Вольноопределяющийся

Перевалив каменную насыпь, я направился вдоль по склону горы. Передвигаться на одних руках без помощи ног было тяжко и утомительно. К тому же, мои мышцы ослаблены из-за многодневной процедуры вынужденного лечения. Я не просто перемещался в произвольном направлении. У меня была цель. И цель эта находилась на противоположной стороне горы. Проползти с километр по горе, потом скатиться со склона, потом еще чуток проползти, и я окажусь в лесу на берегу неширокой, но довольно глубокой горной речки. Там проще спрятаться, и еда какая-никакая имеется. А пища для меня в настоящий момент самый необходимый ресурс.

Наступившая ночная мгла ничуть не мешала моему передвижению. Крупные валуны я обходил, точнее, обползал, мелочь отбрасывал руками.

В какой-то момент заметил сидящую на валуне ящерицу. В голове аж помутилось от голода, поэтому немного промахнулся, вместо полноценной рептилии в руке остался лишь шевелящийся хвост. Мясо! Сунул в рот и начал жевать. А что? Вполне вкусно, жаль мало. Следующей в коллекции моих кулинарных экспериментов оказалась улитка. Их вроде бы французы с удовольствием трескают. А чем я хуже? Моллюск ушел на ура вместе с панцирем. Через сотню метров мне повезло наткнуться на змею. Большая толстая лежит себе преспокойненько между камнями. Я как её увидел, едва слюнями не подавился. То, что она может оказаться ядовитой, меня ничуть не смущало. Схватил пресмыкающееся трясущимися ручонками в районе головы и шмякнул башкой о ближайший камень. Сожрал вместе со шкурой и внутренностями, урча от наслаждения будто дикий зверь. Впрочем, голову оставил, там могут быть ядовитые железы, и острые зубы в наличии. Оно вроде бы при приеме внутрь змеиный яд не опасен для человека, однако испытывать на себе не рискнул.

Проглотив змеюку прислушался к внутренним ощущениям. Рвотных позывов не испытываю, с голодухи даже оченно приятственно. Вот только переполнения желудка отчего-то не ощущаю. Странно, слопал не меньше килограмма сырого мяса, а в брюхе по-прежнему пусто. Интересно, куда оно девается, все-таки желудочный сок не царская водка, на раз органику не растворяет. Обследовал магическим зрением желудочно-кишечный тракт и, не обнаружив там ни намека на недавно съеденные «харчи», здорово подивился своему обновленному метаболизму.

Тут характерный запах донесшийся до моего носа возвестил о самопроизвольном опорожнении прямой кишки. Из-за переломанного позвоночника я даже не почувствовал, как именно это произошло. Вот конфуз-то! Насрать в штаны, такого со мной никогда не случалось, если только в далеком грудном возрасте. Блин, да еще и напрудил! От стыда готов был сквозь землю провалиться. К счастью земная твердь не разошлась и не поглотила мою бренную оболочку. Хотел отремонтировать позвоночник, чтобы подобных пердимоноклей со мной не случалось, однако мой изрядно потрепанный ведунский дар подсказал, что вещества, полученного в результате переваривания нескольких улиток, змеи и хвостика ящерицы для этого недостаточно. Пришлось далее продолжать движение в выбранном направлении.

Давным-давно в раннем детстве дед, находясь в легком подпитии, мне поведал, как жидко обгадился в своем первом бою.

— Ты Андрюха, не думай, что на войне все как в кино, — опрокинув в рот очередную рюмашку, рассуждал дед. — Там сплошь и рядом кровь, говно и пот солдатский, никакой романтики. — И немудрено не обосраться, когда на тебя прет эдакая железная дура и шмаляет по тебе из всех своих стволов. Обосравшись, мудрено не растеряться и не драпануть сдуру, куда глаза глядят, вместо того, чтобы залечь на дно окопа и дождаться, когда танк проедет над тобой, а потом ему в корму положить бутылку с зажигательной смесью. А когда фрицы начнут вылезать из коробки брать их спокойно на прицел винтаря и давить, как тараканов. Кто обосрался на войне, но после не растерялся, стал потом настоящим бойцом, коего, внучок, с кондачка не возьмешь. Именно такие ребята потом зачищали Европу от фашистов и брали Берлин. Что же касаемо испачканных штанов, так их завсегда опосля боя можно отстирать в ближайшей речке или еще каком водоеме, а вот испоганенную честь отмыть ничем невозможно.

Тогда слова деда я воспринял не совсем серьезно, а вскоре и вовсе о них позабыл. Теперь вспомнил и мысленно поблагодарил его за моральную поддержку. Справедливости ради стоит отметить, что обгадился я не от страха, а по причине своей физической ущербности. Значит, не паримся на этот счет, подлатаю организм, отстираю форму в речке, будет как новая. Где-то под завалами камней лежит мой баул, в нем и мыло имеется, и полотенце, и смена чистого нательного белья. Кстати, там же еще несколько банок консервированной тушенки, мешок сухарей, шмат сала, приличный кусок сахара. Сука! Как же я обо всем этом позабыл?! Хотя, заниматься раскопками в моем теперешнем состоянии, пожалуй, дохлое дело. Вернусь, когда более или менее оклемаюсь, заодно и оружие поищу под завалами.

От невеселых мыслей об утерянных сокровищах меня отвлекла очередная ящерка, пробегавшая на расстоянии вытянутой руки. Теперь я был более подготовлен к охоте и схватил её не за хвост, а целиком зажал в кулаке. Придушил, кинул в рот и, практически не пережевывая, проглотил. Хорошо, но мало.

К утру мне все-таки удалось достигнуть намеченной цели. Напуганная моей нездоровой активностью живность старалась избегать непонятное существо, передвигающееся странным образом.

На опушке леса мне повезло наткнуться на густые заросли терновника. Кусты будто по заказу были буквально облиты темно-сизыми, практически черными ягодами, покрытыми легким белесоватым налетом. Стараясь избегать контакта с острыми шипами, я хватал ягоды горстями, закидывал в рот и, немного поработав челюстями, тут же проглатывал вместе с косточками. Еще до боя попробовал эту ягоду. Вяжущий вкус тогда не пришелся мне по душе. Какой же я тогда был привереда. Сейчас терпкий вкус вызревших ягод приятно орошал глотку сладким соком, мягко перемещался по пищеводу.