Страница 6 из 100
— Могу идти выполнять учебную задачу? — отчеканил я, хотя чувствовал что-то неладное. И это чувство не подвело.
— Эээ, задачу? Решишь задачу успеешь, — смущенно выдавил дядька, а потом сказал чуть погроме. — Ты осознаешь то, что вокруг происходит?
— Да, — сухо бросил в ответ, понимая, что шутки тут не уместны.
— Значит, ты… — мужик порылся в бумагах, уставился в один из листов и начал зачитывать: — Ты совершил попытку сорвать урок, выразился нецензурно в присутствии учителя, опоздал на занятия три раза за два дня, угрожал расправой… расправой… В общем, вот так.
— Что? Это бред! — крикнул я, с трудом удержавшись от крепких словечек.
Мужик стал на меня пялиться… Сначала хотелось плюнуть в этот жирный хлебальник. Но тут стало ясно, что дядька не полный упырь.
— Возможно, Лесовский, возможно, — скорбно покачал головой. — Я решительно ничего не понимаю.
— Чего вы… не понимаете? — прищурился я.
— На учеников многих школ (особенно экономного сегмента) частенько поступают жалобы, — психолог смущенно кашлянул, и неловко продолжил. — Учителя, руководство тех заведений… Они, так сказать, пытаются все решить. А тут…
— Меня топят, — продолжил я.
— Да. Все твои проступки как будто специально выставляются напоказ, чтоб собрать негативное досье. Знаешь ли, плохую характеристику. Причем, нет лишних слов о репутации школы и о страхе перед проверками. Возможно, я слишком глуп. Но не может один ученик вести себя слишком плохо. Должна быть, как минимум, группа. Среда, понимаешь ли, разлагающая личность ученика.
Психолог посмотрел в бумаги, будто бы разучился читать. Казалось, он был в полном шоке.
Ясное дело, что это подстава. Эмма решила меня взять без боя, просто закидав разным мусором. Но что толку с ее доносов? Почему усатый так офигел?
— Э… слушайте, погодите. Я сам своего рода, психолог. Так что хочу понять, — сказал я, стараясь во всем разобраться. — На меня пишут хрень, это ясно. Но что дальше? Какие проблемы вообще?
— Проблемы! — воскликнул дядька, будто его разбудили. — Да… они могут возникнуть. Если твое поведение не улучшится, то будет принято решение, что ты, к сожалению, не имеешь возможности обучаться в общественном учебном заведении. Тогда может быть решено перевести тебя в школу иного характера.
— То есть в психушку?
— Нет, просто в… другую.
— А если и там не заладится? — прикусил губу я.
— Не знаю. До этого редко доходит, — пожал плечами мужик.
— Но если вдруг как-то дойдет, — не унимался я.
— Если так, то имеется вероятность помещения неконтролируемого подростка в охраняемое учреждение на неопределенное время.
Вот оно как! Так и знал. Пока дрался с крутым врагом, мелкая крыса пробралась в штанину и укусила за член.
Это будет страшнее Мирона с гребанным Братством силы. Почему? Да потому что я понятия не имею, что с этим делать. Это не силовая атака, которую можно отбить; скорее интриги, законы и всякие правила.
Я, конечно, отличный юрист. Но это уже перебор. Эмма подговорила училок. Любое мое действие (особенно агрессивное) будет тут же записано. И будь я хоть командиром полка, не смогу изменить ситуацию.
— Марк Лесовский? Уважаемый ученииик! — послышался голос будто издалека.
Похоже, я выпал из разговора, думая о своем. Сейчас, это очень хреново.
— Да, слушаю вас, господин, — улыбнулся, старясь показать всю нормальность, которая у меня только была.
— Марк, я вижу, что ты не плохой. Мы можем вести диалог и находить взаимопонимание. Это отлично, — улыбнувшись, сказал усач, но тут же стал грустным.
— Иии? Что с того? Значит, мне ничего не грозит?
— Ох, не совсем. Вот это (мужик указал на бумаги) важнее глаз и ушей. Материал, увы, медленно копится. Я постараюсь сделать все, чтоб остановить это дело. Но… ты сам понимаешь. Спасибо за беседу, Лесовский. Ты… специфический мальчик.
— Но мне не место в психушке!
— Разумеется, да. Мы этого не допустим. Можешь идти на учебу.
Последние слова дядька сказал как-то торжественно. Он хотел показать, что все в норме. Только я понимал обстановку. И она была против меня.
Опять надо что-то решать. Да уж… к такой войне я пока не готов!
Когда вышел из кабинета, ко мне снова прилипли два бугая. Они проводили в класс, где заканчивался скучный урок.
— Разрешите присутствовать, госпожа. Прошу позволения пройти на свое место походным шагом без предварительного письменного уведомления, — сказал, когда пересек порог класса.
— Чтооо? — удивилась училка. — Садись, конечно, в чем дело?
— В том, что кто-то стоит раком и строчит говненые доносы за каждый неправильный пук, — сказал я.
Но сделал это так, чтобы было не слышно. На первых рядах кто-то прыснул от смеха, не получив, кстати сказать, замечания. Училка поморщилась, не разобрав слов, и продолжила рыться в учебнике.
Я отправился на место. Воевать с ней сейчас было бы глупо. Правда, новая угроза опять долбанула по яйцам в самый не подходящий момент.
— Ха, на всю голову стукнутый. Лесовский — маньячина, педофил мелкий, — послышался шепот, который я с трудом разобрал.
Резко повернул голову и заметил рослого пацана, которого вроде звали Виталик. Он широко улыбался и шептал обо мне гадости конопатой соседке по парте.
— Перестань, отвали, — зло прошипела девчонка.
Паренек увидел, что я смотрю и прошамкал губами «иди на…».
— Хех, иду, — тихо выдохнул я.
При этом долбанул эрией, отчего пацан ахнул, схватившись за голову.
— Тимченко, ты чего? — воскликнула наша училка.
— На луну воет, он типа оборотень!
— Ты вообще заглохни, Сосанин!
— Эээ, на кого бочку катишь…
Я, наконец, занял чертово место. Но в душе поселилось что-то странное, неприятное. Эмма не только пишет доносы, настроив учителей против меня.
Она еще подрывает авторитет, который удалось заработать в боях. Если так пойдет дальше, то все решат, что я черт. Когда человека прессуют, его репутация падает. Пусть даже это сто раз несправедливо.