Страница 26 из 70
– Кроме немецкого языка, что еще умеешь? По воинской специальности?
– Не служил.
– Как со стрельбой?
– Стрелял из винтовки, пулемета и нагана.
– Очень хорошо. А с парашютом прыгал? Спортивные разряды есть?
– Не прыгал. Разряды есть. По самбо и боксу.
– Неплохо. Студент?
– Студент. Институт литературы и истории.
– Литературы и истории, говоришь? Гм. Задачку ты мне задал, – озадаченно произнес он, потом еще раз скептически окинул мою долговязую фигуру и вдруг неожиданно заявил: – Ничего, парень, мы из тебя еще орла сделаем!
Меня обмундировали, поставили на довольствие и представили командиру учебного взвода. Новый оценивающий взгляд и новое ободряющее напутствие:
– Трудно в ученье – легко в бою! Кто сказал?
– Александр Васильевич Суворов. Русский полководец.
– Правильно, боец! Запомни эти слова. Никаких поблажек не будет! Ты должен будешь отдать весь себя подготовке! Понимаешь? За три месяца ты обязан стать полноценным бойцом, а значит, если тебе придется умереть, так должен уйти не один, а прихватить с собой на тот свет хотя бы десяток фашистов!
– Так точно, товарищ лейтенант! Буду стараться!
– На сегодня свободен. Можешь идти, боец.
Нас учили методам сбора разведывательной информации, стрельбе, чтению топографических карт, ориентированию на местности, работе с парашютом, также немало времени уходило на общую физическую подготовку, куда входило освоение азов рукопашного боя и умения владеть ножом. Я старательно учился, но при этом показывал только треть своих способностей и умений, поэтому на фоне успехов моих товарищей – спортсменов, перворазрядников и мастеров спорта – мои достижения выглядели не так внушительно, но при этом меня несколько раз хвалили перед строем. Дескать, старается парень! Не хочет быть обузой для своих будущих товарищей, бойцов-разведчиков!
Поскольку я был специалистом, меня не стали подключать к изучению радио- и взрывного дела, а направили на занятия по углубленному изучению немецкого языка, который преподавал немецкий коммунист, бывший учитель, берлинец Карл Мютке. Кроме того, нашу группу учили работе с немецкими документами и картами. Занятия шли с раннего утра и до позднего вечера, прерываясь только для принятия пищи. Я сильно уставал и засыпал раньше, чем голова касалась подушки.
По окончании подготовительного курса началось комплектование групп. Вот тут мне, что называется, не повезло. Мне достался тот тип командира, который я и раньше не любил. Не солдат в полном понимании этого слова, а администратор. Им стал старший лейтенант-пограничник. Его перед самой войной отправили учиться в Москву на курсы повышения квалификации, но при сложившейся обстановке курсы прикрыли, а командиров отправили воевать. Этому повезло, он попал не на фронт, а в партизаны. Видно, учитывали специфику его службы и то, что он служил на Дальнем Востоке. Я познакомился с сержантом из канцелярии, который, как и я, учился в ИФЛИ, только на третьем курсе. От него мне удалось узнать, что наш будущий командир служил не на самой погранзаставе, а в штабе, на бумажной должности. А так все было при нем. Командир-пограничник. Дальневосточник. Коммунист. Отличная кандидатура для должности командира разведывательно-диверсионного отряда. Вот только, к сожалению, красивая упаковка не всегда является залогом качественного товара.
Из двенадцати человек, если считать всех вместе с командиром, четверо из нас были специалистами. Радист, взрывник, военфельдшер и переводчик. Радист и военфельдшер были девушками. Наташа Васильева, при ее красоте, имела тонкую талию, красивую тугую грудь, округлую попку и изящные длинные ноги. Она, как и я, в прошлом году закончила школу. Поступила в Педагогический институт по специальности русский язык и литература, а затем, на волне всеобщего патриотизма, пошла с двумя подружками на курсы радистов, по окончанию которых записалась в добровольцы. Аня Макарова, студентка четвертого курса медицинского института, была привлекательной девушкой лет двадцати пяти – двадцати шести. При небольшом росте она была крепкого телосложения. Длинные каштановые волосы она зачесывала за уши и стягивала на затылке резинкой.
Ей было далеко до Наташи с ее яркой внешностью, но большие серые глаза с радостно-удивленным взглядом и пухлые губы делали ее похожей на девочку-подростка с несколько большим бюстом и широкими бедрами, что невольно привлекало мужские взгляды. Впрочем, она, похоже, не сильно унывала из-за своей фигуры, имея веселый и легкий характер.
В нашу группу входили три крепких молодых парня, рабочие с завода «Серп и молот». Они были закадычными друзьями и вместе пришли по комсомольским путевкам. Еще четверо – из спортсменов, имевших первые разряды. Два борца, лыжник и бегун на длинные дистанции с препятствиями Леша Крымов, стройный, симпатичный и веселый парень, который быстро сдружился с девушками, а в особенности с Наташей. Они смотрелись очень красивой парой. Вот только взрывник выбивался из нашего молодежного коллектива. Градов Николай Николаевич. Насколько я успел узнать от приятеля-сержанта, лейтенант по окончании военного училища сразу попал на финскую войну, где заработал тяжелое ранение и медаль. После полугода, проведенного в госпитале, его, признав ограниченно годным, направили на работу в военкомат. После того как написал четыре заявления об отправке на фронт, он наконец получил направление к нам, по своей воинской специальности – сапер, и был единственным бойцом из нас, кто имел военный опыт. Не считая меня.
Глава 6
Двенадцатого мая 1942 года нас привезли на аэродром. Уже темнело. После того как мы выгрузились, нас встретил и провел к двухмоторному «Дугласу» пожилой старшина с голубыми петлицами.
– Будьте здесь, товарищи, – сказал он нам, после чего ушел вместе с нашим командиром.
Какое-то время мы осматривались, разглядывая летное поле, самолеты и ангары. Парни и девушки разговаривали тихо и натянуто, словно мы уже высадились в тылу и враг находится где-то неподалеку. Не успели мы освоиться, как снова приехал пожилой старшина, стоя на подножке полуторки. Спрыгнул, подошел к нам:
– Двое – в кузов! Забирайте парашюты!
Какое-то время мы занимались прилаживанием мешков и надеванием парашютов. У кого получилось быстро, а кое-кому пришлось помогать. После чего Градов нас выстроил, затем старшина всех внимательно осмотрел, кое-где подправил, что надо, подтянул. Одобрительно кивнул, после чего подойдя к заместителю командира отряда, вытянулся, четко отдал честь и доложил:
– Товарищ командир, осмотр группы закончен! Нарушений нет! Старшина Синица!
– Нет, и хорошо.
Старшина открыл планшет, висящий на боку, и достал из него какую-то бумагу.
– Товарищ командир, распишитесь вот здесь.
Когда старшина ушел, Градов нас распустил, но уже спустя десять минут пришли мотористы и сняли брезент с моторов, а за ними появились летчики вместе с нашим командиром. Я посмотрел на часы. Было ровно девять тридцать вечера.
– Ну что, бойцы, готовы к подвигам? – спросил один из летчиков, проходя мимо нас.
– Готовы! – подтвердило вразнобой несколько голосов.
– Тогда грузитесь! – приказал он, забираясь по трапу в самолет.
Только мы забрались внутрь, как инструктор-парашютист хлопнул тяжелой дверью, отрезав нас от внешнего мира. Громкий щелчок хлопнувшей двери подогнал нас, заставив торопливо рассесться на узких металлических скамьях вдоль бортов. Спустя минуту из кабины пилотов вышел летчик. Его инструкция о правилах поведения на борту самолета была предельно лаконична.
– Всем все понятно, товарищи?!
– Так точно! Да! Понятно!
Он кивнул головой и вернулся в кабину. Спустя пару минут заработали моторы, набирая обороты, взвихрились винты. Самолет легко оторвался от взлетной дорожки. Мы все сразу прильнули к иллюминаторам и стали смотреть, как сливаются с темнотой пятна жилых кварталов и полосы пригородных улиц, а спустя еще пару минут, когда самолет набрал высоту и за стеклом разлилась чернильная темнота, мы развернулись, бросая друг на друга испытующие взгляды. На потолке самолета зажглась синяя лампочка, тускло осветив лица моих «товарищей по несчастью». Впрочем, так считал я сам, вкладывая в эти слова иронию и понимание того, что нас там ждет, исходя из своего опыта, а в их глазах легко читались страх, волнение, гордость и отчаянная радость, что именно им доверили такое ответственное и опасное задание. Опыт партизанской войны у меня был, правда, не в условиях болот и лесов Беларуси. Афганские горы, джунгли Африки… Впрочем, основа есть, а остальное, как всегда бывало, приобретается со временем. Командир нашей группы, похоже, тоже понимал, что нам предстоит, и, наверное, поэтому сидел неестественно прямо, с неподвижным лицом. Его заместитель, подрывник, сидевший рядом с ним, напряженно морщась, разглядывал карту, лежавшую у него на коленях. Дмитрий Богатырев, крепкий и плечистый парень, кандидат в мастера спорта по вольной борьбе, сидевший напротив, бросил на меня ободряющий взгляд. Дескать, все нормально, парень! С ним, Лешей Крымовым и девушками у меня установились почти дружеские отношения, а вот остальные парни нашей группы, крепкие и сильные, относились ко мне, в целом, неплохо, но при этом чувствовалось легкое пренебрежение. Не рабочий парень, как они, студент, да и специальность у него не сильно воинственная: переводчик, поэтому и разговоры за моей спиной были соответствующие.