Я Распутин

Остальные тоже расселись, но слегка вдали.

Официанты мигом притащили несколько ведерок с бутылками, оперативно открыли и разлили шипучку. Чем хорош “шампунь”? В бутылку трудно яд добавить. Хотя говорят, есть умельцы, что через пробку шприцем впрыскивали.

Я лишь слегка пригубил Вдову. Кислятина.

Распопов с Ароновым даже не пошевелились. Молодцы, быстро в столичных раскладах выучились. Морда кирпичом, напряженный взгляд…

— Не просчитал я вас, Григорий Ефимович — нарушил молчание Поляков — Старею, старею. Ну Рябушинским я давно кость в горле — рады свести счеты. Старообрядческая община подключилась. Это мне тоже ясно. Но тут кто-то еще стоит за вашей спиной. Кто?

— Слыхал, что на острове Гаити, — я отставил бокал. — Есть такие зомбя. Оживший труп. Вроде и помер уже, а глазками моргает, ходит туда-сюда.

— Это вы к чему?

— К тому, что твои банки, Лазарь, такие же зомбя. Вроде есть конторы, деньги принимаете, а труп трупом.

Поляковы недовольно заскрипели стульями, задвигались. Но молчали. Дисциплина в семейке была еще та…

— Ну хорошо, что вы предлагаете?

Разговор свернул в деловое русло. Я потребовал приватного разговора и Поляков тут же выгнал всех в общий зал. Распопов с Ароновым тоже вышли.

— Как жить думаешь, Лазарь Моисеевич? — спросил я, пробуя оливье. Его подавали странным образом — все ингредиенты отдельно. Морковь, картошка, огурец, отварной язык кубиками и прочее было сложено на тарелке кучками.

— Вот как надо, — Поляков разглядел мои мучения, взял вилку, смешал у себя все ингредиенты в кучу, полил соусом. — Думаю, уехать в Париж. Тут обложили со всех сторон — словно медведя в берлоге. Только вы, Григорий Ефимович, зря радуетесь. Думаете ухватили бога за бороду? Вам в Царском уже замену готовят, выпнут на мороз, спасибо не скажут.

— Отчего же уезжать? Где родился — там и пригодился, — я последовал примеру банкира с оливье. Вкус оказался… ну совсем не таким как в “прошлой жизни”. Майонеза тут не хватает. Вот в чем дело!

— Мне конец. Даже если вы отступитесь, Морозовы с Рябушинскими добьют.

— Падающего толкни? — я задумался. — Поступим так. Я размещу в твоем Московском торговом банке депозит. Два миллиона. На полгода.

Лицо Полякова просветлело.

— Это покроет твой кассовый разрыв на время и собьет панику. Расплатишься по векселям. Которые самые срочные. А там что-нибудь сообразишь. Из Столыпина выбьешь новый кредит. Государство у нас доброе — всем дает на пропитание.

Банкир усмехнулся, налил собственноручно нам шампанского.

— За что такая милость?

— Да уж не за просто так, — покивал я. — Первое. Отпишешь на меня Орловский банк. У него же есть экспортная лицензия на зерно? Есть. Прекрасно. Второе. Буду пользоваться без ограничений твоими отделениями в Европе. Во Франции, Германии и Голландии. Дашь распоряжения управляющим. Чтобы слушали меня как отца родного.

Поляков тяжело вздохнул, достал блокнот с золотым пером, начал записывать.

— Крещеных работников запишешь скопом в Небесную Россию. Пущай платят членские взносы и голосуют на выборах как скажу.

Я побарабанил пальцами по столу, отхлебнул шампанского.

— Последнее. На выходе поцелуешь мне руку и назовешь отче. Без твоих издевок.

Поляков побагровел, но смолчал.

Мы допили шампанское, вышли из зала. Стоило захлопнуться дверям, Лазарь, взял мою руку, поцеловал:

— Спасибо за урок, отче!

Надо было видеть глаза Поляковых. Только ради этой сцены стоило угодить в прошлое.

Провожал нас опять Судаков.

В дверях я его прихватил за пуговицу:

— Спаси тебя бог, Лешка. Уважил. Буду в Москве, зайду еще разок, другой. Может и не один, — я подмигнул. — Готовь цыган. Только вот что…

Владелец Яра почтительно наклонился. Все тоже остановились, начали прислушиваться.

— Салат этого француза Оливье подавай перемешанным, с добавлением майонеза.

— Мы таковой соус сами делаем — тут же откликнулся Судаков

— Это первое. Второе. Сделай вот какой салат. Кусочки филе сельди пряного посола выкладываешь на плоское блюдо и покрываешь слоями из натертых варёного картофеля, моркови и свёклы. Також майонез туда поверху.

— И как же называется сие блюдо? — удивился владелец Яра

— Ш.У.Б.А. — по буквам произнес я

— Неужто шифр какой? — усмехнулся Поляков

— Не ошибся. Шовинизму и Упадку Бойкот и Анафема!

Все впали в ступор и смотрели на меня квадратными глазами.