Журфак

«Опять побежала», – подумал Виктор и с благодарностью посмотрел на ведро, которое болталось в руке. Именно с благодарностью, потому что оно давало ему повод не подходить к владельцам собак. Он не любил встреч с ними, потому что на сто ходов вперед знал о чем с ним будут говорить и на этот раз. А говорить будут как обычно: об ушах, хвостах, блохах, диете и прочей ерунде.

– Ну чего она вечно к ним бегает? – злился Виктор на Джинку. – Хотя ее тоже можно понять, – начал сам с собой рассуждать он. – Ей ведь тоже нужно общение, может, у нее там есть друг, как у меня Петров, или подружка, а может, и не одна. Ей, наверное, скучно сидеть дома, ждать, пока кто-нибудь из нас ее прогуляет. – Ладно уж, резвись. Так и быть, пойду к этим любителям, – решил Виктор и направился к полю.

* * *

– Я уж думал, что ты не придешь. Сразу отпустили или, как полагается, сначала поломались? – спросил умудренный опытом Петров, пожимая руку друга и закрывая за ним дверь.

– Ты знаешь, на редкость. я быстро убедил свою маму… правда, пришлось с Джинкой погулять, компромисс, так сказать.

– А-а-а, – понимающе протянул Сашка. – Ну ты раздевайся, проходи.

Для Виктора Петров, или Сашка, как он его обычно называл, значил уже многое, впрочем, как и для Сашки Слонов. Встретились они на вступительных экзаменах. Или потому, что на подлости и гадости не было времени, или потому, что ВСЕ помогали друг другу, но как бы то ни было, а Слонов шепнул Петрову полководца на истории, тот же, в свою очередь, в знак благодарности помог ему на сочинении, и они сошлись крепко и надолго. После экзаменов они вместе валялись на пляже, разъезжали по дачам друзей, бездельничали в городе и с нетерпением ждали предстоящее студенчество. Наконец, студенчество наступило. Оно было именно таким, каким они его и представляли: строгие, но справедливые профессора, умнейшие и милейшие одногруппники; бездна нового и интересного каждый день из уст преподавателей; веселые, как в школе, переменки между парами; новые друзья, новые знакомые, в общем, на «учебу» они бегали, с трудом дожидаясь утра. После занятий шли к кому-нибудь домой, чаще к Сашке, и порой до позднего вечера сидели у него в комнате. Иногда к ним заходил Сергей Иваныч, отец Петрова, и с удовольствием и умилительной завистью смотрел на них. В свое время он тоже был студентом, и у него был друг, и они так же расставались только на ночь, чтобы через несколько часов снова встретиться. Родители их тоже видели, только когда они спали или ели. Он иногда рассказывал «пацанам» о том, как жили студенты в его время, как он жил сам, и обычно это все заканчивалось тем, что из Сашкиной комнаты вырывался дикий хохот, и к ним в недоумении заходила Сашкина мама. По словам Сергея Ивановича, они платили дань студенческой дружбе: самой крепкой, самой веселой, самой долгой и самой, самой, самой. Так незаметно и очень сладко, как во сне, пролетели первые два месяца учебы.

– Ну? С чего начнем? – спросил Слонов, готовый к «труду и обороне».

– То есть? – смутился Петров.

– Я имею в виду по магазинам там пробежаться. Готовить что-нибудь, варить. Насколько я понимаю, у кого-то день рождения?

– Нет. Этому парню ничего уже не поможет, – сказал Сашка и с пафосом раскрыл холодильник, забитый продуктами до неприличия.

– Какие магазины? Ты что, думал, мои любимые папа и мама свалили, оставив меня просто так? – становясь с каждым словом серьезней и серьезней, сказал Сашка. – Откупились! – уже веселее добавил он и, чтобы произвести впечатление до конца, открыл бар. Шампанское, ликеры, вина и коньяки мирно стояли, ожидая своего часа.

– Сашка… У меня такое впечатление… что твой отец не банком управляет… а ликероводочным заводом… – еле вымучил из себя Слонов. – Этого же до нового года хватит! – постепенно приходя в себя, заключил он, а в мыслях уже представлял, каким грандиозным застольем пахнет Сашкино восемнадцатилетие. Он представил удивление всех приглашенных от роскоши, в которой утопала квартира Петровых.

В основном мало кто знал, что Сашка – сын банкира, да и он не стремился об этом рассказывать; представил, как сначала все тихо и мирно будут смущенно трапезничать, потом, после нескольких рюмок горячащей кровь жидкости, публика оживет: парни начнут хохмить, девчонки смеяться; потом все разбредутся по комнатам и компаниям, кто-то будет танцевать, кто-то мирно беседовать, кто-то от души веселиться; затем наступит вечер, и все будут пить чай с огромным тортом и допивать ликеры, закусывая фруктами; после будет поздний вечер, и папу и маму еще не сломавшие разойдутся по домам, а оставшиеся будут догуливать, и в середине ночи к ним присоединятся соседи, а может, даже и милиция, вызванная ими; и все закончится тем, что срубившиеся попадают спать, кто где пристроится, а самые стойкие до утра будут шуметь на кухне, чтобы потом ближе к полудню растолкать спящих и снова всем вместе сесть за стол. Одним словом, Виктор представил все прелести предстоящего.

– Готовить нам тоже ничего не придется, – вводя Слонова в реальность, сказал Сашка.

– Чего?

– Говорю, готовить нам тоже ничего не придется. Завтра днем придет сестра с подружками, и к вечеру все будет в порядке. Мы можем расслабиться, – сказал Петров, доставая бутылку сухого из бара.

Весь день они ничего не делали, лишь выпили, так и не захмелев, бутылку вина, расписывая друг другу предстоящее действо. Ближе к вечеру Сашка поиграл Виктору на рояле, и, наоравшись вдоволь, они решили на сон грядущий прогуляться.

– Пойдем. Покажу тебе кое-что, – хитро улыбаясь, сказал Петров и начал обуваться.

Они пришли к гаражному кооперативу, который раскинулся своими пятью рядами кирпичных боксов. Всю дорогу оба молчали. Один гадал, куда его ведет второй, а тот, в свою очередь, шел и думал, какой он уже большой и как все хорошо. Все было прекрасно и удивительно: теплый, сухой осенний вечер, солнце на закате, друг, который идет рядом и молчит, и от этого молчания хорошо и спокойно, предстоящий день рождения, университет, учеба и жгучее желание жить, жить и жить.

Петров, не говоря ни слова, подошел к двери одного из гаражей и открыл его. На Слонова глянули четыре глаза новеньких «Жигулей».

– Подарок, – объяснил Петров. – Батя мог, конечно, и мерседес, и джип или тайоту на худой конец, но говорит, надо поддерживать отечественного производителя… Да и скромней надо быть.

– Вот это-о да-а-а… – протянул Слонов, не зная, чему он больше удивился.

* * *

Они не раз пронеслись мимо университета, заехали ко всем друзьям и подругам, которых по всем законам не было дома, исколесили полгорода и собирались уже вернуть машину в гараж, как вдруг увидели каменное лицо гаишника, невозмутимо стоявшего впереди. Петров сбросил газ и хотел аккуратно миновать опасность, но…

– Мои вы хорошие! – обрадовался инспектор замешательству зеленой «шестерки» и с удовольствием вытянул жезл.

* * *

Закрывающаяся дверь сузила треугольник света на полу и на потолке, затем, превратив его в узкую линию, стерла совсем. Дверь громыхнула железом и клацнула засовом. Пространство заполнилось чернотой. Внизу что-то прошуршало. Виктор подтянул ноги на топчан. Сашка неподвижно сидел напротив. Глаза после яркого света постепенно привыкали к темноте. Оба напряженно думали.

– Что теперь будет? – через некоторое время разрушил молчание Слонов, адресовав свой вопрос медленно проявлявшемуся в темноте Петрову.

– Ничего хорошего, – лаконично ответил тот.

Помолчали.

– Черт меня понес в этот гараж! – не выдержал Петров и с гневом ударил кулаком о нары. – Ну почему я такой дурак!? – от бессилия, злясь на себя, крикнул он.

– Сашка, если бы я знал, что у тебя нет ни прав, ни документов на эту проклятую машину, – начал каяться Слонов, – Я бы никогда не сел и тебя бы отговорил. А, да чего уж теперь! Тьфу ты! – плюнул с горя Виктор.

– Так, – вслух стал соображать Петров, не заостряя внимания на исповеди Слонова. – То, что нет прав, – не так страшно. Это грозит штрафом, ерунда, – заговорил холодный разум в неудачливом водителе. – Дальше. Мы слегка подвыпившие, но они не заметили…