Страница 3 из 14
Всё, что я знал, до сих пор, о Марселе, так это то, что он – самый старый город во Франции, основанный греками ещё за шестьсот лет до нашей эры и называвшийся, в своё время – «Массалия» – то есть, «Врата Востока».
На протяжении многих веков в нём находили пристанище выходцы из самых разных стран, и, при этом, каждое новое поколение иммигрантов привносило свой колорит в архитектурную палитру этого многонационального города-порта и его уникальную культуру, вследствие чего возник очень своеобразный марсельский говор, в котором смешались самые различные слова и выражения итальянского, корсиканского, арабского, греческого, провансальского и креольского происхождения.
Рейд Марселя, как я и читал раньше в книгах, был надёжно ограждён четырьмя небольшими островами, самым малым из которых оказался знаменитый остров Иф, в чьей крепости, согласно известному роману Александра Дюма, длительное время томился будущий «граф Монте-Кристо», совершивший, впоследствии, один из самых дерзких побегов «литературных героев» всех времён и народов.
Пока я рассматривал этот остров и предавался историческим размышлениям, наш пароход мягко пришвартовался у портового причала. Несмотря на утреннее время, на причале толпилось, на удивление, много людей, которые кричали нам восторженные приветствия и подбрасывали высоко вверх свои головные уборы.
– Похоже, нам, действительно, рады, – слегка улыбнувшись, констатировал сей факт всегда сдержанный на эмоции штабс-капитан Разумовский – человек с большим жизненным и военным опытом, с которым я установил наиболее хорошие отношения за время нашего длительного путешествия.
Потомственный военный, он был настоящим образцом русского офицерства. Казалось, что, кроме службы Отечеству, его больше ничего не тревожит и не волнует в этом мире. Поэтому, я даже слегка удивился, когда узнал, что у него есть жена и двое маленьких детишек, которые проживали вместе с его старыми родителями в Киеве, откуда он сам был родом, и где восемь лет назад он окончил Киевское военное училище.
– Похоже, что так, – согласился я с ним. – Послушай, Мишель (Вообще-то, Разумовского звали Михаилом, но мы с ним, ещё в самом начале плавания, перешли на «ты» и на произношение наших имён на французский манер, как, впрочем, сделали это и многие другие из кадровых офицеров бригады, сдружившихся в период нашей долгой передислокации)! Нам, по моему, пора готовиться к высадке. Я не думаю, что с этим, здесь, будут затягивать.
– Ты прав, Николя! Пошли готовиться, – сказал Разумовский и, широко вдохнув морской воздух, вместе со мной спустился в нашу каюту.
Встреча в Марселе нашей Особой бригады, действительно, оказалась невероятно тёплой. В местный порт прибыли многочисленные представители французского военного ведомства, местные городские власти, сотрудники российского посольства и имевший чин генерала военный атташе России во Франции граф Игнатьев.
В связи с этим, по личному приказу Лохвицкого колонна наших войск, прямо из порта, двинулась церемониальным маршем через весь Марсель.
Это было, поистине, незабываемое зрелище: со стороны порта на широкую улицу Ла Канабьер, как из рукава фокусника, вытягивалась бесконечная многоцветная лента, при ближайшем рассмотрении оказывавшаяся идущей стройными рядами русской пехотой.
Впереди каждого из двух наших полков два рослых солдата несли один грандиозный букет цветов. Такие же букеты, только поменьше, несли также перед каждым батальоном и даже перед каждой ротой. Ко всему прочему, на груди каждого русского офицера красовался ещё и небольшой букетик гвоздик.
На протяжении нашего пути все городские тротуары Марселя были до предела заполнены огромным количеством ликующих французов, а балконы и окна его каменных домов – украшены тысячами гирлянд из разноцветных флажков союзных Франции стран, причём большая их часть несомненно состояла именно из русских и французских флажков.
Было такое впечатление, что, если бы не натянутые вдоль тротуаров оградительные канаты, переполненные восторгом люди непременно рванулись бы обнимать русских солдат.
Всё продвижение нашей колонны сопровождалось непрекращающимися восторженными криками экспансивных южан. А их прекрасные смугловатые брюнетки, не зная, как лучше выразить свои чувства к светловолосым богатырям, прибывшим из далёкой заснеженной России ради спасения их любимой Франции, посылали нам свои бесчисленные воздушные поцелуи и бросали в наши руки целые гроздья весенних цветов.
Большой восторг у встречающей нас публики вызвало также исполнение марширующими русскими шеренгами нашей любимой строевой песни, сложенной на слова пушкинской «Песни о вещем Олеге», два куплета и припев из которой были заранее, ещё в России, переведены и заучены на французском языке.
Сначала «завели песню» запевалы возглавлявшей шествие роты:
Как ныне сбирается вещий Олег
Отмстить неразумным хазарам.
Их сёла и нивы за буйный набег
Обрёк он мечам и пожарам.
Потом мощно прогремел подхваченный всеми, без исключения, шеренгами задорный припев:
Так, громче, музыка, играй победу!
Мы победили, и враг бежит, бежит, бежит…
Так, за Царя, за Русь, за нашу Веру,
Мы грянем громкое: «Ура! Ура! Ура!»
Особенно пронзительно, при этом, звенели строки про грядущее:
Скажи мне, кудесник, любимец богов,
Что сбудется в жизни со мною?
И скоро ль на радость соседей-врагов
Могильной засыплюсь землёю?
Но дальше опять следовал жизнеутверждающий припев:
Так, громче, музыка, играй победу!
Мы победили, и враг бежит, бежит, бежит…
Так, за Царя, за Русь, за нашу Веру,
Мы грянем громкое: «Ура! Ура! Ура!»
И на лицах марширующих солдат и офицеров вновь появлялись торжествующие улыбки, которые моментально, как в зеркале, отражались на лицах радостных марсельцев.
Огромный фурор среди французов произвёл, конечно, и сопровождавший одну из рот нашего батальона сибирский медвежонок «Мишка», передвигавшийся под контролем его добровольных поводырей рядовых Васьки Пыркова и Сёмки Сорокина. Он вызвал у них невероятный восторг и, естественно, в одночасье, стал неким персональным символом нашего Русского Экспедиционного Корпуса.
Впрочем, при проведении этого незапланированного парада русских войск чуть было не произошёл и небольшой конфуз: из-за несогласованности действий портовиков при нашей высадке с транспортных судов часть офицеров невольно отстала от своих подразделений, и те направились в город в составе общей колонны без командиров впереди своего строя.
Казалось, что в такой ситуации небольшой неловкости – никак не избежать…
Однако, помогла простая русская смекалка: одним и тем же младшим офицерам было оперативно поручено возглавлять, по очереди, помимо своих, ещё и эти «чужие» им роты до подхода их настоящих командиров.
Больше всех, при этом, «повезло» прапорщику Рохлинскому, который, по очереди, возглавлял, таким образом, аж, целых три «чужие» ему роты.
Для этого ему пришлось периодически оббегать с тыльной стороны дома, стоящие вдоль тротуара, чтобы вовремя стать во главе очередной оставшейся без офицера роты, проходящей маршем мимо восторженной толпы.
В результате, когда он проходил впереди солдатской шеренги, мимо одной и той же группы зевак, в третий раз, то ясно услышал сказанную одним из них, по-французски, замечательную фразу в его адрес: «Как же все русские офицеры похожи друг на друга!»…
Наш долгий церемониальный марш закончился лишь во временном лагере вблизи Марселя, отведённом нам властями этого города на краткосрочный постой.
По прибытии туда все нижние чины наших пехотных полков были немедленно оставлены, там, на попечение подпрапорщиков и фельдфебелей, а офицерский корпус почти тут же, в полном составе, направился обратно в город отметить своё прибытие на французскую землю.