Владивосток – Порт-Артур

Кстати! Бирилев доложил мне вчера, когда я вас уже отпустил, что наш туз из рукава – „Князь Потемкин-Таврический“ – к походу практически готов, артиллерия установлена, запасы приняты. Чухнин на борту „Святителей“ повел его в море, просит дать еще пару недель на боевую подготовку… И самое главное: слава богу, Аликс и маленький чувствуют себя хорошо, поэтому она не возражает против нашей очередной морской прогулки.

Так что, Михаил? Едемте в Кронштадт сразу? Особенно срочных дел у вас ведь пока нет? Если что-то уже запланировали, надо переносить. Дядя, Авелан и Витте ничего не должны успеть пронюхать. Ни о будущей нашей встрече с кайзером, ни об указе, что я вчера подписал. Пойдем на „Полярной“. Иессен встретит нас в море, шифровку ему отправит Нилов».

Банщиков держал в руках личное, секретное послание государю от кайзера Вильгельма II. И если опустить пространную преамбулу, уверения в горячей любви и вечной дружбе, главное выражалось следующими словами: «Ники! Никто тут ни о чем не подозревает. Все мои гости уверены, что мы отправляемся к Готланду на обычные морские маневры. Воображаю физиономии кое-кого из моих флотских, когда они увидят там твои линкоры! Tableau! Бюлов остается в Берлине. Ты совершенно прав: нам необходимо обсудить торговый договор, и не только его, без моего канцлера и твоего Витте, тет-а-тет, иначе они будут препираться бесконечно. Так что из моих – только Рихтгофен и Тирпиц. Возьму с собой, как ты просишь, любезного графа Остен-Сакена. И, конечно, никаких фотографов. Но все равно он страшно взволнован: наш милый старик до смерти боится, что тебе и Витте донесут, с кем и куда он едет!

Какой костюм для встречи? Предлагаю, как в Ревеле: я в русском морском мундире, ты – в германском. Если возражаешь – телеграфируй. Твой Вилли».

Пока Ольга Александровна внимательно дочитывала прочувствованное послание царю от германского монарха, Вадик вспоминал, из-за чего заварилась вся эта «тевтонская» каша…

То, что позволено Юпитеру, не дозволено быку… Для России «дружба» с французами и англичанами закончилась десятками миллионов смертей на протяжении трех с небольшим десятилетий. Ни одна страна, ни один народ не терял стольких своих сыновей и дочерей за столь краткий исторический промежуток. Для любой другой державы физическое истребление четвертой части ее населения оказалось бы фатальной катастрофой (исключая, наверное, Индию и Китай, правда, там и абсолютные численные показатели в разы выше наших).

Но российская держава, взнузданная и пришпоренная титаническими усилиями Иосифа Сталина, жестко оградившего новую государственную элиту от соблазна подкупа из-за рубежа идеологическим и репрессивным забором, выдержала и устояла. Да, все эти усилия сопровождались жестокостью в подавлении любого активного или пассивного внутреннего сопротивления. Было ли это оправданным в тактике державного вождя? Хотя бы по той простой причине, что времени на раскачку, убеждения или уговоры ни ему, ни его стране отпущено не было?

Только вопрос не в оправданности, а в отсутствии иных вариантов, приводящих к позитивным для страны результатам. Что неумолимо и подтвердил весь последующий ход исторических событий. К сожалению, преждевременная и, весьма вероятно, неестественная смерть не позволила Отцу народов оставить после себя саморегулирующуюся, властную государственную систему с обратной связью и механизмами дозированного обновления госэлиты. Единственный же человек из «команды Сталина», способный такую систему отстроить, Лаврентий Берия, был трусливо, предательски убит. Переступив через его тело, к власти пришли «южане», не желающие или неспособные видеть перспективы страны и себя любимых дальше текущей политической конъюнктуры, что и запрограммировало ее катастрофу.

В итоге все жертвы и титанические усилия многих поколений были сведены на нет. Попытавшись «законсервировать» политико-экономическую систему под себя по «кривым» лекалам Победоносцева, лидеры «позднего СССР» сподобились проиграть «холодную войну» Западу, результатом чего стали новые миллионы погибших в ходе развала советской империи и внутреннего геноцида. А затем – юридическое закрепление катастрофы, сравнимое с Версалем и Потсдамом, великое «беловежское» национальное унижение русского народа, отсечение от нашей страны территорий Украины, Белоруссии, Казахстана, ее исторических окраин на юге и западе; превращение суверенной, мировой державы в импотентную, подконтрольную Западу сырьевую «ЭрЭфию», вскоре докатившуюся до абсурдного, постыдного дефолта.

Неужели история действительно учит только одному – тому, что она никого ничему не учит? Лишь жестоко спрашивает за невыученные уроки… Или же это только про нас, русских?..

К счастью для Вадика, Петровича и капитана ГРУ ГШ Василия Колядина, чем все может закончиться для России в нашем мире, их уже не интересовало. Им выпал уникальный шанс предотвратить кровавый кошмар агонии величайшей в мире державы в зародыше.

В «том» времени, когда все только начиналось и он жарко «рубился» с Петровичем на цусимских форумах в разделе альтернативной истории по поводу прорыва «Варяга» из Чемульпо, Вадим регулярно залезал в тему несостоявшегося в реале российско-германского военного союза, где Петрович периодически зависал. А поскольку ему приходилось изо всех сил играть роль корректного и последовательного оппонента нынешнего контр-адмирала Руднева, Вадик вынужден был волей-неволей разбираться в некоторых хитросплетениях мировой политики начала двадцатого столетия. Надо сказать, гадюшник это был еще тот…

Петрович, как, впрочем, и многие участники обсуждения, искренне считал, что русско-германский союз – это или утопия, или же односторонняя сдача Россией своих интересов немцам, грозящая превращением нашей Родины в тевтонскую полуколонию, германский сырьевой придаток. Вадим, поначалу лишь вынужденно отстаивавший иную точку зрения, для пристойной аргументации поневоле должен был «копать тему глубоко». И еще много-много думать.

Громче и яростнее всего копья в этих спорах ломались вокруг одного уникального документа: подписанного Николаем II предложенного кайзером союзного договора, известного как Бьеркское соглашение 1905 года, так никогда и не вступившее в силу. По мнению ряда историков, так случилось из-за непримиримой позиции «профранцузской партии» при русском дворе и в правительстве, в первую очередь господ Витте и Ламсдорфа.

Большинство мемуарных книг, исторических работ и периодических изданий, причем как российских, так и советских, и даже эмигрантских, трактовали подписание этого договора однозначно: как глупость бесхребетного русского царя. Как его фатальную личную ошибку, способную привести к молниеносному разгрому Франции немцами при попустительстве предавшей ее России. А потом для нас неизбежно наступал бы «1941-й» в 1914-м…

Однако Вадима не отпускало ощущение фальши подобной аргументации. Ведь историю всегда пишут победители, которым заискивающе поддакивают желающие оправдаться в их и своих глазах побежденные. Он тщательно изучил текст Бьеркского договора, а поскольку дебаты на форумах доходили до разбирательства его по фразам и знакам препинания, помнил его практически наизусть:

«Статья I. Если какая-либо из держав нападет на одну из империй, другая договаривающаяся сторона обязуется помочь своему союзнику в Европе всеми имеющимися в ее распоряжении силами на суше и на море.

Статья II. Высокие договаривающиеся стороны обязуются не заключать сепаратного мира с какой-либо из враждебных стран.

Статья III. Настоящий договор входит в силу с момента заключения мира между Россией и Японией и может быть расторгнут только после предварительного предупреждения за год.

Статья IV. Когда настоящий договор вступит в силу, Россия предпримет необходимые шаги, чтобы осведомить о его содержании Францию, и пригласит ее как союзника подписаться под ним».