Враг народа. Академия красных магов

Их было двое. Оба как тот урка, с которым мне довелось пообщаться в Сталинском НКВД. Один, навалившись на косяк, поигрывал финкой, а второй стоял чуть поодаль с наганом, выразительно водя дулом по купе. На полу у их ног валялся пухлый холщовый мешок — видимо, уже прошлись по вагону. Однако из других купе не доносилось ни звука — похоже, всех припугнули.

— Лишние звуки, лишние движения, — хрипло предупредил тот, что с наганом, — и у вас в голове появится по лишней дырке.

Он коротко кивнул, и, оттеснив Лёню, его подельник шагнул в купе.

— Кубышки свои открывайте, — сплюнул он прямо на пол.

Лёня послушно положил чемодан на койку и открыл, будто быть ограбленным — самое обычное дело. Косясь на наган, я нехотя достал свои пожитки, где из ценного были разве что поношенные заводские штаны. Урка с ножом брезгливо осмотрел мое и, ничего не взяв, двинулся к вещам Лёни, среди которых уже стал копаться гораздо увлеченнее. Из магических странностей там были только книги — но книги его не интересовали.

Тот, что с наганом, остался в проходе, видимо, контролируя, чтобы никто не вышел из уже обчищенных купе.

— И сейчас нельзя? — спросил я, видя, как его дружок вытаскивает деньги из чемодана, которые дал на дорогу директор.

— Нельзя, — отрезал Лёня.

— Какое нельзя! — хохотнул урка. — Наша тайга, нам тут все можно!

— А ну заткнулись! — процедил другой, наводя наган то на Лёню, то на меня, словно прицеливаясь.

Деньги исчезли в засаленном кармане. Продолжая копаться среди вещей, вор достал какую-то баночку и, покрутив, небрежно отбросил на пол. Следом туда же полетел и завернутый в газету наш ужин с остатком пирожков. Как же это погано — сидеть и смотреть, как тебя грабят. Особенно, когда ты гораздо сильнее — а я чувствовал это. Урка, копавшийся в чемодане, то и дело нервно замирал, прислушиваясь к каждому звуку, каждому шороху, каждому стуку колес. Вокруг его тела подрагивали видимые только мне серые волны — верный признак страха. Он боялся, что его поймают, и храбрился, нарочито громко смеясь и ведя себя все развязнее. Однако волны от этого не исчезали, а становились еще шире, чуть ли не сами толкаясь в мои руки. Оставалось их только схватить.

Лёня перехватил мой взгляд, словно еще раз напоминая, что нельзя. Ну нет! Нельзя только студентам, а я еще не студент. Впившись глазами в нашего гостя, я мысленно обмотал эти серые волны вокруг его рук, как длинную веревку — от плеч до запястий, буквально сковывая его страхом. Всего миг — и он уже не перебирал вещи, а просто щупал их, еле передвигая пальцами.

— Давай быстрее! — с досадой бросил его подельник с наганом.

— Да не могу! — буркнул тот, пытаясь повести плечом. — Руки чего-то свело!

Пора было делать ответный ход.

— Да отдай ты им уже то, что у тебя под матрасом, — я повернулся к Лёне. — И пусть уйдут!

У него аж округлились глаза, став совсем огромными за стеклами очков.

— Что там? Золото? — с жадностью спросил наш гость с наганом. — Купюры?

— Просто камни, — пролепетал Лёня.

— Бриллианты?.. А ну отошел! — рявкнул он, наводя дуло на Лёню. — А ты проверь, что там! — бросил своему дружку.

Оставив чемодан, тот потянулся к матрасу — однако вместо того чтобы сдвинуть, стал медленно, по сантиметру его наглаживать, судорожно дергая пальцами. В другой ситуации это было бы даже смешно.

— Быстрее! — потребовал его подельник из прохода.

— Я же сказал, не могу… — пробормотал тот. — С руками чего-то…

— Кривые они у тебя! Вот чего!

Выругавшись, урка шагнул в купе и оттолкнул дружка к двери.

— На шухере стой!

Сам, одной рукой держа наган, другой он резко скинул чемодан на пол, задрал матрас и, схватив бархатный мешочек, дернул за тесемку. Тем временем его подельник развернулся к двери, и я развязал его руки. Не найдя им лучшего применения, он тут же схватился за финку. Видимые лишь мне волны уже не дрожали вокруг его тела, а густо оплетали его повсюду, становясь с каждым мгновением шире и темнее, чем чернота за окном — все больше усугубляя страх.

— Эй, — позвал я, — нож не обронил?

Урка нервно уставился на финку, которую сжимал — и не увидел. Вздрогнув, он испуганно вскинул на меня глаза. Взмахнув волнами его ужаса, которые сейчас были под моим контролем, я выхватил нож из его рук и забросил в свои, а затем, сделав резкий выпад вперед, всадил ему в живот — болезненно убивая его в его же иллюзиях. С воплями он грохнулся на пол купе. Кровь брызнула во все стороны, не запачкав ничего — потому что была такой же воображаемой, как и рана, за которую он схватился. Финка со звоном выпала из его рук, которых никогда и не покидала по-настоящему. Однако боль, которую он чувствовал, была как настоящая. Темно-серые волны — его эмоции, мои рабы — яростно, как плети, хлестали его по животу, заставляя корчиться и дергаться — вынуждая верить, что ранили его на самом деле. Этого было достаточно, чтобы он скулил и не поднимался.

Его подельник отбросил мешочек и молнией развернулся. Дуло нагана прицелилось мне прямо в лоб. Времени на чтение эмоций тут не было. Прыгнув вперед, я стремительно завел его руку вверх — за миг до того, как палец нажал на спусковой крючок. Оглушая, прогромыхал выстрел. Пуля ушла в обшивку купе.

Дернув его руку в сторону, я с силой ударил ею о край стола, пытаясь выбить оружие. Свободным кулаком урка яростно двинул меня по лицу. Боль прошила — такая острая, что подкосились колени. Глаз мигом заплыл. Однако, не отпуская, я продолжал колотить его рукой о стол и наконец выбил наган.

— Ах ты сука! — прорычал он.

Бешено вырвавшись, он засунул руку за пазуху и вытащил оттуда заточку. Ржавое, с капельками чьей-то крови лезвие повернулось ко мне, и в этом момент, пришедший в себя после выстрела, Лёня кинулся на него сзади и схватил за руку, не давая замахнуться. Что-то проскрежетав, урка резко завел локоть назад и саданул Лёне по челюсти. Вскрикнув, тот отлетел в угол, а рука с заточкой стремительно полетела на меня. Я отпрыгнул, ударившись ногой о свою койку.