Таксофон

Полина повернулась, вытерла слёзы, поправила волосы и подошла вплотную к мужу. Она заглянула Косте в глаза. Немирович безошибочно определил, что жена что-то задумала.

– Развестись, говоришь? – зашипела Полина. – А вот это видел?

Поля протянула руку, и Немирович увидел перед лицом фигу, исполненную маленьким женским кулачком.

– Просто так я тебе вот это не прощу. Я сейчас же позвоню папе, а потом в партком. Я испорчу тебе жизнь, Немирович.

Полина размахнулась и, что есть сил, ударила Константина в грудь. Она вышла из кухни и уже из коридора крикнула:

– Развод я тебе не дам. Не дождёшься!

Полина выполнила свои обещания. Правда, она не ожидала, что реакция секретаря парткома будет настолько резкой и непредсказуемой. Квасненко взял курс на исключение из партии Немировича и увольнение из милиции. Опомнившись, Полина пошла к папе, а генерал Савельев занял нейтральную позицию, мол, сами выкручивайтесь. Давно уже не дети. Квасненко понял, что большой чин вмешиваться не будет и вошёл в раж.

И вот, старший оперуполномоченный капитан милиции Немирович стоял в коридоре и ждал решения свой судьбы. Мнения членов парткома разделились надвое. Одни были за то, чтобы исключить Немировича из партии за аморалку, а другие за выговор. Константина попросили выйти. Внутри парткома шла настоящая битва. Кривошеев против Квасненко. Профессионал против моралиста.

– Это была моя большая ошибка, – пафосно кипел секретарь, – рекомендовать Немировича в партию. Это вы, товарищ Кривошеев, ввели меня в заблуждение. Теперь и вы, и я, несём ответственность за поступки этого человека.

– Я и сейчас поручусь за него, – возразил Вячеслав Романович. – Какое отношение семейные дела имеют к его работе? Он оперативник от Бога. Он лучший в моём отделе.

– Не вспоминайте Бога в моём кабинете, – заверещал Квасненко. – Вы ещё перекреститесь!

Кривошеев едва сдержал себя. Он готов был грубо ответить на маразматические выпады маленького человека с крашеными усами, но понимал, что на нём ответственность за судьбу Кости.

– Извините, – сквозь зубы выдавил из себя Вячеслав Романович.

– Вы посмотрите, – продолжал нагнетать Квасненко, – посмотрите, как он одевается. Эти вот синие штаны американские. Джинсы. Это не работник нашего уголовного розыска, это больше похоже на фарцовщика. Где он берёт эту одежду? В магазинах такое не продаётся. Он же возомнил себя неприкасаемым. Если его тесть генерал Савельев, то это не значит, что ему позволено нарушать моральные нормы строителя коммунизма. Я за то, чтобы исключить Немировича из рядов КПСС.

– Подождите, – Кривошеев обратился к членам парткома. – Подождите голосовать. Я хочу добавить. Капитан Немирович совершил поступок порочащий звание члена партии. С этим я не спорю. Но он не совершил преступление. То, что он изменил жене это плохо, согласен. Осуждаю его за это. Но давайте хоть на минутку попытаемся его понять. Немирович молодой мужчина. Влюбился в молодую девчонку. Сорвался. Я предлагаю дать ему шанс. Я за выговор. Уверен – он одумается.

Немировичу ещё пришлось долго ждать. Партийцы никак не могли прийти к единому мнению, принять решение. Разрешил всё звонок генералу Савельеву. Константину Немировичу объявили строгий выговор, но это была только часть наказания. А вот вторая часть…

***

Поезд, громко постукивая колёсными парами, двигался с черепашьей скоростью. Он даже не ехал, он переваливался с боку на бок, как старая утка. Чем дальше локомотив увозил состав на юг, тем более невыносимо было находиться в вагоне. Железная коробка накалялась, и расплавленные пассажиры томно смотрели на открытые окна купе в надежде дождаться хоть малейшего дуновения ветерка. Напрасно. Состав двигался настолько медленно, что ни о каком дуновении можно было и не мечтать.

Константин намочил вафельное полотенце в туалете и положил его себе на шею. Какое-то время можно было вздохнуть с облегчением. Немирович посмотрел на часы. Полдень. Через три часа он будет на месте. Место, это районный городок на Волге с незамысловатым названием Прибрежный. Теперь этот город его новое место работы. Так решили начальники в Москве. Это была ссылка. Только срок, на который Немировича сослали в Прибрежный, ему был неизвестен. Может год, может два, а может и десять.

– Я сделал всё что мог, Костя, – говорил Немировичу Кривошеев, провожая своего лучшего опера. – Думаю, скоро всё уляжется, и я буду тебя возвращать.

– Не верю, что у вас получится, Вячеслав Романович, – ответил Немирович. – Квасненко не даст.

– Не каркай, Станиславский. Не верю! Не верю! Ты там дров не наломай. Не развращай местных красавиц. Это тебе не Москва, там все друг друга знают. Быстро на кол посадят.

Константин спустился на перрон под палящими лучами солнца. Какой-нибудь предмет на голове не помешал бы, но такового не было. Немирович обошёл небольшое здание вокзала и вышел на привокзальную площадь. В отличие от Москвы здесь не было ни одного таксиста. А может быть, в этом городке вообще нет такси? Похоже на то. Костя оглянулся. Недалеко он увидел автобусную остановку. На остановке стояла пожилая женщина в косынке, с ведром и матерчатой сумкой.

– Здравствуйте, – подошёл к женщине Немирович. – Не подскажете, как мне до РОВД добраться?

– Это до милиции, что ли? – переспросила женщина.

– Ну да.

– Это тебе надо прямо через мост, – указала рукой направление местная жительница. – А там, на втором перекрёстке, налево повернёшь. Мимо милиции не промахнёшься.

Немировичу не очень-то хотелось в такую жару перемещаться пешком.

– А доехать ни на чём нельзя? – спросил он.

Женщина бросила взгляд на чемодан в руке у Константина.

– Можно, – ответила она. – Тогда жди автобус. Туда единичка идёт и двойка. Только когда он приедет, этот автобус, одному Богу известно. Ты бы на голову что-нибудь надел. В такую жару надо голову беречь.

Косте повезло, долго ждать не пришлось. Из-за поворота вырулил старый, небрежно выкрашенный ЛиАЗ. Лязгнул дверьми и впустил Константина в накалившийся салон. Благо, ехать было недалеко.

РОВД находилось в старом, по внешнему виду дореволюционном здании из красного кирпича. Это было первое место в городе, где Немирович почувствовал прохладу. Дежурный проводил в приёмную начальника. Приёмной узкое помещение можно было назвать с большой натяжкой. За столом секретаря, занимающим добрую половину каморки, сидела худощавая женщина с большим носом и бесцветными глазами.

– Инна Васильевна, – обратился дежурный к женщине, – товарищ к начальнику.

Инна Васильевна вяло повернула голову в сторону Кости. Ощупав взглядом приезжего, посмотрела на чемодан.

– Это можно было оставить в дежурке, – шевеля узкими губами, сказала Инна Васильевна. – У нас тут не Москва. Не воруют.

– Почему вы решили, что я из Москвы?

– У меня глаза есть. Вижу.

– А если я из Ленинграда? – подкинул версию Немирович.

– Нет! – твёрдо отрицала женщина. – В Ленинграде люди скромнее. Вы из Москвы.

Константин понял, что дискуссию он проиграл.

– Николай Иванович в горисполкоме, – сообщила Инна Васильевна и распорядилась. – Отнесите чемодан в дежурку и возвращайтесь. Начальник скоро будет.

Ильин Николай Иванович, начальник РОВД, вошёл в приёмную и упёрся взглядом в Немировича. Николай Иванович крепкий, среднего роста мужчина, с густой русой шевелюрой, квадратным носом и такой же формы подбородком. Сатиновая рубашка с обильными пятнами пота была заправлена в серые широкие брюки. В руке он держал немного мятую текстильную шляпу. Закончив с осмотром новичка, Ильин протянул руку в сторону Инны Васильевны и прохрипел:

– Инна, воды!

Секретарша быстрым движением наполнила гранёный стакан до краёв и подала начальнику. Ильин пил быстро и громко. Кадык его подпрыгивал с каждым глотком. Осушив стакан, Николай Иванович расправил густые брови и вытер тыльной стороной ладони потный лоб.

– Ссыльный из Москвы? – спросил начальник Немировича.