Страница 6 из 12
В азартном соревновании по высасыванию последних соков из многострадальной соловецкой земли от проворовавшихся чиновников и обнаглевших бандитов не сильно отставали и местные церковные власти. Для вместимости большего числа богомольных паломников, жертвовавших монастырю последние сбережения, в Преображенском соборе Соловецкого кремля в ходе т. н. «реставрации» (под таким наименованием фигурировал в документах очень грубый, поверхностный, безо всякой предварительной историко-культурологической экспертизы, косметический ремонт) были спилены представлявшие историческую ценность остатки креплений иконостаса XVII века. В угоду конъюнктурным сиюминутным потребностям новоявленные монахи (многие из них – бывшие заключенные северных тюрем, освободившиеся после длительных сроков по тяжким статьям и оставшиеся на севере из-за бессмысленности возвращения домой) варварски испортили многие другие памятники древности, переданные в постсоветской России в собственность или временное пользование православной церкви.
Прямо под стенами монастыря в летний период разворачивался огромный ресторанный дворик, привлекавший своим меню с обилием крепких спиртных напитков широкие массы отнюдь не смиренных благочестивых паломников. Полчища диких туристов и беспечных свободных мореходов наносили флоре и фауне островов непоправимый ущерб.
Неужели Соловки обречены превратиться из крупной духовной обители в мелкое пристанище пронырливых стяжателей, набивающих карманы за счет обездоленных людей? – удивлялись мы. Не это ли классический пример национального унижения? Не очередной ли шаг к превращению нашего народа в «Иванов, родства не помнящих»?
Да, конечно, нельзя было отрицать, что государство выделило на реставрацию объектов музея-заповедника (читай: монастыря) значительные средства. Да, находились более чем щедрые спонсоры, вкладывавшие в восстановление утраченного великолепия собственные средства, благодаря чему после советского лихолетья была значительно возрождена прежняя красота и величие Соловецкого кремля.
Создание же благоприятных условий для жителей оторванного от материка острова в море Северного Ледовитого океана, почти полностью обслуживавших те самые музей и монастырь, было возложено исключительно на местную администрацию. На простых людей спонсоры не тратили ни копейки. В 2004 году архангельские краевые власти, экономя средства, вообще лишили Соловки статуса района, приравняв острова к сельскому поселению и, следовательно, урезав финансирование до уровня бюджета таежной деревни. Никто не мог объяснить, почему ни федеральная власть, ни областная администрация не задавались трудом обратить внимание на кричащий контраст между великолепием восстанавливаемого памятника и разящей нищетой окружающего его поселка. При определении бюджета Соловков почему-то не бралось в расчет их островное положение, изолированность, сложность транспортного сообщения с материком, запредельная дороговизна жизни, суровый климат и многие другие, на первый взгляд совершенно очевидные, обстоятельства.
Прогуливаясь мимо полусгнивших, полуразвалившихся, промерзающих зимой до верхушек печных труб, домах постройки первой половины прошлого века, мы порой малодушно ловили себя на мысли, что, наверное, можно было бы как-то смириться с происходящим, если приносимые коммерческими потоками и крепнущие с каждым годом разрушительные силы, превращая русскую национальную святыню в заурядный развлекательный курорт, давали бы хоть что-то местным жителям. Но ведь и этого не происходило. Условия жизни для островитян медленно, но верно сползали в катастрофу. Жилье ветшало и разваливалось. Изношенная канализация и водопровод дышали на ладан. Зайти в туалет почти любой квартиры было порой не просто страшно, но и опасно (нам рассказывали про случай, когда человек провалился на этаж ниже сквозь сгнивший пол прямо сидя на унитазе).
С горьким удивлением перечитывали мы ответы с отказами и собственные письма к потенциальным спонсорам, вообще оставшиеся без ответа. Конечно, наши поездки продолжались бы в любом случае. Ведь конкретно мы могли легко обойтись без стороннего меценатства. Гуманитарному отряду факультета МЖ МГИМО вполне хватало поддержки нашего ректора Анатолия Васильевича Торкунова (род. в 1950 г.), благодаря которой мы не испытывали сложностей в организации и проведении экспедиций.
Но неужели это и был предел наших возможностей? Неужели мы уперлись в потолок, выше которого не подняться? Как часто бывает в таких ситуациях, помощь пришла совсем не с той стороны, где мы ее настойчиво искали.
Апрель 2021 г.
Этюд 6. Раздвигая границы
После нескольких лет работы на Соловках в наших головах не осталось всех тех высокопарных слов и представлений, с которыми мы впервые прибыли туда в далеком июле 2002 года. Конечно, мы по-прежнему трепетно относились к необыкновенной русской святыне на богом забытом острове, но помочь уже больше хотели не «объекту мирового исторического, культурного и природного значения» (по классификации ЮНЕСКО), а жившим там простым русским людям. Они, очевидно, сильнее, чем замшелые камни в крепостных стенах, страдали от последствий островной изоляции.
Осознание этого выкристаллизовалось почему-то во время бесед с иностранцами. Каждый из нас, студентов МГИМО, владея с горем пополам несколькими иностранными языками, быстро становился желанным собеседником для немногочисленных, но довольно частых туристов из других стран. Ведь за очень редким исключением кроме нас на островах мало кто говорил даже по-английски, поэтому и самые элементарные вопросы зарубежные гости вынужденно адресовали нам.
Со временем восторженные, и часто неуместные, отзывы иностранцев стали вызывать у нас раздражение. Мы быстро понимали, что они рассуждают лишь о единственно доступном им глянцевом фасаде туристических Соловков. Ведь в первую очередь для них, оплачивающих завышенные счета в валюте, и реставрировался никому ранее не нужный многострадальный Соловецкий кремль, строилась гостиница «Петербургская» (единственная более или менее приличная на всем архипелаге) и разрабатывались причудливые маршруты по наиболее страшным местам крупнейшей национальной трагедии нашего народа. Это для них – а вовсе не для нас, русских – была воссоздана на Соловках наша национальная святыня (хотя, скорее, не сама она, а лишь бессодержательный ее макет).
Никто из заморских гостей, цитировавших нам слова собственных приезжих экскурсоводов об ореоле святости и духовности, окружавших наших предков, ни разу не переступал порог дома одинокого пожилого соловчанина и не знал, как растягивает тот от безденежья одну картофелину на два дня (варя и съедая по половине ежедневно). Молодые переводчицы из Москвы или Питера не рассказывали об этом иностранным визитерам на своем блестящем английском или французском даже в минуты вынужденного безделья возле уютного костра на мысе Печак за тарелкой душистой ухи из выловленной специально для них жирной соловецкой селедки. Впрочем, вряд ли знали и сами.
О проблемах местных жителей им всем рассказывали мы, встретившись случайно у магазина или в лесу. И лишь тогда, осмысленно проговаривая это совершенно не знакомым с российскими реалиями людям, мы сквозь бреши, пробитые соловецкой действительностью в нашем юношеском максимализме, начинали не только произносить, но подлинно видеть и осознавать, что истинная Россия – это не отреставрированные за баснословные деньги купола древних церквей, а обычные русские люди со всей их нищетой и неустроенностью. Ведь эти люди – самое настоящее, что есть (или, по крайней мере, должно быть) у нашей страны. Поэтому именно им – были твердо уверены мы к концу каждого такого разговора – и должна оказываться самая первая помощь. И пусть даже в ущерб очередной побелке церковных стен, если это необходимо.
Выслушивая эти доводы, некоторые иностранцы давали себе труд заглянуть за хрупкий парадный фасад соловецкой жизни и соглашались с нами. Так летом 2003 года судьба свела нас с несколькими сотрудниками Баренцева секретариата – организации, координирующей гуманитарные проекты трех самых северных норвежских губерний Финнмарк, Тромс и Нурланд. Они искали тогда в пограничных странах новые возможности для развития регионального сотрудничества.