Страница 5 из 70
Из этических соображений я учился в другой школе, так как родители считали неправильным учить сына в школе, где его мама преподает и работает директором. У обоих родителей помимо любимой ими педагогической работы было еще одно страстное увлечение – страсть к живописи. От них заразился и Костя.
Все свое свободное время юноша предпочитал проводить наедине с книгами и художественными альбомами. Была у него еще одна страсть – коллекционирование старинных монет. Костя не то чтобы сторонился компаний мальчишек, он просто считал это пустым времяпрепровождением, поэтому редко ходил с ребятами на речку или в лес. Несмотря на некоторое отчуждение со стороны ребят, он никогда не отказывал в помощи по школьным предметам, а также позволял списывать контрольные. Но ни литературные викторины, ни олимпиады по физике и математике, на которых он занимал первые места и выигрывал призы, никак не прибавляли ему уважения со стороны одногодок. С другой стороны, он был активным комсомольцем, участвовал в подготовке школьных праздничных вечеров, редактировал школьную стенгазету, и даже одно время вел кружок по истории живописи.
Городок я хорошо знал по памяти бывшего хозяина тела, но теперь решил пройтись по улицам, посмотреть на него другим – своим – взглядом. Дома по большей части были деревянные и ветхие. Прошел мимо булочной и мастерской сапожника, и вдруг где-то сбоку раздался непонятный стук и лязг. Резко развернулся, а это был лишь мальчишка, который гнал перед собой железный обруч крючком из толстой проволоки по булыжной мостовой. Прошел мимо пивной будки, а по-другому ее и не назовешь. Сверху была прибита вывеска, на которой красной краской, уже потрескавшейся и немного облупившейся от времени и непогоды, были выведены два слова: «ПИВО. РАКИ». Вырезанное в передней части ларька окошко было распахнуто, и в проеме, правда, смутно, виднелось полное лицо продавщицы. В двух шагах торчали грибами-поганками три потемневших от времени столика, за которыми сейчас пили пиво несколько человек. Один в белой рубашке, белых штанах и легкой соломенной шляпе, держа под мышкой папку, сейчас запрокинув голову, с жадностью пил пиво. Судя по его мокрому лицу, жара советского служащего окончательно достала. Трое мужиков, расположившихся у соседнего столика, похоже, устроились основательно, так как около них уже стояло по пустой кружке, и сейчас они вливали в себя вторые, а может и третьи порции. Да и горка рыбьей чешуи на середине стола подтверждала, что стоят уже давно. На вид они смотрелись босяками. Этим словом я обозначал в своей прежней жизни личностей, которые были готовы пить что угодно и с кем угодно. Они мало чем отличались от тех персонажей из моей прошлой жизни. Серые рубашки, мятые штаны и такие же мятые физиономии.
Раньше из-за таких типов Костя Звягинцев обходил подобные места по другой стороне улицы, я же шел прямо к пивному ларьку с желанием опрокинуть кружечку, но уже в следующую секунду вспомнив, кто есть на самом деле, резко свернул в сторону. Мужик в соломенной шляпе не обратил на меня никакого внимания, так как, судя по легкой задумчивости на его лице, все еще решал: не выпить ли ему еще пива? Зато один из босяков, стоящий ко мне лицом, заметил мой маневр и с любопытством проследил за мной взглядом. Завернул за угол и медленно прошел мимо школы, в которой учился Константин Звягинцев, и городской библиотеки. Отметил то, что для Кости было привычно, а мне резало глаз. Обилие плакатов и лозунгов. «Комсомол – верный помощник партии», «Готов к ПВХО. Приобретайте билеты 14-й лотереи Осоавиахима!», «Нарпитовец, повышай свою квалификацию». Последний плакат висел на стене столовой.
Выйдя из тени столовой, я вдруг почувствовал на себе чей-то чужой взгляд. Чувство опасности встряхнулось, словно пес после сна, и настороженно замерло. Я мог только догадываться, кто за мною следит. Чтобы это проверить, я как бы случайно забрел в одно тихое, но излюбленное место мальчишек-подростков. С одной стороны глухая стена склада ПОТРЕБСОЮЗА, с другой стороны заброшенный пустырь, где сгрудились полуразвалившиеся клетушки сараев, земля была завалена ржавыми кусками железа, разбитыми ящиками, досками, кучами битого кирпича. Здесь, подальше от взгляда родителей, мальчишки играли в орлянку или в карты, курили и дрались.
Моя догадка оправдалась на все сто процентов. Вслед за мной на пустырь вышел Семен Жигун по кличке Гвоздь. Худое, костистое лицо парня было под стать его длинной, неуклюжей фигуре. Синяя линялая рубака с засученными рукавами, обтрепанные штаны неопределенного цвета, грубые ботинки. Мелкий хулиган, изображавший отъявленного уголовника, имел несколько приводов в милицию за мелкое воровство и драки. Нередко с компанией таких, как и он, подонков Гвоздь устраивал засады на школьников, забирая у тех еду и деньги. Несколько раз подобное случилось и с Костей, за исключением их последней встречи. Их встреча тогда была случайной. Гвоздь был пьян. Перегородив юноше дорогу, потребовал от него денег, а когда тот ему отказал, разозлился и ударил, а результатом стало неудачное падение подростка виском на осколок кирпича.
– Выжил, падла, – криво ухмыльнулся хулиган. – Я-то думал, что ты тогда копыта откинул. Так вот, у меня к тебе вопрос нарисовался. Ты чего мусорам меня не заложил?
– А что, надо было? – в свою очередь ухмыльнулся я. – Ты только хорошо попроси, так прямо сейчас и пойду.
Тот чуть ли не целую минуту переваривал мой ответ, глядя на меня удивленными глазами. Не таких слов он ожидал от этого труса. Ведь он специально выслеживал Звягинцева именно для того, чтобы вытрясти из вчерашнего школьника, как обстоят дела. Раз дело на него не завели, даже участковый не приходил, то это могло означать только одно: Звягинцев настолько его боялся, что так ничего и не сказал в милиции, иначе бы Гвоздь давно сидел в кабинете следователя. Трус он и есть трус! А тут такой наглый ответ. Что-то он больно храбрый стал, так я ему сейчас напомню… Вдруг он неожиданно вспомнил, как его тогда охватил страх. Дикий, панический страх сжал его сердце, стоило ему увидеть неподвижное тело на земле и растекающуюся кровь вокруг головы Звягинцева. Моментом протрезвев, он помчался сломя голову прочь от места преступления.
«Убил! Убил!» – эта мысль каталась и билась в его голове, отдаваясь многократным эхом.
Он не помнил, как забрался в сарай за домом, в свое потайное место, где его вырвало. Как он не спал ночь, трясясь в ожидании, что за ним вот-вот придут, и только к обеду второго дня узнал, что Звягинцев уже сутки лежит без сознания. Спустя какое-то время разнесся слух, что сын заведующего отделением народного образования не жилец на этом свете, и только тогда Гвоздя отпустил страх, но, как оказалось, ненадолго. На третьи сутки среди жителей городка пронеслась весть, что мальчик очнулся, и тогда Семен Жигун снова ударился в панику, кинувшись собирать вещи, чтобы уехать до приезда милиции. Окольными путями, крадучись, он пробрался к железной дороге, чтобы сесть на товарняк до Москвы, но тут на его подозрительное поведение обратили внимание бойцы железнодорожной охраны. После грозного окрика он снова потерял голову от страха и сломя голову кинулся обратно в городок.
Двое суток Гвоздь ночевал в каких-то развалинах на окраине городка, вздрагивая от каждого шороха. Еда, которую он захватил с собой, быстро закончилась, и он, отчаявшись, решил пойти сдаться сам, но на подходе к милиции случайно наткнулся на одного из своих дружков, от которого узнал, что его никто не ищет. В один миг страх сменился изумлением, а затем дикой злобой. Он тут мучился, переживал… Но спустя какое-то время все обдумав, он остыл и решил, пусть все идет, как идет, вот только любопытство застряло в нем занозой. Ему до смерти хотелось понять, почему все так получилось. Вот только когда они встретились, этот трус как-то неправильно себя повел. Он должен был бояться Семена, как и раньше, вот только теперь в нем нет страха. Как это понять?! Он с ним встретиться решил, почти пожалел, а этот сучий выродок вон как заговорил! Смелый! Ничего! Сейчас он ответит за все его страхи! На коленях будет стоять и молить о пощаде! Он за все ответит! Семен успел только размахнуться, как Звягинцев стремительно перехватил его руку и… Гвоздь оказался на земле, лицом в пыли. Он был настолько удивлен тем, что с ним произошло, что не только забыл про боль, но даже не вскочил сразу на ноги, а только поднял голову и посмотрел на Звягинцева. Тот весело скалил зубы. Он ничего не понимал, да и не хотел понимать, так как тупой мозг хулигана был полностью поглощен двумя чувствами – унижением и яростью. Эта взрывоопасная смесь заставила его вскочить на ноги.