра… опустим название министерства, и вас не посещает мысль, что вы столкнулись с изощренной местью обманутого мужа. Да, звучит странно, проще вас убить или направить парней с битами, но что мы знаем о воспаленном уме, одержимом страстью свести вас с ума? А убить можно и потом – когда вы вдоволь намучаетесь. Признайтесь, выдумали об этом?

– Черт бы вас побрал… – прокряхтел Краузе, перекашивая челюсть, – Почему бы вам не отправиться спать, Дмитрий Сергеевич?

– Сейчас пойду, – я торопливо допил скотч, – Вы уже купили восемь розовых слонов?