Страница 2 из 16
Вот сууука, блять…
Ситуация, скажем прямо, "Лучше б я всё-таки сдох": одет как чмо, безоружен как чмо, ещё и весь в мусоре сижу как чмо, притом ебаное. Может, я в ад попал? Очень на то похоже, хотя не хватает прищепок с разноцветными кисточками на сосках и той длинной истории капитана, которую он при первой нашей встрече рассказывал, только по кругу повторяющейся, и чтобы я её никак остановить не мог.
Ладно, надо думать, как выбираться из того дерьма, в котором я, кажется, по самый нос утонул. Огляделся повнимательнее. В салоне старенького подразъёбанного вида автобуса «фулхаус»: бабы, мужики, дети, старики, все в гражданских обносках, подобранных по принципу «лишь бы потеплей», и все пиздят без умолку. Разговоры походу праздные: трут без дела, ни о чём особо не переживая. Оружия нет, во всяком случае на виду. Короче, точно не бойцы – "крестьяне".
Все багажные полки забиты сумками, коробками, шмотьем обвязанным бечёвкой, некоторые пассажирские места тоже завалены вещами. В воздухе пахнет затхлым потом и гарью, словно где-то жгут костер. Пиздец, короче, полный: походу какой-то колхоз переезжает. Как я вписался в эту мудоёбскую компанию – нихуя непонятно…
И где мы вообще, блять? Выглянул в окно.
Стоим. Небо затянуто серыми тучами, вокруг лес…
– Милочек, не поможешь старушке, а?
Повернул голову. Напротив меня, с другой стороны прохода, сидит жирноватая бабуля, завёрнутая в старый грязный ватник. Она тыкает в мою сторону каким-то шоколадным батончиком в пёстрой упаковке.
– Руки совсем уже не слушаются, да и зубов нет. Никак с упаковкой не управлюсь. Помоги, ради Христа, а то ж я так с голоду помру совсем…
Несколько секунд, нахмурив ебяку, смотрел на старушку, прикидывая, не охуела ли она.
– Ну, только если ради Христа, бабуся… – взял батончик, с ловкостью бывалого спецназёра разорвал упаковку, словно жопу врагу, и встал со своего места.
– Вот спасибо тебе, внучок! Так помог, такой доб…
– Да не за что, бабуль, – отмахнулся я, откусывая кусок сладкого шоколада с нугой и пробираясь к переднему выходу.
– Ой, да я ж просто открыть просила, родненький! – разволновалась бабуля.
– Тефе стофа флавково веедно, маазь… – не оборачиваясь, поднял вверх средний палец, чтобы ей было хорошо видно, на случай если она плохо слышит, у бабули возраст всё-таки.
Не обращая внимания на её дальнейшие причитания, – уже поздно передумывать со мной делиться, – добрался до двери. Он была открыта, но на лестнице сидел какой-то пиздюк в наушниках, перекрывая выход. На спине спортивной куртки личинки (десять-двенадцать лет – максимум) был нарисован пёс бойцовской породы. Опасный походу поц…
– Съебал нахуй, – буркнул я, ударом сапога отправляя пиздюка в полёт на улицу.
Шкет ёбнулся на асфальт с жалобным "Ай!". Наушники улетели в сторону.
– Вы чего творите, мужчина?! – возмутилась какая-то баба. – Это же ребёнок!
– Так пусть воздухом свежим дышит. И сама вылазь давай. Глянь, погода какая на улице – ебанёшься…
Не дожидаясь новых возмущений, спустился по ступенькам, прошёл по спине ещё раз жалобно крякнувшего пиздюка, с хрустом раздавил его наушники и сделал медленный глубокий вдох.
Чёт горит…
Метнул остатки батончика в ближайшие кусты и огляделся по сторонам, думая при этом, что стоит уже завязывать постоянно оглядываться, пока люди не решили, что я что-то спиздил и теперь на измене.
Автобус стоит посреди разбитой дороги. Вокруг лес. Далеко позади над деревьями поднимается тёмная стена дыма. На капоте автобуса валяется дерево, а точнее несколько его здоровенных веток – само дерево лежит чуть дальше, преграждая дорогу.
Неспешно обошёл густую крону сибирской сосны, или дуба, или берёзы (не ебу, если честно). С другой стороны дерева обнаружил троих мужиков, с усердием пиливших ствол какими-то жалкого вида металлическими пилами, какими лично я бы не рискнул и колбасу копчёную резать…
– Слышь, ебло, чё тут случилось? – поинтересовался у одного из мужиков: жирновастого усатого полу-хряка в драной тельняшке и мешковатых штанах цвета хаки.
– А ты головой подумай, Эйнштейн, – грубо предложил хряк, не поднимая на меня глаз. – На что похоже?
Концы его дебильных длинных усов качались из стороны в сторону в такт движениям пилы в руке. Так и хотелось схватить его за эти ебланические косички руками и уебать с колена в пятачину…
– На то, как я в третьем классе вместе с друзьями пытался трахнуть твою толстожопую мамашу? – предположил я, ещё раз оценив взглядом, как они в три рыла, охая и обливаясь потом, усердно пилят здоровенное дерево маленькими пилками.
– Ты, сука, совсем охуел что ли?! – полу-хряк выпрямился и нацелил на меня свои злобные зенки. Дебильные усы недовольно покачивались, явно разделяя чувства хозяина. – Ты чё городишь-то??
– Да ладно, я ж пошутил просто, пирожочек, – поднял ладони в примирительном жесте. – Не напрягайся. Ничего у меня с твоей мамкой не было. Я и в школе-то не учился. Занимайся в общем – не буду тебя отвлекать. Хотя… Ты же понимаешь, что этими ножичками придётся лет триста здоровенное дерево пилить? Может, лучше подождать. пока его черви пожрут, да муравьи растащат? Мне кажется, быстрее получится…
– Слушай, мужик, уйди уже отсюда, от греха подальше, – лицо хряка раскраснелось от гнева, а усы, кажется, стали ещё длиннее и уёбищнее.
Отложив пилу, ко мне подошёл другой лесоруб: тощий старикан с жиденькой бородой, в спортивных штанах, кожаной куртке на голое тело и серой шерстяной шапке на голове. Он встал между мной и своим агрессивным другом. Как раз вовремя, потому что я уже собирался активировать режим хищника и с жутким воплем разорвать усатую залупу пополам:
– Сынок, там впереди деревня будет, километрах в пяти – может, пешком дойдёшь? – предложил он. Добро так, по-отечески, положив руку мне на плечо.
– Батя, а может, ты клешню уберёшь, пока я тебе её в жопу не засунул и через рот не вытащил, что б тебе язык удобнее было ладошкой тормозить, когда в следующий раз задумаешь мне советы давать?
Старик спешно убрал руку.
– Ты чё, Хоттабыч, не видишь, с кем разговариваешь вообще?? – продолжил давить я, жестом пригласив осмотреть меня с ног до головы. – Я спецназёр, ебанько. Людей каждый день убиваю, причём чаще по-приколу.
Старик осмотрел меня с каким-то скепсисом. Сначала я прицелился въёбать ему с ноги в кадык, чтобы развеять сомнения, но потом вспомнил, как одет. Сука, я же не в своей снаряге: ни разгрузки козырной, ни выёбистой прыжковой формы, ни щербатых стволов в потёртых кобурах. На мне ебучие треники, тапки и растянутая майка. Короче, скорее на перепившего палёной водки соседа похож, доебавшегося с охуенно приукрашенными байками о былой службе в охране семейного кафе на Советской станции, где из оружия выдавали сухую берёзовую ветку да ебучий свисток.
– Я на отдыхе, если что… – попытался объясниться я, отведя взгляд в сторону. – Форму свою военную, распиздатую, перепачкал кишками одной компании шумной, которая спать мешала. На стирке она, короче… Переоделся вот, временно… во что было. Ты пойми, отец, я обычно так не одеваюсь, ясен хуй, но жена вот проебала чемодан с вещами запасными… Пришлось… Да чё я перед вами тут оправдываюсь вообще??? Оделся во что оделся, блять! Вас ебать не должно. Чё ты, дед, хотел, короче? По ебалу? Или ножом в печень?
Дедок отступился на шаг, хотя вид у него был не особо испуганный: видимо, история моя про форму на стирке не зашла. В общем, до конца старикан не поверил, но на всякий случай отступил: иногда и пиздабол не врёт.
– Послушай, сынок, я всё вижу, всё понимаю: ты устал, дорога долгая, поломка эта ещё, нервы как струны натянуты, вот и ищешь на кого злость выместить. Но мужики ведь в том же положении, да только конфликтов не провоцируют, а пытаются как-то ситуацию разрешить – путь освобождают. Они тебе ничего плохого ведь не сделали, правда? Так ты это, ступай ради бога, а? Старики сами пять километров не протопают, а ты-то явно сдюжишь – мужик-то, вижу, крепкий… Может, кого на помощь нам позовёшь, с инструментом посерьёзней…