Страница 7 из 15
Впрочем… Отчаяние у каждого своё… И Мечта – своя… И Вера… И Дар… И Путь…
«До самого красивого никогда не дотянешся!».
Разве ты, Веничка, этого не знал?
– Да знаююю, конечно… Но хочется… неги…
Он всё равно будет рваться в Петушки! До самого края…, своего обрыва!
А крылья? Нам же обещали, что вырастут крылья! Стоит лишь прыгнуть с обрыва… Таки не злорадствуй, обыватель! Выросли! Есть Книга На Века!
Века… Время… Опять оно… Что же: «всё боится времени, а время боится Сфинкса… И пирамид… Время, Веничка, – дело тонкое…».
Черский не пошёл сегодня на традиционную вечернюю прогулку в свою любимую лощину, что не каким-то уж серьёзным каньоном, но впечатляющим разломом земной тверди уходила вниз от дома к морю. Он намеревался сегодня лечь пораньше, чтобы и встать пораньше. Завтра к вечеру приедет «Гоша Кит». И нужно всё приготовить, чтобы достойно встретить старого друга! И нужно, тем не менее, поработать до его приезда… Поработать – всегда! Хоть два часа… Закон! Не правило, а просто уважение к своей профессии… Тем более творческой, беспокойной и хоть и не регламентированной временем… а… забирающей всё время…
Савва Арсеньевич всё повторял про себя «он», думая о Грише, а в «уходящем» куда-то, в некую лощину, сознании звучал уже не «он», а «ом», сакральная мантра «начала и силы»… И Алиса успокаивала, напевая:
Ловлю я бабочек больших
На берегу реки.
Потом я делаю из них
Блины и пирожки…
И ему уже чудесится Набоков со своим сачком…
* * *
Вот автор скандальной «Лолиты» хочет поймать очень красивую бабочку… А Саввик кричит:
– Нельзя! Это не бабочка! Это душа моей Млады!
Любитель нимфеток презрительно отвечает:
– Млады? А может моей Лолиты? Тоже молоденькая! Ах вы путаник «беспутаный»… Постмодернистский, «постмадерный», «хер… есноваторный»… Ха! С бесёнками в душе, но без путан, без «Хереса» и «Мадеры»… Ну-ну… Пьёте-то что? Ааа… Естественно… Вот и не можете осмысленно изложить даже… А ну-ка, скажите мне…, вот так сразу, на вскидку…, пять добротных предложений на вот эти пять глаголов неопределённой формы… Идут подряд: «Пора собраться встать пойти купить выпить»… То-то! Писать он собрался! Ишь! А это двойное утверждение, означающее отрицание: «Ну да, конечно!», эту великую русскую ехидность… вложи в уста… ну, допустим, Млады твоей, или Кащея, или Бабы Яги… Тоже дай мне три предложения в прямой речи… Эмоциональные, глубокие, яркие…
– Скажи-ка, Вова Вовыч, вот что… Честно только… Ты для эпатажа, для скандальной известности написал «Лолиту»?
– Ну… В определённой мере… Но, разумеется, задачи были… не только…, психологическое подполье, человеческое…, его греховность и жажду… чуда…, новой тайны…! И, главное, я расслышал, как тысячи нимфеток Гумберт Гумбертов возжелали… правды…
– И сладенького, лакомого…
– И его… – Набоков внимательно посмотрел на Черского. И через миг вновь предпринял «защиту нападением» – А что? А вашим этим «пелевиным-сорокиным-прилепиным» можно? Генри Миллера и Веничку я не трогаю. Это из «великих»…
– Подожди… У тех троих, что ты перечислил вначале, более нецензурных словечек, брани, нежели чем эротики… неприкрытой… и хватающей за горло…
– Да всего там… Драма в жизни и драма жизни лишь слабовата… О слоге и стиле вообще молчу… Понятно – дворяжки.
– А что? «Зачем живём?» чеховское уже будто бы немодно… Избито…
– Души ваши искалечены, всё с червоточиной… И райские яблочки их… Всё – одни понты «двор-терьеров»! Видно́ воспитание… Знаете, Савва Арсеньевич, я не намерен более пикироваться… И уж вы, сударь, извольте более не хлопотать лишь для того, чтобы употребить в мой адрес какую-либо колкость… Вам это не идёт… Мы – дворяне! Я надеюсь – вы это не забыли?
– Не забыл, уважаемый Владимир Владимирович. Но и вы соблаговолите учесть, что мои одесские дворы наложили печать… характерного жаргона… и… своеобразного воспитания…
– Что вы, батенька! Я ценю одесский жаргон! Я клоню к тому, что о бранной, нецензурной речи давайте, милейший мой, не говорить более… Не люблю… Это – особая вещь в словесности, приемлемая только в тех случаях, если это «код», т.е. это общение каторжников, маргиналов, портовых грузчиков и сержантов… Я с этой средой не знаком-с. Не интересуюсь! Так вот: психологизм в литературе и это «зачем живём?» – вечная тема! И – главнейшая! Да, стилей и жанров много. И это – прекрасно… И свежо должно быть… И новая тайна… Всё так… Я и сам каждый роман пишу по-разному… Это у читателя должно остаться длительное послевкусие, а я – всякий раз «делаю» себя новичком! Мастерства, главное, не терять! И писать не «про героев», а про себя! Кожу сдирая, обнажая всё! Но! Но я люблю косвенность! Да я пишу «цветистыми», часто сложносочинёнными, длинными предложениями… Но это – атмосфера! А о предмете разговора… Люблю аллюзии и реминисценции… Я люблю «от бортика» попадать в «неожиданные лузы»… Этот приём… э… «отстранение – остранение»… – это то, что любит человеческий мозг. Тайна, отстранённость и странность! Я жалею, что свои вымыслы не всегда смог… (или не захотел!) глубже поместить в гулкие раковины тревоги и трепета, когда ожидание казни буквально сводит с ума… И героя, и читателя… Моя «Защита Лужина»… Моё «приглашение на казнь»… Когда лишь скрип тяжёлых ботинок палача или убийцы на лестнице… Его хриплое дыхание… И то же самое с эротическими сценами… Я не пишу о блуде…, о похоти… Я пишу о страсти, о вожделении, о тех соках в организме человека, которые не менее важны, чем кровь. Эти соки могут быть и свежим, жизнетворным нектаром…, и ядом… Смертельным! И опять – косвенно… Заглядывая в будуар! Вы бывали в кабаре «Crazy Horse», в других? На сеансах изысканного стриптиза… Девушек соблазняли? Вот! Вы же не подножку ставите, не петлю накидываете!? Вы фалуете, взлелеиваете… Вы прикармливаете, так аккуратненько рыбачите… Словно отстранённо… Но сами вы чувствуете, как поднимается волна желания… И должен чувствовать и сочинитель, и читатель. У него должно загореться воображение! У него должен «встать»! А у неё «намокнуть»! Это не герой залез ей в трусы и щекочет клитор, это ты, сочинитель! И нужен взрыв! Обязательно! Пусть «кончит»!
Писатель, почти ставший нобелевским лауреатом, не соглашался на «почти» в своих романах. Вот и сейчас он вдруг вскочил, схватил свой сачок и быстро помчался по склону за какой-то бабочкой… Наверняка красивой… И молоденькой в его воображении!
Кто-то нежно провёл рукой по затылку Саввы. И нежно поцеловал в лоб… Ах, это Алиса! Нашёптывает:
Если мир подлунный сам
Лишь во сне явился нам,
Люди, как не верить снам?!
Спи… Сп-и-и… Са-а-в-в-а-а…
И новый сон.
– Так это всё-таки ты, «Кащей», толкаешь меня в литературный бред, в это Зазеркалье? – спросил одессит Александра Александровича, сидящего со скучающим видом у окна вагона-ресторана и ждущего заказ.
Арецкий с холодным любопытством поглядывал то на Алису, то на Черского. Отказать себе в метафоричности и ёрничании он, разумеется, не мог:
– Пришла пора подумать о делах:
О башмаках, о сургуче, капусте, королях.
И почему, как суп в котле,
Кипит вода в морях… –
Никого я не толкаю… Вы сами, господин из Одессы, споткнулись! На Новой Игрушке… Игре слов и звуков… Решили в Слове искать мелодию, в мелодии – фразу… Желаете заново «родить» Слова? Ну вы ответьте для начала: почему слово «стебанул» имеет два значения: подшутить и ударить резко, хлестнуть? Не проще ли «ст» убрать?