Страница 7 из 13
– Что?
Мне стало страшно, что она скажет, что Таню исключили. Таня не ходила в школу с того дня, я насмелился и спросил Татьяну Юрьевну, а она сказала, внимательно глядя на меня:
– А ты зашёл бы, Володя. Людям необходимы друзья. Особенно в беде. А Таня сейчас в беде.
– Я заходил, она… я не застал её ни разу.
Тамара Ивановна покачала головой:
– Таню не исключили, если ты это хочешь знать, этого я им не позволила. Она будет сдавать экстерном после каникул. Так что… в школу не вернётся. А ты зайди. Таня девочка славная, хорошая, вам не надо расходиться, как бы ни складывалось. Ведь так?
– Я её люблю! – вдруг выпалил я, наверное, так долго молчал, а мне хотелось говорить, петь об этом, так давно хотел сказать самой Тане, а она будто в крепость спряталась от меня.
Тамара Ивановна улыбнулась, покачала головой и погладила меня по плечу.
– Ну, тем более. Не отказывайся тогда…
А спустя всего несколько дней и моих бесплодных попыток поговорить с Таней, или встретить её перед самыми каникулами, когда, я был уверен, я её найду, Кира заговорщицким тоном проговорила:
– Таню в больницу отправили Володь, в Областную.
– Что… почему? – как-то глупо проговорил я.
– Мне мама её сказала. Положение серьёзное. У Тани же на сердце была операция в детстве… Ты не знал? Ну и вот… чем теперь дело кончится, не известно. А ещё… Марат сбежал.
Последние слова не сразу дошли до меня. Как-то много сразу сообщений всего в нескольких словах: Таня в больнице, у Тани операция на сердце и ещё Марат…
– Чего? – проговорил я, чувствуя себя идиотом, и посмотрел на Киру.
– Я говорю, Марат сбежал из тюрьмы. Ну, то есть не из тюрьмы, он на экспертизе какой-то был, и… Как будто узнал, что с Таней тут неладно. Но как он мог узнать?.. Теперь, наверное, при Тане там засаду устроят, как думаешь? – Кира, по-моему, говорила сама с собой. Мне всё равно, что на её Марата засада, хоть пять, я услышал главное: я знаю, где Таня, и я её увижу.
Я подхватил сумку и стремглав бросился из школы.
– Володь! Володя, ты куда?!
Я уже не слышал Киру, но она скоро нагнала меня, остановив у перехода, когда я едва не бросился прямо перед самосвалом.
– Что ты… как сумасшедший… – проговорила Кира, крепко держа меня за локоть. – Чего полетел-то? Автобус до Пскова только через час.
– На папиной машине поедем. Щас из дома позвоню, нас отвезут. Поедешь? – спросил я.
– Конечно! – обрадовалась Кира. – Только, Володь, я домой зайду, предупрежу, и к тебе, не уезжай без меня, ладно?
…Он кивнул, и точно как сумасшедший. А во мне работала мысль ещё со вчерашнего дня, когда я вечером узнала о Таниных злоключениях от мамы. Они с отцом обсуждали это на кухне, но нарочно громко, чтобы я слышала, как мне кажется.
– Привезли позавчера вечером с угрозой выкидыша, ничего не предвещало, только анемия была и довольно значительная, не понимаю, почему мать не предпринимала никаких мер. Тем более, оказывается, у Тани оперированное сердце, не знаю, можно ли ей вообще было беременеть. А утром стал нарастать ДВС-синдром. То ли всё же аборт начался или ещё какая-то причина, но в тяжелейшем состоянии её увезли в Область. Сейчас уже лучше. Если всё неплохо завтра переведут в палату из реанимации.
– Может она сама? Приняла что-нибудь? – негромко сказала бабушка. – Что там пьют… какой-нибудь йод…
Все помолчали, потом мама снова отчётливо сказала и я снова поняла, что это для меня:
– Возможно…
– Тогда не сама, это ещё надо знать, что принимать, – снова вполголоса проговорила бабушка, не понимая воспитательной роли этого разговора, при котором я не присутствовала, но должна была всё слышать. А потому ещё добавила: – Лену жалко теперь, она так надеялась, что внук будет… Марат-то сбежал. От-ить, ведь всесоюзный розыск объявили, найдут – расстреляют. И внука теперь ещё не будет, как все сразу-то…
– Что ребёнка ей было всё равно не выносить, теперь ясно, странно, что раньше выкидыш не случился. С таким анамнезом всю беременность женщины на сохранении проводят. Детей может и не быть больше…
Вот за все эти новости и, особенно, за последнюю, я очень уцепилась и поспешила домой. Теперь мне надо было предупредить бабушку, которая оказалась очень недовольна, что я «общаюсь с этой девчонкой».
– Бабушка, когда Таня была дочкой писательницы и журналистки, это было очень хорошее знакомство и полезная дружба, а теперь? – дерзко сказала я.
– Кто знал, что она такими вещами занимается, эта «дочка»?
– Бабуля, я просто навещу подругу и всё. К тому же Володя меня отвезёт. Он шофёра своего отца попросит.
– Володя… И Володе нечего там делать, если он твой кавалер. Или что он, и нашим, и вашим? С вами обеими дружит? А жениться как будет?
И вечером мне ещё устроят головомойку по этому же вопросу. И тоже будут пытать, зачем ездил Володя, просто чтобы меня отвезти, или тоже хотел навестить Таню. Как я могла им сказать, что это я за ним увязалась? Что это он хотел видеть Таню? И больше того, заявлял, что Танин ребёнок от него? Врал, конечно, я знаю, но это ещё хуже…
Пока бабушка ворчала, следуя за мной по комнатам, я никак не могла сделать то, ради чего пришла, потому что предупредить, что поеду в Псков, можно было и по телефону. А мне нужно было…
Наконец, я смогла остаться одна, потому что зазвонил телефон, и бабушка, усевшись поудобнее в кресле, увлеклась разговором со своей подружкой, а они могут болтать сутками, и я взяла то, что собиралась. Тот же транквилизатор, что я уже использовала летом, чтобы с Таней произошло то, что теперь вот так трагично заканчивается. Но я думала, что если Володя, несмотря на то, что я ему наврала о давних отношениях Тани и Марата, несмотря на то, что ребёнок был не его, и Таня ему изменила, несмотря ни на что всё равно рвётся к ней всё больше, и если сообщение о том, что Таня теперь ещё и бесплодна, не произведёт на него впечатления, я сделаю то, что задумала вчера, пока слушала, о чем говорили мои родственники. Потому что теперь, когда ребёнка у Тани не будет, что может помешать Володе, быть с ней? Если до сих пор ему ничто не мешало этого желать?
Таня только из-за ребёнка, не желая обременять Володю, держала его на расстоянии от себя, куда там, какое благородство! Как я ненавижу её и за это тоже! Любая другая на её месте воспользовалась бы случаем и женила самого завидного жениха на себе. Тем более что он сам только и мечтает об этом. А она… Но теперь незачем даже и благородничать, теперь вон как он летит, чтобы видеть её, конечно, я уже никак этому не помешаю. Если только… не осуществлю задуманное. Или не смогу внушить Тане, что ей, убогой, недостойно морочить голову парню, что его родители никогда и ни за что её не примут. Но на это я не слишком рассчитывала…
До Пскова ехать минут сорок, но если поторопиться за полчаса можно, дорога хорошая, мой отец и озаботился пару лет назад и поговаривал, что нужно строить ещё. Как он говорит: «Много дорог не бывает!», что ж, я рад, что мы по хорошей дороге едем так быстро, хотя всё равно недостаточно быстро. Кира всю дорогу рассказывала в подробностях, как с Таней нехорошо, что она едва не умерла, а теперь после всего не сможет иметь детей. Это, конечно, прискорбно, но какое это имело значение, если Таня могла умереть? И все из-за братца Киры!
– А ведь он к ней сбежал, Володь, представь! Из института Сербского, кто сбежит, а он сбежал. Вот какая любовь…
Это так злило меня, что я не выдержал и повернулся к ней, мы сидели рядом на заднем сиденье и то и дело подскакивали на пружинах от скорости. Я сто раз пожалел, что не сел впереди, на «штурманское» место. Я повернулся и спросил:
– Твой брат, что, татарин?
– Поч-чему татарин? – наконец-то растерялась Кира, отодвигаясь. – Прадед бурят был… шаман известный.
– И что, у них так принято? У бурятских шаманов? Вот так с девушками действовать?
Кира смешалась и замолчала, мне казалось, она говорила всё это не только для меня, но и для водителя, чтобы как можно больше людей знали о Тане и всём, что происходит с ней.