Заманали!

Пленная тётя Люба без конца повторяла, что её «заманали» и похабно ругалась на тётю Стеллу, хотя той даже не было в комнате. Соперница тёти Любы попискивала где-то в коридоре, предлагая вызвать для «ненормальной Журавлёвой» милицию с наручниками или санитаров со смирительной рубашкой.

– Сами справимся, – сказал дядя Стас и налёг на руки тёти Любы, чтоб ей было больнее.

Плечи и локти скрученной тёти Любы Журавлёвой топорщились кверху, словно крылья сказочной птицы Рух. Дядя Стас продевал ей концы ремня между запястьями и каждый раз поддёргивал, чтобы схватилось потуже, а тётя Люба визжала до хрипоты и болтала в воздухе ногами.

Будь она худенькой как тётя Настя, ей бы, наверное, удалось выскользнуть из-под дяди Стаса. Но тётя Люба весит больше трактора и не умеет бороться в партере. Каждая её ляжка толщиной почти с меня. Лимонадные колготки тёти Любы Журавлёвой чудом не лопались на заду. По капроновой поверхности бегали яркие блики, упругая синтетика пела и поскрипывала, будто корабельный такелаж во время восьмибалльного шторма.

Гости цепко держали пленницу за скользкие икры, чтобы поменьше пиналась и не мешала себя связывать. Тётя Люба обзывала их свиньями, гадами и вообще неприличными словами. Тогда тётя Оля заявила:

– Да заткните пасть этой подстилке, надоело!

– Сама ты подстилка штопаная! – огрызнулась снизу тётя Люба. Тушь текла с потного лица на покрывало, оставляя угольные узоры на персиково-матовых щеках. В начале вечера тётя Люба походила на мексиканку Марселу Бовио со свежим макияжем перед выходом на сцену. Теперь же она походила на  Марселу Бовио, ударно отработавшую пятичасовой рок-концерт. С неё текло в три ручья.

Меня за шторой взрослые не заметили, им было не до этого. Они укрощали бешеную тётю Любу. Дядя Женя тайком лапал её за горячую капроновую попу в трусиках-скобках и думал, что никто не замечает, а я с окошка всё прекрасно видел.

– Она невменяемая. Ноги ей тоже надо смотать, и пошли уже выпьем, – сказал дядя Гена и достал из штанов свой ремень.

Вопреки рекомендации тёти Оли рот тёте Любе не заткнули. Дядя Боря убедил всех, что забивать женский рот кляпом – нецивилизованно и негуманно. Пленники имеют право на свободу слова и самовыражения.

Зато разбросанные жирные ноги тёти Любы свели вместе и тоже плотно связали в щиколотках дяди-Гениным ремешком, надёжно застегнув пряжку. Очевидно, вязка женщин по рукам и ногам укладывается в понятия о цивилизации и самовыражении. Лежи себе бревном и самовыражайся сколько хочешь.

Тогда дядя Стас наконец-то слез с Любови Петровны, и гости снова ушли за стол, а тётя Стелла на секунду забежала пнуть пленницу туфлей в лодыжку. По-моему, это нечестный приём – пинать связанную женщину, которая не может дать сдачи. Меня бы за такое отругали.

На блестящих колготках тёти Любы остался некрасивый пыльный оттиск. Пользуясь предоставленной свободой слова, она беспомощно проворчала:

– Заманали! Развяжусь – башку тебе об стену расколочу!

– Отдохни пока, стерва толстожопая, скоро вернусь и устрою тебе! – пригрозила тётя Стелла и убежала выпить.

Мы остались одни – связанная ремнями тётя Люба, лежащая кверху попой в блестящих колготках, и я – в укрытии за шторкой. За стеной наполнили стаканы и возобновили прерванный разговор, а тётя Люба ворочалась в кровати. Наверное, ремни ей везде больно жали, потому что дядя Стас затянул их на совесть. Он военный прапорщик в отставке.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.