Сын минувшего будущего

На первый таймер я проснулся весьма неохотно, сны мне не снились, и при пробуждении на минуту всё окружающее показалось именно сном. В салоне было темно и тепло. Я не с первого раза нащупал ключ зажигания и заглушил машину. Через силу достал телефон и установил таймер ещё на 2 часа, чтобы вновь завести машину и погреться. Глаза мгновенно склеились обратно, как только потух экран телефона.

Я проснулся с закрытыми глазами от того, что наступило пасмурное утро, дети уже, видимо, проснулись и прибежали к нам в кровать, наверное, даже включили тихонько мультики на телевизоре. Я лежал, отвернувшись к краю, по самую шею укутавшись в одеяло, и чувствовал, как дети ползают по кровати, переговариваясь в полголоса. Я старался не подать вида, что уже проснулся – было желание досмотреть такой причудливый сон. Конечно, я понимал, что окончание сна уже придумать не смогу, особенно если дети начнут усердно меня будить и отгонят последние ускользающие воспоминания. А они словно нарочно чувствуя моё отстранение, стали как заводные повторять «Папа, проснись!», «Папа – вставай!» сначала спокойно, а потом уже переходя в назойливые и истеричные причитания. Я только сильнее сжимал веки, выгадывая для себя последние сладкие секунды отдыха, уже понимая, что одними причитаниями не ограничится и вот-вот ко мне будет применена физическая сила. «Папа, папочка, ну просыпайся» – уже завывала со всхлипываниями старшая Ева. «Чего это она себя так накрутила?» – подумал я и тут же услышал сигнал сработавшего таймера. Дети затихли, я подождал второго сигнала и открыл глаза – я по-прежнему лежал плотно укрытый телогрейкой в том же салоне копейки, который был подсвечен с улицы через окна каким-то лучом света.

Всем телом физически ощутил контраст, между уютным сном и реальностью – глаза щипало, они слипались обратно, тело затекло, лицо и ноги подмёрзли – совсем не так, как несколько секунд назад было в моей кровати дома. Таймер продолжал сигналить, опять с превеликим трудом я повернулся на спину, чтобы извлечь телефон из кармана. В салоне стало явно холоднее, но всё же ещё терпимо. Немного поразмыслив, я решил пока оставить всё как есть и продолжить спать, не найдя в себе силы пересаживаться в кресло водителя и заводить машину. Таймер тоже решил не ставить, а понадеяться, что при падении температуры ниже комфортного уровня организм подаст сигналы и я проснусь. Накрывшись снова телогрейкой и повернувшись на бок, я закрыл глаза и попытался мысленно вернуться в только что прерванный сон, от досады у меня стоял ком в горле и очень хотелось плакать, но по-настоящему этого я не делал, наверное, уже больше двадцати лет. Тем временем, до утра оставалось ещё два-три часа.

А если я не один?

На этот раз я проснулся от назойливого стука в стекло. Температура в салоне была уже практически нулевая, у меня замерзал кончик носа. Я открыл глаза – было ещё темно – повернулся на стук и разглядел за стеклом папу в отблесках далекого фонаря. Я открыл фиксатор пассажирской двери и стал медленно принимать вертикальное положение.

– Доброе утро, ты как, нормально? – просунулся он сразу с вопросами.

– Доброе, бывало лучше, замерз немного. Который час? Уже пора идти? – голос ещё хриплый, губы еле ворочаются.

– А чего мотор не заводил? Время уже 6:30, никуда идти не надо, едем на работу.

– Какую работу? Зачем? Почему так рано? – так же вяло бормочу я.

– Ну я же вчера сказал Наде, что мне надо машину на завод Гришке показать, помнишь?

– Наверное помню. А мне тогда куда деваться? Договаривались же вроде сегодня дома посидеть, обсудить план действий. Всё отменяется?

– Поедем сейчас на завод, мне на работу надо, сегодня совещание с директором, а ты пока посидишь у меня в кабинете. Потом обсудим план.

– Ну ладно, давай, а меня на завод-то пустят? У меня же паспорта нету, – уже немного приходя в себя сообразил я.

– Да не нужен никакой паспорт, я так проведу.

– Ладно, поехали, только чур ты за рулём, – перешёл я на шутки и принялся укладываться обратно, намереваясь по дороге ещё поспать в тепле часок-другой.

Пока он заводил и прогревал машину, протирал стёкла, зеркала, я заснул обратно чутким сном без сновидений под наизусть знакомые шлягеры, доносившиеся из включенной на волне Авторадио магнитолы. Папа пытался продолжить разговор и даже хотел изложить свои мыли, которые ему явились этой бессонной от переживаний ночью, но я вежливо поставил разговор на паузу, сославшись на чудовищное недосыпание и плохо соображающий пока что мозг.

По дороге я несколько раз просыпался от толчков на кочках, от резких поворотов, от гудков машин и сразу же старался уснуть. Продвигались мы медленно, видимо уже стояли в пробке. Папа негромко в типичной манере сам для себя комментировал творящееся на дороге:

– Ну куда, ну куда ты лезешь? Как я тебя пропущу?

– Ну и что ты бибикаешь? Надо – проезжай.

Наконец, в очередной раз проснувшись, я почувствовал в себе силы начинать новый день. Полежав ещё минуту с открытыми глазами, привыкая к свету и звукам, я приподнялся и огляделся. Мы по-прежнему волоклись в пробке в свете множества фар. Местность за окном я не узнал, потому что было ещё темно и пасмурный горизонт едва-едва начинал подсвечиваться снизу восходящим солнцем. Механические часы в салоне показывали 7:35.

Заметив моё пробуждение, папа повеселел, пожелал доброго утра и указал на свой дипломат на заднем сидении, в который услужливо припрятал мне на завтрак варёное яйцо и бутерброды с сыром. Приведя пассажирскую спинку в удобное для сидения положение, я достал свой завтрак и приступил к трапезе, попутно описывая свой не слишком приятный ночной опыт. За эти 6 часов я однозначно зарёкся повторять подобный эксперимент даже в случае крайней нужды. Уж лучше рассказать всё семье, надеясь на лучшее, и ночевать хотя бы на полу в тёплой квартире. Попутно выяснилось, что едем мы где-то в районе ВДНХ и пробка, видимо, из-за перекрёстков.

Запив завтрак остатками немного подогревшейся воды из вчерашней бутылки, я почувствовал себя вполне сносно и, наконец, предложил папе начать рассказывать и расспрашивать.

– Я полночи не спал от волнения, всё думал про твои рассказы, про это невероятные события, как такое в принципе возможно. Еле удержался, чтобы Наде про это всё не рассказать. Это всё настолько невероятно и волнительно, что даже не знаю, о чём спрашивать. Раз ты не хочешь рассказывать про личное, тогда, расскажи, кто после Ельцина станет президентом? Что станет с нашим внешним долгом? Станет ли после 2000 года жить лучше?

«Ну вот и приплыли…» – подумал я. Уже почти забылись «нынешние» времена, когда каждый гражданин, от мала до велика, с замиранием сердца ждал результаты очередных выборов Думы или президента, обсуждал, спорил с пеной у рта. Чего только стоила ставшая крылатой в моей семье фраза деда по папиной же линии, тоже Сергея – «Ну хорошо, а вот скажи мне, ты за кого голосовать будешь?», и какой бы ты ответ ни дал – спора было не избежать. Почему-то всем казалось настоящим спасением избрание какого-то другого президента, как по волшебству, вдруг всё вокруг поменяется, поменяются и они сами, сами избиратели, моментально перестанут жечь кнопки в лифтах, курить в тамбурах и бросать окурки на рельсы.

Однако, отвечать что-то было нужно и я начал осторожно издалека.

– Понимаешь, ответить-то я могу, но не хочу портить отличный сюрприз от Бориса Николаевича, который он сделает 31 декабря 1999 года в новогоднем обращении. Скажу так: довольно скоро в российской политике многое поменяется в лучшую сторону. Появятся новые лица, которых сейчас даже и знать никто не знает. Нового президента вы тоже пока не знаете, по крайней мере не настолько хорошо, как основных претендентов.

– Не понимаю, как это возможно? Ельцин еле-еле выиграл у Зюганова, до выборов остаётся два года, Ельцин же на третий срок не сможет баллотироваться, у Зюганова все шансы. Как сможет победить какой-то загадочный новый кандидат?