Страница 5 из 6
– Так ведь Пушкин, Елена Николаевна, – развёл руками Чудоделов. – Его трудно портить. Уж на что я специалист…
– Тогда двойка, – пожала плечами Елена Николаевна и взглянула на часы: когда уж кончится этот бесконечный урок.
– За что? – привычно возмутился Чудоделов.
– За некачественную порчу Пушкина, – сказала Елена Николаевна. – Ничего для тебя святого нет, Чудоделов, никого ты не уважаешь…
– Я вас уважаю, – сказал Чудоделов. – А Пушкина даже где-то люблю.
– Сомнительно что-то, – пожала она плечами. – Степанова, к доске.
И подумала: «Интересно, а что в это время делают Саша, Стася и папа?»
Глава 5. На сцену выходит шкаф
Бабушка надела на Кошмара ошейник и открыла дверь.
– Недолго, – предупредила она.
Пёс махнул хвостом в знак согласия и приготовился сделать маленькое землетрясение, скача на первый этаж, как вдруг учуял возле мусоропровода незнакомый запах. Отложив прогулку, пёс принюхался.
Чужой гражданин, в лёгком не по сезону пальто, поёжился. Пахло от него не просто чужим, а чем-то иностранным.
– Иди-иди давай, – с акцентом сказал незнакомец Кошмару.
– Куда? – спросил пёс.
– Да куда шёл, – ответил незнакомец и икнул, осознав, что разговаривает с собакой.
Кошмар сел у дверей и принялся делать вид, что выискивает блох. Ещё не хватало, чтобы какой-то чужак им командовал.
Незнакомец тоже нервно почесался и нетерпеливо переступил. Пёс с деланным равнодушием отвернулся.
Незнакомец, покосившись на огромного говорящего пса, пробормотал что-то типа: «В этой России жуткие снега и ужасные собаки!» – затем подошёл к двери Сергеевых и тихо открыл её. Пёс удивился. Он точно знал: кроме Картахены, дома в это время никого нет.
Взломщик аккуратно прикрыл за собой дверь. Но замок не защёлкнул. Кошмар подкрался поближе. Услышав, как зашипела любимая подруга Картахена, Кошмар ударил лапой по двери и забежал в двадцать вторую квартиру.
– Куда… Кудасай?! – удивлённо начал фразу незнакомец, желая вежливо попросить собаку выйти, но не смог договорить.
Пёс смотрел на него глазами инугами[1]. На самом деле Кошмар просто опешил и даже приготовился спросить: «А ты сам куда?» – но в последний момент раздумал тратить время на разговор. Он просто грозно зарычал, оттесняя взломщика от двери внутрь квартиры. Довольная Картахена сидела на пуфике, скрестив лапки, и любовалась героем соседом, время от времени одобрительно шипя.
– Мне надо… Тут всего одну вещичка, – попробовал пойти на переговоры незнакомец. – Потому что она – моя. Мне без неё банзай.
– Р-р-р-гав, – ответил Кошмар, что недвусмысленно означало: хозяева придут и разберутся.
– Мя-а-а, – предупредила соседа Картахена.
Это значило, что главное – не пускать его в кухню, где за батареей лежит одна запасная Картахенова рыбная котлетка, которую она приберегла для Кошмара. Пожалуй, больше никаких драгоценностей в квартире Сергеевых не было. Ну разве что старинный шкаф с двумя отделениями (для каждого отделения свой ключ) и огромным ящиком для белья. Его делали из настоящего дерева, а не из фанеры, обклеенной «под орех». В принципе, если поставить этот шкаф на гусеницы и приладить пушку, то вполне можно его использовать как танк. Но Сергеевым танк был не нужен, а шкаф – в самый раз. Правда, левую дверцу время от времени заклинивало, поэтому в шкафу хранили не очень нужные вещи: старую одежду, которую жаль выбросить, посуду, летом – зимние вещи, а зимой – летние.
– Когда нам будет нечем платить за квартиру, мы сможем жить в шкафу, – говорила мама.
Наверное, по этой причине шкаф и не продавали, хоть занимал он много места.
Кошмар, вдохновлённый котлеткой, медленно оттеснил незнакомца в комнату и заставил прижаться к шкафу спиной.
«Что же с ним дальше делать? – подумал пёс. – Укусить – противно, он же ни капельки не обжаренный и не хрустящий. Загнать на шкаф? Картахена может оскорбиться – она сама любит полёживать под самым потолком и наблюдать за хозяевами».
– Кошмар! Кошмар! – раздалось на лестничной площадке.
Взломщик в тонком пальто вздрогнул и лихорадочно бросился открывать дверцу шкафа.
– Кошмар! – повторились призывы прямо у дверей Сергеевых.
Незнакомец наконец нырнул внутрь, дверца с треском захлопнулась. Кошмар с благодарностью принял от Картахены котлетку и побежал на бабушкин зов.
Пёс вышел из квартиры двадцать два, за ним звонко щёлкнул дверной замок. Лидия Семёновна удивилась.
– Может, у Андрея Викторовича уроков нет? – пожала она плечами и надавила на звонок – никто не открыл. – Ну не кошка же тебя впустила. И выпустила… – спросила Кошмара бабушка.
– Куда? – только и ответил пёс.
Глава 6. Опасная страна – Япония
Вечером всё семейство Сергеевых ужинало и делилось впечатлениями дня. Вообще-то, делился в основном папа, потому что у мамы только и было новостей, что опять заклинило дверцу шкафа да перегорела лампочка в ванной. Зато папа только вчера поздно вечером прилетел из Японии, и ему там присудили звание «Учитель года».
Стаська так и не поняла толком, чем это папа так прославился, но, по её разумению, выходило, что на открытом уроке про эволюцию папа продемонстрировал потрясённой комиссии департамента образования, как обезьяна превратилась в человека. Прямо взял и превратил «для наглядности». Комиссия сразу решила, что лучше папы в России нет учителя, и отправила его в Японию на какой-то симпозиум. Японцам папа тоже понравился. Но там был один вредный японец, Кусука, – он сказал прямо с трибуны, что, если бы уважаемый Сергеев-сан на уроке биологии успел превратить амёбу в человека по всем стадиям, включая динозавра, – вот тогда да, это было бы педагогично. А из обезьяны в человека каждый дурак сможет. Японцы послушались этого завистливого Кусуку и самый главный приз папе не дали. Но звание «Учитель года» присвоили и вручили ценный подарок для кабинета биологии – живую рыбу с японским названием Кукурёку. Может, Стаська чего и не так поняла: она эволюции ещё не проходила. Но вот она, рыба Кукурёку, в термосе, её папа ещё не отнёс в школу, потому что утром чуть не проспал.
– Это потрясающая рыба, – чуть не подавившись картошкой, говорил папа. – Их в Японии всего шестнадцать штук осталось. Она…
– А почему же её тебе подарили, раз такая редкость? – спросила мама. – Пусть бы жила с товарищами, размножалась…
– Она уже отразмножалась, – сказал папа. – Старенькая уже, пенсионерка, можно сказать.
– Безобразие, – возмутилась мама. – В её возрасте такая перемена климата… Издевательство над старушкой.
– Да ничего, мы её как королеву устроим, в отдельном аквариуме, – возразил папа. – Она знаменита тем, что…
– Да бог с ней, с рыбой, ты лучше про Японию расскажи, – отмахнулась мама. – Как ты там общался, ты же японский язык не знаешь.
Папа возразил, что он знает по-японски два слова – икебана и банзай – и прекрасно ими обошёлся. Главное – интонация. А если было трудно, то папа ещё добавлял «вай мэ». Это на каком-то кавказском языке, вроде грузинского. Японцы думали, что это по-русски, а русские – что по-японски. И все были довольны. Особенно папа.
– А рыбу должны были подарить какому-то другому учителю, из Китая. Суй Дай его зовут – он очень передовой, уроки зоологии проводил прямо в море, среди акул.
– Я бы тоже хотела в море, – вздохнула мама. – Но акулы – это лишнее.
– Но Суй Дай не пришёл на вручение призов, ходили слухи, что у него недоразумение с акулой. И рыба досталась мне, – сказал папа. – Как я с ней домой добирался, это отдельный рассказ. Запихал её в термос, поехал в аэропорт… И всё время какие-то несуразицы случались. Такси, на котором я ехал, чуть не торпедировал какой-то идиот на «Волге».
1
Японский пёс-призрак.