Страница 5 из 14
– Ой, какие гости приятные! – радостно пробасил корчмарь. – Очень счастлив видеть. Чего изволите?
Ярослава Коробчонкова – хозяина корчмы – завсегдатаи называли Моряком. Он любил рассказывать истории о своей жизни на флоте: как служил еще у графа Орлова, как рубил турок в Чесменской бухте, как чуть не утонул в шторм и о других приключениях. Звучали рассказы неправдоподобно, но вещал он интересно.
Как именно моряк стал владельцем корчмы, никто точно не знал. Так или иначе, очарование, сообразительность и редкие, но показательные случаи жестокости помогли ему быстро занять солидное положение московских преступников. Помимо разлива пива сомнительного качества, он занимался скупкой краденого и сбором наводок на места с жирным уловом.
Марк попросил светлое и сухари с луком, Кляйн – темное и сельдь.
– Сейчас сообразим. – Корчмарь гавкнул приказ пробегавшей мимо девушке-разносчице. – Маркуша, говорят, вы с Андреем солдат бивали на той неделе?
– Так, по мелочи.
– Ну вы храбрецы! Все гудели про это, ко мне давеча даже полицмейстеры заходили, интересовались. Но я молчок, никому ничего.
– Совсем никому, совсем ничего?
– Вообще никому и ничего. Они обиделись, дубинками мне грозили, я весь изволновался…
– Ну, я благодарен. – Марк поморщился и положил на стойку рубль. Моряк выпрашивал чаевые вежливо, но настойчиво. – Какие еще новости?
– Да вот народ рассорился, сидят дуются друг на друга.
– Кто рассорился?
– Все сразу. Вон, сам посмотри!
Марк обернулся и заметил, что лихие люди в корчме разделились на две половины. Деление, кажется, произошло по географическим признакам: слева, под углом с иконами, сидели коренные московские воры, к которым относился Корча и еще пять человек. Справа, у окна, расположилась компания побольше – приезжие преступники из ближних городов и деревень. Обе группы тихо переговаривались и смотрели друг на друга с явной неприязнью.
– Что случилось-то? – спросил Кляйн.
– Да ерунда какая-то. Они уже несколько дней собачатся. – Корчмарь тяжело вздохнул. – Начали с того, что Сермяга якобы Мирослава обворовал. Потом стали говорить, что Мирослав с девчонкой Полушки блудил, а Полушка потом в морду Скорняку дал. А потом и Песковы братья разошлись, Пила взбесился… Ну и понеслось, теперь сидят вот, чуть не громить друг друга рвутся. Я уже не знаю, чего делать.
– А Иерей где?
– Пропал! Послал людей искать, думал, хоть он что-то сделает. Никто найти не может!
У преступной Москвы не было строгой иерархии, но были авторитеты. Опытные старики, наводчики и скупщики, вроде Моряка. А самым уважаемым из всех лихих людей был Иерей – настоящий ветеран, который начал работать еще при царице Елизавете, вскоре после каиновских арестов. Последние несколько лет он был неофициальным судьей, к которому прислушивалась и молодежь, и другие старики. Если его не могли найти – дело действительно плохо.
Моряк вдруг просиял и радостно хлопнул себя по лбу:
– Ребята, мысль есть! Давайте вы заявите, что всем по чарке проставите? Платить не надо, я бесплатно разолью. Может, даже по две. А вы поболтаете с остальными, повеселите.
– Зачем? – озадаченно спросил Кляйн.
– Просто красивый жест, люди порадуются, разговорятся. Может, пьяные замирятся. Ну нельзя так все оставлять, они ведь ко мне приходить перестанут. А то и драться полезут и разнесут здесь все.
– Даже не знаю. – Марк нерешительно пожал плечами. – Мы думали недолго посидеть и по домам…
– Да хватит телиться! И так еле заходите, всех друзей забыли! Вам что, жаль мне услугу сделать?!
Подельники переглянулись, молча обдумывая предложение. Первым сдался Марк:
– Ладно, открывай бочки.
Московские воры были людьми спорного качества. Профессия делала их подлыми, мелочными, недоверчивыми, а от спиртного многие становились буйными. Каждый был готов продать другого, и каждый об этом знал.
Но в редкие дни, когда они забывали о деньгах и постоянной угрозе тюрьмы, отдыхать с ними было одно удовольствие. Вечером 25 августа 1784 года случилось именно это.
Две бесплатные чарки на человека быстро сделали свое дело. Мирослава понесло рассказывать шутки. Какие-то из них даже были не слишком похабными. Сермяга оказался в чувствительном настроении и полез обниматься со всеми присутствующими. Даже Корча достал ложки и начал выстукивать быстрые мелодии.
Веселье, как заведено у отчаянных людей, было ярким и долгим.
Проснулся Марк ближе к полудню, на удобном, теплом стоге сена. Приподнявшись, он отметил, что лежит в углу небольшой конюшни. Голова болела, но не сильно, осуждающим взглядом его одарила только стоявшая рядом лошадь. Не худший исход.
Ощупав карманы, он с недовольством понял, что куда-то пропали его часы. Может, оставил в «Оленьей»? Отряхнувшись и умывшись водой из бадьи, вор-негоциант вышел наружу.
Вокруг жильцы Земляного города были заняты делами: таскали воду и дрова, громко, а местами и грубо спорили о ценах и хозяйстве, строили и ремонтировали дома. Из широко открытых окон пахло горячей едой и опилками. Сама улица была удивительно чистой: ни луж, ни мусора, ни конских яблок.
В последние годы город уверенно хорошел. Новые чиновники по большей части справлялись со своей работой, губернатор Чернышев энергично отстраивал вверенный ему город. Деревянные избы постепенно уступали место каменным домам, вместо грунта появились мощеные дороги. Москвичи привыкали к хорошему быстро и уже забыли бунты двенадцатилетней давности. В Белокаменной царил порядок.
Марк, впрочем, в этом порядке был лишней деталью. Люди вокруг него принадлежали к системе чинов и сословий, где у каждого было свое место. Каждому дозволялась своя доля: кому-то побольше, кому-то поменьше. Но каждый подчинялся правилам, взамен получая безопасность.
Воры действовали наоборот. Нарушая закон, они отказывались от своего места в системе империи. Они переставали быть привязанными к сословию или месту проживания и принимали, что в любой день их могут арестовать или убить. В обмен они получали редкую вольницу и возможность в какой-то мере вершить свою судьбу.
Марка такой расклад вполне устраивал. В системах ему всегда было тесновато.
Оказалось, что ночью он ушел от корчмы не так уж далеко. Внутри было пусто, в углах лежали осколки стекла. Моряк озабоченно возился с задвинутой в угол скамьей.
– О, живой еще! Ты смотри – ножку разнесли вчера. Ну что за люди! Я их горилкой домашней угощаю, а они вот так…
– Зато какой вечер получился. Это, Ярослав, инвестиция в довольных гостей. Слушай, а ты часы мои не видел?
– Видел, лежат у меня. Ты же их в залог оставил. Уже расплачиваться пришел?
– За что расплачиваться?
– За долг, за что еще. – Моряк нахмурился. – Только не говори мне, что ничего не помнишь.
– Так ведь… – Марк растерянно развел руками. – Какой долг?
– Карточный, Маркуша! Вы вчера карты достали, начали рубиться, меня затянули. Уж не знаю зачем, я-то шулер известный, еще и трезвый. Но ты сам настоял, а потом продул мне пятьдесят рублей.
– Сколько?!
Марк вдруг почувствовал слабость в коленях и сел на стол. Последним, что он помнил с вечера, был протягивающий ему бутылку Сермяга. Потом – темнота и тихий звон.
Моряк быстро мрачнел.
– Если сомневаешься, можешь у остальных спросить, они подтвердят.
– Вот же ты падла…
– Чего?! Сам падла! – Корчмарь раскраснелся. – Играть сначала научись! Платить когда будешь?!
– Не сейчас, у меня с собой нет…
– Жду до послезавтра. – Моряк вытащил из-за пояса длинный нож и демонстративно повертел им. – Или сам в твою лавку зайду, слышишь меня?
Марк уже выходил из корчмы, потирая внезапно разболевшуюся голову и сокрушаясь о дороговизне дружбы с низами общества.
Ярмарка
– Когда-нибудь пробовал кумыс? – спросил Анвар.
– Молоко это скисшее? Нет, не доводилось. А что?
– Да вдруг вспомнил. Странно: в детстве страшно не любил, даже от запаха плохо становилось. А теперь почему-то захотелось…