Признание в любви

Она помнила, какой он. Других таких нет. И не знала, что он может не вернуться. Память она сохранила в себе. Эта память осталась на все времена. В нашей крови его гены. Память их любви. Кому из нас они достались, тот становится настоящим мужчиной и продолжает дарить Луну. Подарок не отнять и не потерять. Вместе с Луной он дарит себя. Тогда Луна сияет светом любви, делая жизнь счастливой. Утверждают, что их генов становится меньше и меньше. В древности из-за любви даже случались войны. Неужели придёт время и не останется людей, которые для любимой готовы сделать невероятное? Какая скучная будет без них Земля.

Кофе оказался неожиданно вкусным, о чём и говорю, оставляя прапра… родительницу, полагая, что и мою, с непрошедшей любовью. Ира порылась в сумочке, достала автобусный билетик:

– Сегодня дали счастливый, даже цифры совпадают. Смешно, но я первый раз решила не выкидывать.

– Счастьем не бросаются, – поддерживаю я шутливую советскую примету, – во что у нас ещё верить?

Собрались уходить, когда отодвигал её стул, ненароком зацепил плате. Взгляды встречаются, хорошо, что мы понимаем друг друга без слов – оба смеёмся, потому что дальше у Ахматовой в стихотворении:

Смех разрешил обнять Ирочку за плечи, может показаться странным, но делаю это тоже первый раз, благо, что есть предлог:

– Нельзя обмануть ожидание Анны, тогда ещё не Андреевны, тем, кто любит, она всегда помогает.

Провожаю домой. У подъезда неуклюже выговариваю:

– Не слетать ли нам за подарком на юг? Там спокойнее, море ещё тёплое и Луна ближе, – шутка такая про Луну, географическая, от волнения не придумал лучше.

Замешательство. То ли от неожиданности вопроса, то ли от моего тона.

– Спасибо.

Успел обрадоваться. А она продолжает.

– Я подумаю.

Объяснений ответа два, оба правильные. Не удобно отказать сразу и ещё более неудобно сразу же согласиться (могу заподозрить в лёгком поведении).

Прохожу через несколько дней мимо институтского буфета, народ отобедал, сидит Ира одна, задумчиво что-то доедает. Беру стакан компота, подсаживаюсь. Смотрит вопросительно на мой одинокий стакан.

– Взял, чтобы подсластить ответ, – последнее время именно в компоте тут переусердствуют с сахаром.

Переводит взгляд на меня.

– Хорошо.

Пожимаю плечами, благо есть чем пожать.

– Что хорошо? Что летим или что не зря взял компот?

– Можно было не брать.

Второй раз провожаю домой. В квартиру не захожу – неудобно, да и не приглашает. Жила вдвоём с мамой. Внезапно налетел сильный ливень с громом. Спрятались в подъезд, как школьники. Стоим у окна, говорю, что мне нужно идти (сейчас, конечно, не помню куда и зачем) и поездку, если согласна, придётся отложить, не знаю на сколько – проблемы на работе. Ира смотрит мне в глаза, я ей на руки. Ладони на подоконнике, пальцы подрагивают. Она не замечает. Свои дела сразу исчезают. Не понимаю, что случилось. Молчим. Ливень ушёл неожиданно быстро. Ира сдавленно говорит: «Чем сильнее ливень, тем быстрее проходит – ты тоже… иди». В глазах что-то невообразимое. О чём думает? Встать на колено и признаться в любви – не умею и боюсь. Вдруг засмеётся. Спросить – тем более не могу. Не до конца понял себя? Ира красивая и молодая! А я? Есть только одна надежда, вот и зацепился за Луну. Откажется от подарка – будет хоть не очень стыдно, в моём-то возрасте.

Что могло так поразить её приятеля Юру и засесть в памяти на двадцать пять лет? Случайная встреча в метро. Поднимались они вместе наверх, и Ира открыла, что встречается с мужчиной намного старше: «Это так здорово, так интересно! Не представляю, как бы я теперь могла общаться со своими ровесниками». «Выложила удивление и побежала с эскалатора навстречу к ожидавшему её мужчине», – записал он в своих воспоминаниях.

Ире хризантемы нравились. Думаю, что возникли они благодаря месту нашего, назову его просто, – сближения. Душа трепетала, просилась в полёт, моя душа. И в прямом, и в переносном смысле. Душа знает, что ей нужно, если она потянулась к кому-то, то сопротивляться бесполезно. Только хуже будет.

Удалось быстро вырваться из обстоятельств, и первый раз мы действительно вместе. Летим за подарком. Примет ли? Сидим рядом, сидели рядом и раньше, но не вместе, а только как зрители в театре, это не в счёт. В результате мой курс, надеюсь теперь, что наш, на юг, в Геленджик. Чистое небо. И у меня внутри чисто и светло. Томительное ожидание праздника.

В самолёте, при взлёте, она взяла меня за руку. Я было обрадовался, но выяснилось, что она просто боится летать. Когда узнал почему, всё равно радости не убавилось. Не легко прогнать улыбку – рядом любимая, и я позволяю себе думать, что взаимно. «Со мной, – говорю, – можешь не бояться, я заговорённый». – «Это как?» – «Прилетим, расскажу».

Осень не поздняя, но отдыхающих практически нет. В гостинице, у самой воды, нашлись свободные номера. На подоконник я поставил букет хризантем: накануне, на работе, видел у Иры на столе сборник японской поэзии. Стоим, чуть касаясь друг друга плечами, смотрим в окно на море. К нам бегут волны, у берега поднимаются и с шумом набрасываются на него, спешат смыть оставленную «пену дней». Как много там накопилось ненужных, на самом деле, никому встреч – за один раз не убрать. Стараются унести всё в глубину прошедших лет. Не задумывался, сколько там было… незначимого.

– Волны всегда торопятся, потому что одиноки, – говорит Ира, – одиночество в толпе.

– И всегда опаздывают: когда одна приходит на берег – другой уже нет.

Она понимает, что я имею в виду нас, глаза смеются. Обнимаю и шепчу на ушко нашу тайну: «Мы всегда будем вместе» – надеясь, что она скоро раскроется.

Ночь оказалась короткой, точнее, её не было, в обычном понимании. Я медленно погрузился в нежность рук, нежность губ… и там остался. Рассвет подарил удивительное спокойствие, будто раньше его никогда не хватало, а я ждал и ждал. Не утра – спокойствия. Всё, что подспудно хотел, пришло само. Почему такое ощущение? Да потому что её глаза светятся праздником, и, на самом деле, – в жизни ничего другого больше не нужно.

Рядом с гостиницей расположилось аккуратное кафе. Посетителей нет, на стойке лежит «Инспектор Морс» Декстера. «Увлекаетесь детективами?» – «В жизни не хватает». Берём кофе. Ира без него не обходится. Вот ведь, даже кофе сейчас самый вкусный и крепкий. С этого времени так и будет, когда мы вместе. Она наслаждается, надеюсь, что не только кофе. «Кофе, кофе», – разубеждает меня за спиной тенор бармена. Типун тебе на язык. Кому он доказывает? Оглядываюсь – по телефону. Слава Богу, – я ведь помянул имя Господа не всуе. Любовь – его начало.

Берём кофе ещё раз. Для бодрости. Ира напоминает про заговорённого – рассказываю. Довольно часто летал в командировки. Рейс Москва – Минск, Ту-124, были такие небольшие реактивные самолёты. Лето, все места заняты. Набираем высоту, маленькие облачка внизу, под ними лес, разноцветные поля, посёлки, речка – красота. Сижу у иллюминатора, состояние покоя: ничего не делаю – в командировке, а отдыхаю. Почему-то первый раз представил, что мы летим к Богу посмотреть: красивее у него или нет. Хорошо, что не сказал вслух.

– Почему? – Сейчас узнаешь.

Только я подумал, как сразу стал чихать один мотор, а их всего два. Переглянулись, но вроде ничего, продолжает работать нормально. Самолёт, тем не менее, разворачивается. Опять переглянулись – возвращаемся. Двигатель снова почихал, почихал и заглох, пилот пытается выровнять другим двигателем – удаётся, летим с креном, но прямо. И недолго.

Чихнул два раза и заглох второй. Смолкло всё, в том числе разговоры. За бортом и в салоне тишина. Успеваю подумать, не к месту, что абсолютная тишина действительно существует. В кино в таких случаях показывают панику: кричат, бегают. На самом деле, не так – осторожный шёпот, слышат только ближайшие соседи: «Падаем». Голос у всех сразу стал одинаковым – безнадёжным. Шёпот передаётся эстафетой от первого ряда к последнему, возвращается волной обратно. И затихает. Смотрю в иллюминатор, облачка пока ниже нас, потом рядом с нами, и тут же быстро-быстро побежали вверх. А мы вниз. Страха нет. Состояние не ужаса – обиды. Внутри сжалось от безысходности: ну почему именно я и именно сейчас? Почему? За что? Ответа не жду, Господа больше не поминаю, продолжаем падать стремительнее.